Расписание выкладок

[yurionbb]

Дата выкладки	Автор(ы)/Переводчик	Иллюстратор	Ссылка на работу
3 июля	shizandra и Laise	Dejavidetc	"Время золота, время серебра" (Виктор/Юра, Отабек/Юра, ОМП/Юра, Виктор/Юри, Крис/Джей, преслэш, юст, слэш, тотал!АУ, экшн, постапокалиптика, приключения, NC-17)
6 июля	Птичка на проводе	Kyanite	"Escape" (Юрий/Отабек, Юрий/Жан-Жак, AU, драма, NC-17)
9 июля	Aurus	Kissyushka повторно: ISSKRA	"Я с тобой" (Виктор/Юри, триллер, саспенс, ангст, PG-13)
12 июля	freir	Трандуилушка	"Песнь воина"(Юра, Отабек, романс, hurt/comfort, R)
15 июля	Maiolaine	Minati	"Слышишь ли ты, как бьется мое сердце?" (Пхичит/Юри (и наоборот), романс, NC-17)
18 июля	ulionich	Солар	"Всё, что хочешь" (Виктор/Юри, АУ, флафф, юмор, ангст, PG-13)
21 июля	Птица СИРИН	LI_sonok	"Звездные тернии" (Юрий Плисецкий, Отабек Алтын, Виктор Никифоров, Юри Кацуки, Яков Фельцмен, Лилия Барановская, драма, PG-13)
26 июля	кэцхен_восемь_жизней_назад	Laviko	"Пока течёт вода" (Виктури, мистика, драма, романтика, R)
29 июля	Мар(т)	iris M	"Счастье" (Виктор/Юри, мистика, PG-13/R)
6 августа	Soul of Black Raven	iris M	"Узы" (Юри/\Юра, Юри/\Виктор, Юра/\Виктор, Виктор/Юра\Юри, PWP, мистика, NC-17)

запись создана: 27.06.2017 в 20:58

@темы: расписание выкладок, Big Bang 2017, организационное

---

The End?

[yurionbb]

Вот и закончился YoI Big Bang.
Мы были рады видеть всех участников и всех зрителей. Каждого из вас. Спасибо что пришли, участвовали, читали и комментировали! И надеемся, вам тоже понравилось! Было круто! =)
Посмотреть выложенные работы можно по тегу или в посте расписания выкладок.
Всем удачи и до следующих встреч!

@темы: Big Bang 2017, организационное

---

Узы

[с Мировым Деревом на голове]

Название: Узы
Автор:  Soul of Black Raven
Артер:  iris M
Бета:  Sabaku no Shukaku,  Mritty, вычитка:  Rileniya
Размер: 17431 слово
Пейринг/Персонажи: Юри/\Юра, Виктор/\Юра, Юри/\Виктор, Виктор/Юра/Юри
Категория: слэш
Жанр: PWP, мистика, романс
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: ER трисама, немного мата, ОЖП и ОМП, кинки: минет, римминг, фельчинг, лёгкий кроссдрессинг, игры в д/с и др.
Фик относится к циклу Инь и ян для троих
Краткое содержание: Юри, Виктор и Юра приезжают отдохнуть в Сирахаму, но отличного отпуска не получается: их отношения оставляют желать лучшего — все напряжены, у всех свои тайны, которые нарушают устоявшееся между ними доверие.
Размещение: запрещено без разрешения автора
Ссылки на иллюстрации: 1, 2
Ссылка на скачивание текста без иллюстраций: .docx AO3

— Не советовала бы я вам селиться сюда, молодые люди, если не хотите проблем.

За дверью их номера стояла щуплая пожилая женщина в кимоно и в очках. Юри моргнул и разогнулся, отпуская откинутую крышку чемодана. Его приветственный поклон старуха проигнорировала.

— Это почему? — удивился Виктор. — Вы заходите, мы не кусаемся.

— Виктор! — воскликнул Юри. Строго посмотрел на Юру, который, судя по лицу, тоже собирался ляпнуть что-то не очень вежливое. — Простите его э-э-э… госпожа. Что вы хотели?..

— Предупредить, — зловещим шёпотом произнесла незнакомка. — В этом номере умерла женщина. Её жестоко убили. И теперь это место проклято. Плохое место, много злой энергии. Много… — она забормотала что-то под нос и засеменила вон, исчезая из поля зрения. Юри окликнул её, выглянул в коридор — женщина скрылась в одном из соседних номеров.

— Отличный курорт выбрал, Юри, — съязвил Юра.

Юри потупился. Ему стало не по себе.

— Выбрать гостиницу предлагали тебе, но ты послал нас нахуй, сказал, только чтобы «нормальная была», — вклинился Виктор. — Мы обзвонили знакомых, кто был в Сирахаме, нам назвали два рёкана и эту гостиницу. В рёкан ты не захотел.

— Я вообще не хотел куда-то с вами лететь! Тошнит от ваших рож! А теперь ещё любоваться на них двадцать четыре часа в сутки! — заорал Юра. — Юри, ты ведь живёшь в Японии, не знаешь, что ли, когда тут тайфуны?

— Я живу на севере Кюсю, а не на юге Хонсю! — попытался оправдаться Юри.

— И тайфуны вряд ли приходят по расписанию, — резко добавил Виктор. — Юра, прекрати обвинять Юри. В каком тоне ты вообще разговариваешь?!

— Да ебал я это всё! — Юра схватил свою спортивную сумку и гордо направился к выходу, зло ворча: — Жаль, самолёты сейчас наверняка не летают, а то бы свалил обратно.

— Юра, ты куда? — испугался Юри.

— Здесь ещё одноместные номера оставались. Счастливо вам тут окопаться.

— Но тайфун может и не задеть нас! Или быстро кончиться! Возможно, нам не придётся… всё время сидеть здесь, — договорил Юри уже шёпотом, потому что Юра и вправду ушёл.

Юри выбрал для отдыха курорт Сирахама, к югу от Осаки, надеясь и отдохнуть, и просветиться. Место было знаменито онсенами, неподалеку раскинулся целый анклав буддийских святынь, паломнические тропы и другие интересные достопримечательности. Он думал, что Виктору должно понравиться, а Юре просто надо сменить обстановку, кардинально. Потому что на привычные стены тот уже смотреть не мог, при упоминании катка бледнел и зеленел. Столько тренировался, что даже в обморок однажды грохнулся. Но акклиматизация у Юры происходила быстро, так что пяти дней, отведённых на… как там говорил Виктор? Выдыхай, бобёр? Их должно было хватить, чтобы развеяться перед новыми тренировками и соревнованиями. Но у Юри тоже не всё клеилось, он часто падал, не мог собраться с мыслями, думал о Викторе, о Юре, о том, что они стали чаще ссориться. Госпожа Барановская со знанием дела называла это кризисом двух лет, который у них задержался. Или затянулся?

Но пока летели в Сирахаму, Юра извёл их вопросами «зафига нам это, лучше бы тренировались!». Его бесило, что даже Яков Фельцман выпнул его с катка. Виктор наоборот был не прочь отдохнуть. Он тоже устал, Юри это видел. Спал плохо, из-за чего-то дёргался, чаще ругался на Юри во время тренировок, и Юри это совсем не помогало взять себя в руки.

Потакая Юре, Юри выбрал гостиницу на европейский манер — в Сирахаме были и современные гостиничные комплексы, и рёканы, куда Юри с Виктором с удовольствием бы заселились. Юри рассказывал Юре, что в одном здании бывают номера в европейском стиле и в традиционном. И один номер может быть поделен на евро- и татами-зоны, даже показывал фото на нетбуке. Но Юра отвергал все варианты, хотя Юри видел в его глазах заинтересованность. Вредничал, не иначе. Девятнадцать лет оказались таким же сложным возрастом, как и все предыдущие годы.

Подозревать, что идея с отпуском провалится, Юри начал, когда он забыл билеты и пришлось на полпути возвращаться домой. Чуть на рейс не опоздали. Русские говорили, это плохая примета. В самолёте Виктор пил, а Юра смотрел на планшете записи видео с выступлениями соперников, пока Виктор не отобрал и не стёр всю папку с видео. У Юри сердце упало в пятки и под рёбрами поселилось дурное предчувствие, он попытался успокоить Юру. Но в итоге они все страшно поругались. А сейчас, когда внесли чемоданы в их трёхместный номер, Юра ворчал, что мог бы и дома сидеть, пялиться на осенние дожди. На всём южном побережье объявили штормовое предупреждение.

— Юри, солнце моё, не вини себя, — Виктор обнял его, взлохматил волосы. — Пусть один посидит, перебесится, заскучает — и тогда вернётся к нам. Он после перелётов всегда дёрганый, ты же знаешь.

Юри слабо улыбнулся.

— Да. Но это всё равно как-то неправильно.

— Неправильно как раз поведение Юры, — отрезал Виктор. Вздохнул и потёр лоб. — Ничего с ним не случится, если на улицу не полезет… — Виктор запнулся, понимая, что только подбросил беспокойства. В животе у Юри сжался холодный и тяжёлый ком. Юра любил бродить куда глаза глядят, когда ему надо было остыть, подумать. Он мог, конечно, завалиться на кровать и слушать плеер на полной громкости. Тут не угадаешь. Но если пойти проверять или просить не выходить, то точно же вылезет на улицу в дождь и ветер, назло.

— Надо будет его проверить через пару часиков. Просто спросить, как обустроился! — Юри поправил очки.

— Ты тревожный зануда, знаешь? — вздохнул Виктор. И тут же улыбнулся с хитринкой. — Зато мы вдвоём тут. Одни. Как давно мы не могли себе этого позволить?

— Когда ты взял перерыв из-за травмы, и мы улетели на Чемпионат Японии, оставляя Юру на Чемпионате России?

— Больше полугода назад! И это не считается, — Виктор смешно надулся.

— Юра сказал, что устал от нас. Ты тоже?.. — устал от меня, хотел сказать Юри, но не смог.

— Я просто устал, — Виктор отодвинулся. — Давай потом разберём вещи? А сейчас сходим пообедаем? Умираю, есть хочу!

— Только не напивайся!

— Рюмочку за наш приезд надо обязательно!

— Хорошо, — кивнул Юри. — Рюмочку.

— Да, мамочка, — пискляво ответил Виктор и усмехнулся. — Улыбнись, ну! — Виктор пощипал его за щеки, и Юри почувствовал, как к ним прилила кровь. — Всё хорошо!

Но почему-то голос Виктора звучал немного фальшиво.

***

Погода портилась прямо на глазах, пока они сидели в ресторане и обедали, но вопреки этому Виктор терзал туристический буклет и время от времени восклицал «Юри! Смотри! Вот сюда точно должны сходить!». Юри кивал и грустил. Ему было неспокойно. Не то чтобы его напугало предупреждение соседки, но… он был немного паникёром. Например, то, что он умудрился подавиться два раза, а Виктору вино попало не в то горло. Случайность? Или они нацепляли на себя злую энергию? А Юра? Как он там? Вдруг он пойдёт в ванную, поскользнётся, расшибёт голову, и никого рядом не будет? Или у него опять упадёт давление, и он потеряет сознание? Такое уже бывало несколько раз. И голову расшибал, и сознание терял.

— Юри, — Виктор щёлкал перед его лицом пальцами, — я тебя уже три раза позвал.

— Извини. — Юри ковырнул свой салат. — Давай вернёмся в номер?

Может, Юра вернулся.

Виктор помедлил с ответом, но кивнул.

— Я закажу в номер шампанского.

Хотелось воскликнуть «Ты правда веришь, что без Юры мы сможем веселиться или хотя бы расслабиться?», но Юри не стал. Нечего Виктора расстраивать.

— Я пойду вперёд.

Заодно узнаю, в каком номере Юра поселился.

Видимо, это очень явственно отразилось на его лице или Виктор слишком хорошо его знал, но тот лишь фыркнул и вкрадчиво произнёс:

— Дай ему хотя бы пару часов посидеть одному. А нам — спокойно поговорить. Или как насчёт минета?

— К-конечно, — Юри смутился, поправил очки и сбежал.

***

Замок в двери их номера заедал, а руки были заняты букетом цветов, которые он купил для Виктора. Правда, теперь он терзался, что Юра будет обделён вниманием, даже если тот хотел побыть один. Вдруг ему там одиноко? Может, стоило выйти на улицу, пока не начался ливень, и найти и ему какой-нибудь утешительный подарок? Виктор сказал бы, что он ищет повод припереться к Юре. Пусть так. Пусть он тревожный зануда. Но у него есть основания беспокоиться! За этими мыслями он не сразу увидел, что Юра стоит посреди комнаты.

— Юра! — радостно воскликнул Юри, и Юра развернулся к нему всем телом.

Юри медленно осознал, что его майка со львом была вся в крови, лицо разбито — один глаз заплыл от страшного синяка, губы всмятку, из носа хлестала кровь, весь лоб пересекала рваная рана. Юри выронил цветы и ключи, давясь криком, шагнул к Юре — тот выставил руку вперёд. Словно отгораживался.

— Не смотри, — сказал он женским незнакомым голосом. В окно ударило выглянувшее из-за туч солнце, затопило комнату рыже-красным светом заката, и фигура Юры преобразилась. Теперь там стояла девушка в разорванном и окровавленном платье. Юри потрясённо оглядел её. Спутанные чёрные волосы были неровно обрезаны, руки и ноги в синяках и порезах. На одной щиколотке сбилось что-то бело-розовое, и Юри с ужасом понял, что это трусики. Зверски убитая изнасилованная девушка, о которой говорила соседка, стояла перед Юри.

— Нравится? — девушка страшно улыбнулась. Зубы влажно блестели от крови, пары передних не было, и Юри сглотнул и помотал головой.

— Юри! Ты чего дверь не закрываешь. Ого, цветы, это мне? Юри? Ты… чего?

Обернувшись, Юри произнёс «Виктор» онемевшими губами, и Виктор побледнел, подошёл к нему и схватил за плечи.

— Что случилось? Тебе плохо? С Юркой что-то? Да прекрати ты на меня так таращиться, говори!

— …здесь, — выдавил Юри и оглянулся.

Никого не было. В зеркале отражались только он и Виктор. Солнце вновь затянули тучи, в окно ударил ветер, начавшийся дождь забрызгал стекло, и в комнате воцарился полумрак. Неясные тени заклубились по углам, смазали очертания предметов.

Привиделось?

— Кто здесь? — Виктор пристально оглядел комнату. — Кто-то здесь был, пока мы обедали? Может, уборщица? Или Юра?

— Н-не знаю, — сердце колотилось бешено, Юри судорожно вдохнул. Ему немедленно хотелось побежать к Юре и проверить, всё ли с ним в порядке. Но ноги не слушались. И руки. Виктор отволок его к дивану, усадил, похлопал по щекам. Юри покосился туда, где видел… кого? Юру? Привидение? Или воображение сыграло с ним злую шутку?

— Мне надо выпить, — пробормотал Юри. Виктор молча встал, откупорил бутылку шампанского и налил в бокал. Юри выпил залпом, зажмурился и выдохнул: — Надо сходить к Юре.

— Господи, Юри! Ты из-за этого мелкого засранца так себя накрутил? — Виктор выглядел злым. — Хватит носиться с Юркой и потакать всем его капризам, как ушел, так и придет обратно, не маленький уже! А если ты пойдёшь сейчас извиняться, просить прощения и предлагать уехать как только погода прояснится, я не знаю, что сделаю! Нельзя так себя не уважать!

— Я не!.. — Юри от возмущения аж привстал. От того, что Виктор так хорошо уловил его настроения, стало противно. Захотелось побыть одному. — Знаешь, — проговорил он твёрдо, — наверное, и тебе стоит остыть, и мне. Давай сдадим этот номер и возьмём отдельные. Кажется, мы все друг от друга устали.

Линия челюсти Виктора затвердела, взгляд похолодел, но Юри успел заметить тень тревоги.

— Если сейчас пойдёшь к Юре, я тебя не прощу, — Виктор сложил руки на груди.

— Ты-то сам как будто не хочешь узнать, как он там! — воскликнул Юри, вскакивая.

— Выметайся. Я сдам ключи, — процедил Виктор, забрасывая в свой чемодан футболку, которую он успел выложить на диван.

Юри поднялся и пошёл к выходу, дрожа от возмущения, до боли сжимая кулаки. На пороге он наступил на что-то шуршащее. Букет. Он поднял цветы и оглянулся. Виктор стоял у окна, засунув руки в карманы. Спина его, напряжённая до предела, источала крайнюю степень раздражения. Юри молча положил букет на журнальный столик, вспомнил о неразобранном чемодане, подхватил его и вылетел из номера. Он надеялся, что одноместные ещё остались.

***

Юра заказал в номер кофе, чувствуя слабость и муть перед глазами — давление, видимо, опять упало. Он вытряхнул аптечку из сумки на тумбочку, выпотрошил её в поисках лекарства, выдавил таблетку, но не выпил её: стало лень идти за водой. Он попытался сгрести всё обратно в аптечку, ладонь уколола пачка презервативов, под пальцами заскользил тюбик смазки, стало душно и обидно и смутно захотелось дрочить, но тут Юрку повело, и он плюнул, растянулся на кровати. Раскладывать вещи по полкам он не видел смысла.

Музыка из плеера, который он включил по привычке, как упал в постель, забивала мысли только первое время. Постепенно он погрузился в воспоминания.

Два месяца назад Виктор вернулся со встречи с Крисом пьяным в дым и с засосом на шее. Его не было сутки, а инстаграм молчал. Юра хотел поговорить с Виктором, но наутро похмельный Никифоров успел разжалобить Юри, и тот уговорил Юру не поднимать этот вопрос, если только Виктор сам не расскажет.

«Надо друг другу доверять», — сказал тогда Юри. Юра поскрипел зубами и согласился. Крис звонил несколько раз, и Виктор всегда выходил в другую комнату, а после возвращался напряжённый и как будто виноватый, лез обниматься, но Юри выворачивался и находил предлог отослать Виктора или уйти самому, а Юра так и говорил: «Никифоров, у тебя вид побитой собаки, терпеть такое не могу, фу». Виктор недоумённо хмурил брови и молча отстранялся. Юра и ревновал, и злорадствовал — так тебе и надо, Никифоров. Юра решил, что лично поговорит с Крисом на Гран-При, а потом устроит Виктору головомойку.

Так он и заснул. Ворочался во сне, снилось что-то дурное, что по пробуждению оставило липкий иррациональный страх. От голода только замутило. Но если не поесть, желудок потом будет болеть. Поэтому он заказал в номер горячей еды, пошлялся из угла в угол, расталкивая вещи и сам не понимая, что и зачем делает, и, плюнув на всё, полез в душ. Разделся, покидал одежду на пол, проверил наличие халата и влез в кабинку. Там он вывернул краны, чтобы вода была почти обжигающей, напустил густого пара, но почему-то жарко не становилось. Вытяжка у них, что ли, такая? Вместо долгого приятного душа, когда смывается усталость длительного перелёта, раздражённость и просто плохое настроение, пришлось быстро ополоснуться и вылезти наружу. Поёживаясь, Юра вышел из кабинки, и его как ледяным холодом обдало. Юра взглянул на зеркало над ванной и замер. На покрывшемся изморозью стекле был нарисован иероглиф. И кто-то невидимый продолжал писать. Черта за чертой. Черта за чертой.

У Юры в животе будто кирпич заворочался. Ноги приросли к полу, он не отводил взгляда, пока невидимка писал, заполнив постепенно всю поверхность зеркала.

Драпанув в комнату, дрожащими пальцами он нащупал в толстовке сотовый и набрал номер Юри. И когда тот поднял трубку — заорал.

Юри примчался через несколько минут. Юра распахнул перед ним дверь, втащил за грудки и поволок в ванную, бормоча:

— Оно там, оно точно там. Я не умею читать иероглифы, ты умеешь. Что за хрень?!

Ванная комната как будто немного нагрелась, и на зеркале не было никаких посланий, только капли воды.

— Я понимаю, как это выглядит! Не смотри на меня так. Я не схуяли паникую! Тут какая-то чертовщина. Сначала этот ёбаный холод как в «Сверхъестественном», когда призраки появляются, я подумал, кондиционер сломался, вызову мастера, а пока пожру, согреюсь хоть так. Блядь, Юри, я, наверное, по-твоему, какую-то пургу несу, но я видел, вот на этом чёртовом зеркале, на этом чёртовом зеркале, — Юра тыкал пальцем в зеркало, и Юри крепко обнимал его и что-то говорил о том, чтобы он успокоился, но какое успокоиться, когда сумасшедшие бабки несут всякую ахинею, а потом эта фигня, а ещё он не хотел орать на Юри, и Виктор мудак…

Испуг немного отступил, и тут пришла злость. Он вдруг понял, как со стороны это выглядело. Двусмысленно. Они разругались, и вдруг он притаскивает Юри к себе в номер, а если тот воспримет это, как неуклюжую попытку развести на секс и помириться.

— Юри, эта хуйня была! Слышишь! Ничего я не придумываю! И я не спятил! Было послание. Было.

А Юри всё кивал, бормотал «успокойся» и оттеснял его в гостиную, к дивану.

— Ты мне не веришь, — Юра как-то позорно всхлипнул. — А может, и глюки. Соседка, с которой меня дед оставлял, когда с собой взять не мог, суеверная была, во всю эту чертовщину с проклятьями верила, в детстве всегда булавку мне на одежду подкалывала, ну знаешь, если изнутри головкой вниз, то от сглаза поможет. Может, и я… у тебя есть булавка?

Он замолчал, когда Юри крепко прижал его к себе и громко, отчётливо произнёс:

— Я тебе верю! У меня тоже было видение. Страшное! — Юри осторожно ощупывал его, вертел, словно проверял, не осталось ли на нём каких меток или других посланий, вновь обнимал и гладил, и Юру начало колотить.

— Веришь, правда веришь?

— Не позволю никому тебя отнять! Юра! Я же… — он обнял Юру за шею и прижался губами к виску. Они сидели так некоторое время, стискивая друг друга в объятьях, а потом Юри потянул Юру в спальню:

— Здесь до сих пор холодно, тебе надо под одеяло, а я посижу с тобой, заказ с едой приму, ты же есть хотел…

Но Юра повис на нём, зашептал: «Не уходи, пожалуйста, не бросай меня, Юри», и, не удержав равновесия, они оба рухнули в постель. Юра полез целоваться, комкая на Юри футболку и цепляясь за ремень на джинсах. Нахуй. Всю эту чертовщину, Виктора, все эти недомолвки, подозрения. Нахуй. Юра ерошил жёсткие волосы Юри, они целовались горячо и влажно, гладили по рукам, по шее, спине: вцеплялись пальцами между лопаток и в поясницу, так, что оставались отпечатки. Юри ласкал и покусывал живот, нежно вёл по внутренней стороне бедра, давая почувствовать, какая горячая рука и чувствительная там кожа. Они словно пытались согреть друг друга, Юра лизал соски Юри, зная, что ему нравится, когда сначала совсем невесомо, а потом прикусить и снова водить и облизывать до изнеможения. И позволял теребить свои, выкручивать кольцо пирсинга. И громко охал, льнул к пальцам, губам, языку.

Юри схватил с тумбочки смазку — хорошее дополнение к аптечке получилось, посмотрел сумасшедшими глазами, повторяя почти беззвучно «как же я тебя люблю», и Юре совсем снесло от этого голову. Он отбросил халат, развёл ноги, подхватывая под коленями, и глаза Юри стали чёрные и обжигающие как угли. Он даже не разделся, только приспустил брюки, схватил и размял ягодицы Юры, растянул дырку, погладив нежные мышцы большим пальцем, и вставил, только успев плеснуть немного смазки, так, без презерватива. Заполнил без остатка и только покачивался, а Юра ездил лопатками по смятой простыне, дрожал, впитывая эти первые мгновения невероятной, тугой наполненности, эти первые секунды смакования, а потом только извивался под Юри, насаживался глубже, ёрзал, помогая Юри найти нужный угол. По позвоночнику текло удовольствие, он тянул Юри за руки, стонал и просил «ещё» и «сильней», самые банальные, самые важные, единственно оставшиеся слова. Почувствовать друг друга сердцем, выбить из головы потустороннюю муть.

Сцепив ноги на пояснице, а руки на шее Юри, Юра буквально повис на нем. Дрожал, прикусывал подбородок, щеку, покусывал губы, затягивал в глубокие поцелуи, от которых кружилась голова, мешая свои и чужие запахи, облизывая рот и едва не кончая от этого: яйца и задница у него от таких простых ласк поджимались как при виде члена с недотраху. Заставляя Юри вздрагивать, громко охать, мычать от удовольствия, стонать долго и протяжно и втрахивать его в матрац, Юра кайфовал. Всё это принадлежало ему. Было его. Каждый звук, капли солёного пота, поцелуи. Простыня и одеяло сбились, подушка упала на пол, спинка кровати билась о стенку, Юра громко застонал, когда Юри толкнулся куда нужно, словно невидимая волна прошлась по мышцам. Так легко, так правильно, так свободно не было уже давно.

Разрядка оглушила, окунула в омут, остались только стук сердца и дрожь во всём теле.

Мокрые и разгорячённые, они валялись рядом, и хотелось смеяться. Юра и рассмеялся, тихо, легко.

— Что? — Юри прищурился, поджал припухшие губы. Щёки у него горели, волосы налипли на лоб, гладкие упругие мышцы блестели от пота. Охуенный.

— Мне хорошо, — честно признался Юра. Юри покусал губу и осторожно спросил, едва касаясь промежности Юры:

— Можно?

Юра растерялся, а потом ухмыльнулся и перевернулся на бок, сгибая одну ногу в колене. Юри тут же поцеловал плечо, лопатку, лизнул позвоночную впадину и ущипнул Юру за ягодицу.

— Эй!

— Прости, не удержался, — и ни капли вины в голосе Юри не было. — Я бы её всю искусал.

Он обвёл чертовски чувствительную дырку и вставил сразу два пальца. Юра вздрогнул. Сжался. Он не понимал, хорошо ему или неприятно. Он глубоко дышал носом и на пробу ещё сжался, и тут застонал Юри. Развёл пальцы до предела, так что из Юры потекло, и даже воздух, соприкасавшийся с анусом, казался слишком…. Слишком. Юри сбивчиво заговорил:

— У тебя тут всё такое красное, нежное, припухшее. И сокращается, когда ты сжимаешься. Можно я, можно…

Юра не успел ответить, язык Юри оказался у него в заднице, осторожно трогая стенки кончиком, собирая сперму и смазку. Юра не удержался, насадился сам и вскрикнул, так чувствительно всё было. Потом Юри просунул пальцы и надавил на бугорок простаты. Юра содрогнулся и стиснулся. Когда Юри вставил снова, Юра ощущал, как наливается кровью чужой член, разбухает, распрямляется, и кайфовал. Он весь растекся, только покачивал немного навстречу бёдрами. Оглушительно хлюпало, в ушах звенело, всё тело было таким податливым и мягким, почти непривычным, и тонкое нежное чувство удовольствия разливалось по венам.

— У меня не стоит, но из члена течёт, как в этих ваших японских мультиках, — пробормотал Юра. Этого с ним ещё не случалось. Было странно. Непривычно. Хорошо.

— Так бывает, — прошептал ему в макушку Юри и заправил прядь за ухо, голос его был хриплый. Он сам весь — на грани. Он вышел, вогнал до упора, и Юра почувствовал, как по бёдрам течёт сперма. Щёки вспыхнули, при следующем толчке как электрический разряд уколол спину, и поэтому он не сразу расслышал голос:

— Эй! У вас тут открыто. И ужин стынет. Юра, ты что, не слышал моих звонков? — В этот момент Юра глухо застонал от очередного толчка и закусил подушку. Кто там ещё? — Юр. С тобой всё в порядке? Юра?..

Быстрые шаги и тяжелое молчание.

— Виктор!

— Никифоров, — с трудом проговорил Юра, находящийся на грани оргазма.

— Вот значит как, Кацуки Юри всё-таки тряпка, всё-таки прибежал, как побитая собака, просить прощения и ласки, а ты блядь, Ю-роч-ка, — ласково пропел Виктор, и из Юры выбило воздух кинутой в него подушкой, а сам он кончил от звука голоса Виктора. Когда перед глазами перестали плясать пятна, он сел на кровати и огляделся. В окружающем беспорядке свет фонарей выхватывал сгорбленную фигуру Юри и столик с ужином, который, видимо, вкатил Виктор, когда вошёл.

— Ну и пусть валит, — зло бросил в дверной проём подушку Юра. Юри обернулся. Вид у него был совершенно потерянный.

— Ты как, Юрио?

— Прекрасно! Лучше всех! Иди сюда, — Юра хлопнул рукой по кровати.

— Надо Виктора предупредить. — Юри заозирался в поисках своих очков. — Надо рассказать, что тут творится.

— Ты про наш замечательный трах? Побежишь извиняться, что без него, как побитая собака?

Юри покачал головой, поправил на себе одежду, пальцами пригладил волосы и сел рядом с Юрой. Обнял.

— Я тебя одного на ночь не оставлю, понял? Я не для того сюда пришёл, — обернулся, нехорошо прищурившись на ванную комнату. Из Юры как будто весь воздух выпустили, и голову повело.

— Тогда надо и на тебя еды заказать.

— Да, закажи, пожалуйста, — Юри уже быстро набирал номер Виктора, догадаться было не сложно.

— Хорошо, — Юра встал, нашёл в ванной очки Юри, наверняка на рефлексе оставил над умывальником. Он прислушивался к отрывистым словам. Юри просил Виктора быть осторожным и говорил что, возможно, чертовщина, как её называют русские, ещё повторится. И пусть он считает его психом, но всё равно будет осторожен. С воинственным видом Юри нажал отбой. Потом обернулся, смущённо улыбнулся и предложил:

— Поедим?

***

Злой Виктор ворвался в номер, пометался, хватаясь то за декоративную вазу, то за журнал с местными достопримечательностями — его он уже знал наизусть, — то за занавеску, вглядываясь в вечерние сизые сумерки, пронизанные дождем и слабо освещенные мотыльками фонарей. И сел на кровать, схватившись за голову. Первая мысль поразила неожиданностью и точностью: Минако была права?

Они как-то пили вместе в Хасецу, и Минако, будучи уже не очень трезвой, разговорилась:

— Знаешь, Юри был влюблен в Юко и переживал, когда она выскочила замуж, — Минако покачала стакан и икнула. — Я намекала Юри на то, что не надо зацикливаться на этом, жизнь-то продолжается, завел бы какой-нибудь кратковременный роман, чтобы отвлечься от переживаний. А он всё отводил глаза да отмахивался. Ну, ты-то меня понимаешь? Шуры-муры, повстречался, потрахался, разбежались.

— Понимаю, — еле произнёс Виктор и залпом опустошил свой стакан. Настроение моментально испортилось. На душе резко стало погано. «Кратковременный роман». А что, если?.. Нет, он отогнал мысль.

Но возвращался и возвращался к ней в минуты, когда у них что-то не складывалось и казалось, всё, тупик, и сейчас вновь вспомнил о разговоре с Минако. Сейчас, когда Юри предпочёл обществу Виктора Юрия Плисецкого. Двое молодых, пылких, соревнующихся друг с другом парней — Виктор не обманывался, он не перестал быть кумиром, но перестал быть соперником. Перед глазами встала картинка: бледный и гибкий Юрка, распластанный на постели, горячий, разомлевший, со спутанными волосами и распухшими губами, и Юри, склонившийся над ним: смуглее, чуть шире в плечах, крепкий и тоже гибкий. Красота, залюбуешься. Он в первый миг и залип. Юри так жадно и бережно входил в задницу Юры, придерживая за бедро; в глаза бросились растянутое кольцо мышц вокруг розовато-смуглого члена, красное, натёртое, и белёсые потёки спермы на коже. Не в первый раз, значит.

Может, вот она, настоящая любовь, забота, прощение, а он так, интрижка, чтобы забыться, после Виктора Юри нашёл Юру и просто ещё не разобрался, что с Виктором у них всё несерьёзно. А может, они боятся ему об этом сказать или жалеют его и как раз сейчас поняли — вот тот самый момент, когда можно разорвать отношения!

Виктор Никифоров не любил, когда его бросали. Виктор Никифоров бросал сам.

Зазвенел телефон. Высветился номер Юрия. Неожиданно после звонка Юри. Ну и что ты скажешь мне, Юрка?

— Ты кретин! Ты не имеешь права так разговаривать с Юри!

Виктор чуть телефон не выронил. Он думал, Юрка из-за себя сейчас гнать будет.

— И вообще, Виктор Никифоров, признай уже честно самому себе, тебе всегда нравилось, как Юри восхищается тобой и готов ловить каждое твоё слово, нравилось помыкать им. Но знаешь, те времена давно прошли, и если ты не готов что-то менять в отношениях, то ничего хорошего из этого не выйдет.

Юра говорил спокойно, жёстко и уверенно. Как пощёчин надавал. Виктор молчал.

— Ты ещё на проводе?

— Да. Я… — что он хотел сказать?

— К твоему сведению, ты напрасно думаешь, что Юри сразу прибежал ко мне, как ты выразился, я сам его позвал, потому что тупо стал бояться оставаться один, — тут Юра замолчал, и Виктор сжал трубку, вслушиваясь в откровения. — Знаешь, — другим, надтреснутым голосом произнёс Юра, — мне стала мерещиться всякая хрень, и я не уверен, что оно не повторится. Думаю, и тебе стоит быть настороже. Будь внимательным и аккуратным и не влипай никуда, Виктор.

И дал отбой.

Виктор откинул сотовый и упал на кровать. Вот так. Теперь вчерашний сопляк учит его жизни. И если совсем уж по-честному, стоит признать, в его словах есть смысл. «Ничего хорошего не выйдет». Уже не выходит, Юрочка, уже. Лучше ему уехать, оставить их одних, пусть отдыхают, а он тут явно лишний. А в Питере можно уже, успокоившись, нормально поговорить и разойтись.

— Не стоит тебе этого делать, поверь, — на японском произнес женский голос за спиной, и Виктор резко обернулся. Охнул и выматерился.

Полупрозрачная черноволосая девушка — избитая, изрезанная смотрела на него со скорбью и болью.

— Ты совершаешь ошибку. И можешь потерять всё, что у тебя есть, если уедешь отсюда.

Виктор вздрогнул, фигура мигнула и исчезла. Виктор приложил ладонь ко лбу. «В этом номере умерла женщина. Её жестоко убили. И теперь это место проклято. Плохое место, много злой энергии. Много…» Пора было выяснить обо всём этом подробнее. Хотя номер не тот, но Юри и Юрка что-то видели. А они трое были в том номере. Виктор выудил из сумки нетбук, открыл поисковик и приложил палец к губе. С чего же начать?

Работал он по привычке с гугл-переводчиком, и нашлось информации немного.

Звали девушку Акико Канеко, двадцать три года, училась в Осаке, приехала в Сирахаму отдыхать с женихом и другом. Была изнасилована и зверски убита Хансом Гобельманом, двадцать шесть лет, боксёр, частые приводы за драки. Он был соседом по номеру и неоднократно сталкивался с Акико и её спутниками, вплоть до скандалов в гостинице. Это немногое Виктор выписал в блокнот и утром, даже не позавтракав, на всякий случай прихватив нетбук со всеми вкладками, направился к Юре. Почему к нему, а не к Юри, он сам не знал. Поговорить было надо. С обоими. Есть шанс, что Юри остался у Юрки. И, скорее всего, он тоже что-то искал.

Юра встретил его заспанный, с опухшими глазами, а в развороченной постели лежал открытый нетбук, и на экране высвечивалась знакомая вкладка.

— А где Юри? — спросил Виктор, бесцеремонно забираясь на кровать с ногами.

— Переночевал и ушёл по делам, — язвительно проговорил Юра и оглушительно зевнул, смазав всё впечатление ершистости и модуса «самооборона». Юра и Виктор посмотрели друг на друга, пристально и растерянно. Виктор покаянно опустил глаза. Он понимал, что виноват и надо извиниться. Извиняться Виктору случалось редко. И в действительно серьёзных случаях. Приходилось признавать — случай серьёзный. Он иногда шутливо говорил Юри «прости-прости», подняв ладони, но никогда не извинялся перед Юркой.

Сам Юрка мялся, явно не зная, куда себя деть и что сказать. Не хотел садиться рядом? Виктор резко опротивел сам себе. Но Юрка вдруг плюхнулся на кровать, едва не отдавив Виктору руку, и как-то так тяжело и понимающе вздохнул, что сразу стало ясно — они думают об одном и том же. Виктора немного отпустило. Он щёлкнул Юрку по носу. Тот заухмылялся, толкнул в плечо шутливо, но ощутимо — Виктор оценил и внезапно осознал, как Юрка вырос. Может, что-то такое отразилось у него на лице, потому что Юрка вдруг притянул для поцелуя, и когда Виктор совсем опьянел от его губ, то отодвинулся и предложил:

— Прежде чем сличать наши умения пользоваться гугл-переводчиком, закажем завтрак.

— Хочу Юрио с маслом и джемом!

— Ещё скажи с хрустящей корочкой, — фыркнул Юрка. Виктор подвигал бровями, и в него полетела подушка. Всё скатывалось в привычные перебранки и возню, и это и тревожило, и расслабляло одновременно. Виктор с жадностью валял и тискал Юрку, щекотал, гладил и даже пару раз смачно хлопнул по заднице, за что получил по рёбрам, пока оба обессиленно не растянулись на кровати, задев ногой нетбук и захлопнув его.

Юрка, отплёвываясь от волос, дотянулся до телефона и заказал завтрак.

— Так, — сказал Юрка, собирая волосы в хвост и стараясь приобрести деловой вид. Виктор, ещё не отошедший и ленящийся брать себя в руки, дёрнул за его хвост, и Юрка глянул злобно, но неожиданно смягчился в лице, в нём появилось лукавство, и одними губами произнёс «потом». Виктор с ног до головы обдало жаром, пот скользнул под футболкой по позвоночнику. Чтобы переключиться он спросил:

— Может, Юри позовём? Или позже расскажем? — слишком торопливо предложил Виктор и ощутил досаду за эту торопливость. Ему хотелось побыть с Юркой, но Юри имел право знать. Как будто они исключили его из своего клуба. Виктор соскучился по Юри, но и им стоило поговорить начистоту, а значит, наедине.

— Юри уже умчался проводить своё расследование, — не заметив, кажется, его скомканной фразы, Юра подтянул к себе нетбук и открыл.

— Опрашивать персонал? Они могли ничего не знать и вообще смениться. Даже если повезёт найти тех, кто дежурил в тот день…

— Нет, — отмахнулся Юрка, — Юри пошёл искать ту старуху, что нас по приезду стращала.

— Думаешь, она что-то знает?

— Если да, то Юри из этой карги всё вытрясет, — нехорошо усмехнулся Юрка. — Кацудон кому угодно вотрется в доверие, расположит к себе и вытянет душу.

— Эй, я думал, это моя прерогатива! — обиженно воскликнул Виктор, успевший поднять свой блокнот и нетбук с пола.

— Рядом с тобой все ссутся от восторга и теряют последние мозги, — закатил глаза Юрка, высунув язык в знак отвращения. Виктор шлёпнул его блокнотом по голове.

В основном они лазили по одним сайтам, Юрка ещё пролистал фейсбук, где жених сообщил о кончине Акико, и страницы этих двоих «друзей». Когда Виктор спросил, почему Юра показал кавычки пальцами на слове «друзья», тот заметил, что до смерти Акико они на всех фото всегда втроём. И сложно понять, кто жених Акико и вообще кто кому пара.

— Да, — задумчиво протянул Виктор, — мне тоже показалось странным, что эти трое взяли трёхместный номер, а не двух- и одноместный. Думаешь… они как мы? — Виктор запнулся. Навалился страх, что может не стать этого «мы». Из-за невменяемого сталкера. Или вообще случайного происшествия. Авария, самое банальное. Нет уж, умирать, так вместе. И тут же стало стыдно за свой эгоизм.

— Эй, Витя, ты чего?

Виктор притянул Юру к себе и обнял. Блокнот куда-то свалился с коленей.

— Она и к тебе приходила? — догадался Юра. — Юри мне про свою встречу рассказал. Жуть.

— Да. Юр. Прости. За всё. Я никогда вас не брошу.

— Ну хватит тут сопли разводить, старпёр, — Юра оттолкнул его, но в глазах, зелёных, как трава, Виктор уловил испуг. И облегчение пополам с сомнением.

— Я тоже испугался, — признался Виктор. Он не хотел пугать Юру, но хотел честности. С момента того недоразумения с Крисом и фанатками ему надоело умалчивать, чувствовать себя виноватым, юлить. И понимал, почему Юра позвал Юри, а не его, Виктора Никифорова, всего такого замечательного, что аж противно.

Это по-своему было больно, обидно, завидно и всё вместе бессмысленно, потому что совершенно ясно: Юри в тот момент и — вероятно — вообще ближе к Юре. У Виктора и Юри были кольца и много нежных и трогательных моментов на двоих. Они вошли друг в друга, как река в море, и кто был рекой, а кто морем — поди разбери, но как кусочки пазла сошлись именно Юри и Юрка. Аверс и реверс. Инь и ян. Как жарко Юра целовал Юри на вечеринке у Гоши и с искренним изумлением утирал тыльной стороной ладони распухшие тёмные губы, когда Виктор их застукал. Возбуждение, вина и ни капли сожаления — вот что было в его глазах.

С Юрой Виктор сходился тяжелее всего и тяжелее всего от него рвало башню. Юри влился в жизнь Виктора свежим бризом и новыми чувствами, был как саке и звёздное небо, отражающееся в глазах. А Юра был как снег за шиворот, острый перец и водка. Ударил по мозгам и вышиб их нахрен. Словно в один момент его заклинило на Юре, Юре, с которым катался на одном катке под вопли Фельцмана и шуточки Милы. С которым вместе пил какао в кафе и которому заплетал косы, потому что Миле свои волосы Юра не доверял. Как манипулировал, подбадривал, радовался успехам, немного завидовал, а потом у него встало на тонкий прогиб в спине и округлые и одновременно тощие ягодицы. И злое острое лицо, будто подсвеченное изнутри всеми теми бурлящими эмоциями. Лицо удивлённое и влюблённое в свете раннего утра под снегопадом, когда он сказал: «Хорошо, попробуем втроём».

Всё это пронеслось в голове Виктора, пока Юра принимал от прислуги столик с завтраком.

— Знаешь, мне кажется, я видел эту девушку и их приятеля. Судя по записям в фейсбуке, они фанаты фигурного катания. Акико и Жерар, друг-француз, подходили к нам с Юри за автографами и совместными фото. Мы ещё с Юри спорили, пара они или нет. А сейчас ни одной совместной фотографии с японцем, как его, Такеши. Помню ещё, Кацудон шутил, что мы можем поставить на заключительном шоу любовь двух разных наций, — пока Юра всё это говорил, он дул на чашку с шоколадом. Потом ногой опрокинул Виктора на кровать, задрал ему футболку и тонкой струйкой полил на живот густую массу. Виктор заорал, больше от неожиданности, хотя было горячо, очень. Он замер, шоколад стекал по животу на кровать, а Юра пил из чашки, из которой только что поливал его. Спокойно отставив чашку и поддёрнув штаны, он влез на кровать, бормоча «всегда хотел сравнить вкус». Изогнулся, склоняясь над Виктором, и лизнул шоколадный потёк. У Виктора моментально встал, как у подростка, сильно и больно.

Юра открыто улыбнулся, сжал стояк крепкой ладонью и лизнул ещё раз вокруг пупка. Вылизал всего, зараза, а Виктор боялся пошевелиться, хотя было и приятно, и немного больно. Потом Юра скинул с себя футболку, а с Виктора стянул штаны с трусами и потянулся вверх, навис, копаясь под подушкой, что-то — да ясно, что — ища. Подвеска болталась у лица, и Виктор поймал губами, лизнул, прикусил её, а потом пальцами нащупал сосок с пирсингом. Холодное колечко и нежный теплый сосок. Крышесносное сочетание. Виктор погладил, и Юра упал на него. Зашипел, упираясь лбом в плечо, и куснул.

— Злюка, — поддел Виктор, оглаживая соски подушечками пальцев — Юра очень удачно его собой придавил.

— Ещё какая, и к слову, эта злюка собирается тебя поиметь, — сладко пропел Юра и протиснул пальцы между ягодиц Виктора, погладил. — Твоя нежная задница перенесёт это?

Издевался, засранец. Хорошо, Виктор успел сходить в ванную.

— Милый, у тебя пока не такой размер, — серьёзно произнёс Виктор, получил тычок в бок и засмеялся. Юра сполз на колени, задумчиво посмотрел на стояк, нагнулся и лизнул с видом «что тут за конфета?» Виктору конфетой быть понравилось, продёрнуло жаром только так. Юра пососал головку, прижимая её губами, а потом целиком взял в рот, ведя кончиком языка вдоль вены. Ох. Какой же у тебя рот, Юра, мягкий, горячий, влажный, совсем не такой, когда отпускает колкости и ругательства.

— Ну как, — задыхаясь, спросил Виктор, — что вкуснее, шоколад или…

— Ты.

И вот тут Виктор впервые за долгие годы вспомнил, каково это — краснеть. Нет, он не сомневался в ответе, но как было сказано! Резко и грубо, с волнующей хрипотцой в голосе.

Виктор распластался на кровати, раскинул руки и повёл бёдрами:

— Бери меня всего, детка, — он похабно облизнулся.

— Блядь, Никифоров, ну нельзя же так, у меня сейчас всё упадёт, — выругался Юра, но бугор в штанах говорил об обратном. Он перевернул Виктора на живот, и тот лёг грудью на постель, встал на колени и отклячил зад.

— Так лучше? — Он повернул голову в сторону, скосил на Юру взгляд и усмехнулся. У того был такой вид… забавный. «И это всё моё!» и едва носом кровь не хлещет.

Пальцы раздвинули ягодицы, влажные, твёрдые. Холодок побежал по позвоночнику, а за ним жар и снова холод-жар. Юра сделает это? Пальцы, просунутые в дырку, разводили её широко, почти больно, а язык у Юры оказался длинный и настырный, Виктор закусил кулак, чтобы не застонать. Расслабленный язык прошёлся вдоль промежности до яиц, облизал их и вновь ввинтился в зад. Виктор взбрыкнул. Губы обвели дырку, слегка царапаясь обветренной кожицей. Дрожь мелкой волной начала подниматься с ног. Юра просунул ещё палец и стал дрочить. Пошло хлюпало, зубы смыкались то на ягодице, то на бедре, Виктор дышал и кусал нижнюю губу. Хорошо, но мало. Ладонь сжалась на члене, и Виктор неосознанно толкнулся, давя стон. С головки текло, он чувствовал щекотные капли, которые выдавливал Юра, с оттягом проводя по члену вниз-вверх.

— Почему ты молчишь? С Юри ты хоть иногда себя отпускаешь, со мной никогда, — горячо прошептал Юра на ухо, потерся щекой и лбом, как кот, и сильнее развёл пальцы в заднице. Липкими от смазки Виктора пальцами накрыл его рот и надавил на него, раскрыл, царапнул нижнюю губу. Собственный вкус Виктору не нравился. — Кричи.

Виктор зарылся щекой в подушку, на глаза упала чёлка, он весь напрягся, выдохнул сквозь зубы, сжимая ягодицы. Смазка потекла по бедру. Юра растёр её по коже, приласкал Виктора изнутри, вынуждая охнуть. Ну как объяснить мальчишке! Душещипательные истории в кровати во время секса это и глупо, и мерзко, он не хотел вспоминать, но картины из прошлого сами навалились потоком. Вот ему шестнадцать, и он влюблён как последний дурак. Объекту его влюблённости — парню — на год больше. Они жарко зажимаются по углам, петтинг, разок дрочка, пока у Вити дома не образуется вечер без родителей, и они сразу этим пользуются. Виктор снизу, его партнёр молчит, трахая его, а ему так хорошо, просто от того, что они наконец вместе, что он извивается, лезет целоваться и не сдерживается — орёт как мартовский кот. Злые слёзы наворачиваются на глаза, когда как наяву Сергей унизительно обзывает его пидовкой и дрянной членодевкой, визжащей как свинья. Виктор ещё два года ни с кем не мог, а когда снова стал трахаться, поначалу не мог выдавить из себя ни звука, запрещал сам, а потом тело противилось. Только с Юри отпускало время от времени.

— Блядь. Я этого Сергея уебу. Зубы выбью и вобью ему палку в задницу, чтобы кричал, как ему это понравится. А он будет кричать, я заставлю.

— Что? — Виктор часто заморгал. Он это рассказал вслух? Он судорожно всхлипнул. В носу кололо, глаза мокрые, вот блядский ёж.

— То. Забудь. Ты с ним или со мной сейчас? — Юра шептал зло, сдавлено и горячо, навалившись всем телом, обнимая руками. Потом развернул на спину, утёр глаза ошеломлённому Виктору и поцеловал, нежно и неистово. Когда дыхание кончилось и повело, а глаза уже не щипало, они остановились, и Юра усмехнулся.

— Мне нравится орать мартовским котом. Юри это голову сносит. Да признайся, и тебе тоже. Думаешь, я дрянная членодевка? — со злой иронией спросил Юра. Нет, конечно, нет. Виктор сдавленно рассмеялся.

— Это нечестный ход.

— Как раз-таки честный и логичный. Включи голову, Никифоров, и хватит себя жалеть. Ори!

Юра резко толкнулся, задирая Виктору ноги, и тот громко охнул. Юра покачался, входя до упора, потом резко вышел и вошёл длинным глубоким движением. Ткнулся туда, куда нужно, и Виктор застонал. В груди как узел развязался, на глаза навернулось мокрое, ну и пусть, Юра хотел, сейчас, и этого сейчас было достаточно. Выгнувшись, Виктор громко протяжно застонал, и это был новый странный звук, от которого член дёрнулся и по всему телу как разряды электрического тока прошлись. Юра лег на него и двигался мелкими толчками, целуя Виктору шею и тепло шепча: «Вот так, хорошо, звучишь хорошо, давай ещё, Никифоров». Виктор ощутил себя мальчишкой под взрослым мудрым партнёром, и он обнял Юру за спину, расслабил горло и застонал, сначала тихо, потом всё громче, и вот уже Юра беспорядочно долбился в него, а у Виктора саднило в горле и в заднице и горела вся кожа. Зажатый член пульсировал, Виктор с силой сжимал волосы Юры, и когда успел отрастить? Стригся же недавно, каре, длинная шея открыта, и так удобно её прикусывать, и что ж ты, Юра, так удачно попадаешь по нервам, ему стыдно так орать, с надрывом, протяжно, с облегчением, выплёскивая застарелую боль. Юра на нём содрогнулся, замычал, и задрожал, и вскрикнул, когда Виктор ущипнул его за задницу.

Так хорошо, что даже додрачивать себе было лень. Виктор потянулся рукой к члену, но Юра отбросил её, сполз вниз, надавил на вход пальцами, проникая внутрь, раздвигая и сгибая их. И Виктор почувствовал костяшки, и как из него течёт, а губы смыкаются на головке, и его выгибает. Он вибрировал, в копчике и в пояснице стреляли сладкие спазмы, бёдра мелко тряслись, он невольно зажал себе рот ладонью и тут же отбросил её и заорал, толкаясь в рот Юры, сжимая его пальцы в себе, комкая в кулаках простыню и разбросав ноги как последняя блядь.

Юра вылизал его член, от губ потянулась ниточка слюны, и Виктор поймал её подушечками, вымазал влагой распухшие яркие губы, и Юра облизал их и кончики пальцев, глядя мутными сытыми глазами.



— Хорошо звучу? — тихо рассмеялся Виктор. Юра подложил ладони под подбородок, упираясь в живот Виктора, и ухмыльнулся.

— Надо повторить для закрепления успеха.

— Тогда позавтракаем пока?

Юра вздохнул, перевернулся на спину, растягиваясь рядом.

— Мне хватит.

— А я вот зверски голоден, — Виктор сел по-турецки, жадно глянул на поднос с едой. — Юр.

— М-м-м? — Юра выписывал круги на его бедре указательным пальцем.

— Спасибо.

Палец замер. Юра глянул удивлённо. А потом широко улыбнулся.

***

Стон Виктора вибрировал где-то в затылке, опускался в солнечное сплетение и отдавался в пах. Юри сжимал кулак, занесённый для того, чтобы постучать в номер Юры, и не знал, что делать. Обычно в Питере у них не возникало проблем, чтобы войти в спальню, когда там уже кто-то уединился. Что-то спросить, взять нужную вещь и уйти, посмотреть, присоединиться. Но отчего-то Юри сейчас чувствовал себя лишним. Вспомнилось, чем закончилось дело, когда Виктор вошёл во время секса с Юрио. Кажется, он понимал сейчас реакцию Виктора. Лишний. При Юри Виктор так не стонал, кричал даже, сочно и низко, и совсем не украдкой — и столько удовольствия и невиданной доселе чувственности было в его голосе, что Юри невольно возбудился. И разозлился. Почувствовал сильную досаду. Виктор всегда читал Юрио как открытую книгу, и вот сам Юра смог добраться до настоящего Виктора, который вот так… будда Амида! Он отшатнулся. Эти двое явно не думали о соседях. Ладно, Юрио плевал на чужое мнение, а Виктор всегда был эгоистом, но есть же всему предел!

Хотя о чём это он. Только не у этих двоих. Это Виктор предложил всем троим встречаться. Юри тоже хотел предложить, но сначала понять реакцию Виктора, но в голубых как васильки глазах нельзя тогда было прочесть ни одной эмоции. Сияло солнце, падал снег, заполошно билось сердце, вид у Юры был воинственный и потерянный, Юри чувствовал неуверенность Юры, и так хотелось его обнять. Виктор тогда даже мнения Юри не спросил. Он думал — по нему и так понятно, что согласен, но, может, Виктор просто с ним не считался? Он любил повторять: «Восток — дело тонкое» и «Загадочная японская душа». Как будто русская более понятная! Но им с Юрио, конечно, комфортнее. Они давно друг друга знают, понимают подчас без слов, и им явно удобнее говорить на русском. Юри пытался учить язык, но до сих пор ему проще было на английском. И выучить японский так, как Юри русский, они не старались.

Юри отшагнул от двери. Развернулся и разжал кулак. Дыхание вырывалось из лёгких хрипами, он тяжело дышал, и нет, он не хотел плакать от обиды, он хотел кричать от злости.

Спустившись на свой этаж, он со второй попытки открыл дверь номера, пнул кресло и упал в спальне на кровать лицом в подушку.

— Виктор…

Он поддерживал его на Гран-При в Барселоне. И потом — тоже. Он был непонятный, но близкий, свой, родной. Юри эгоистично пользовался его поддержкой, его душой нараспашку, его связями в конце концов. А что он сам дал Виктору? В личном плане? Юри не мог найти ответа. Всё казалось мелким, незначительным. Трамплин, чтобы стать тренером? Пройденный этап. Отдых от фигурного катания и поиски вдохновения? Тоже в прошлом. Стал ли Хасецу ему вторым домом? Он говорил о шикарных источниках и вкусной еде, но никогда — о людях. Говорил «люблю пляжи» и всегда добавлял «крики чаек напоминают Питер». Тогда Юри думал «Хасецу ему стал близок», а сейчас, что Виктор просто тосковал по дому, если задерживался где-то надолго, а в Хасецу ездил как в бесплатный пансионат, и там его всегда пытались удержать подольше. Его там любили, хороший сервис, тихое место, никто не докучает. Родители только порадовались за Юри, когда он сказал, что нашёл любимого человека. Они боялись, что Юри останется одиноким холостяком. «Ютопией» всё равно занималась Мари, и ей он перейдёт по наследству. Может, Юри стоило найти приличную тихую девушку, настругать детей, помогать Мари с «Ютопией» и не маяться хернёй?

Но для Юри Виктор и Юрио не были «хернёй». А он для них?

Виктор упрекал его, Юри, что позволяет Юрке вертеть собой как угодно, интересно, а осознавал ли Виктор, что Юра и от него добивается всего, чего захочет? С тоской Юри признавался самому себе, что всегда завидовал Юре, уж слишком легко тому удавалось располагать к себе окружающих: Мари и Юко от него без ума уже давно. А сколько у него поклонниц! Леруа явно напрашивался в друзья. Суровый Отабек сам предложил Юре дружбу и терпел все его выходки: после финала в Барселоне, смог бы Юри грузить друга своими надуманными проблемами, друга, который остался в шаге от бронзы, а надеялся на золото, которое заполучил Юра? Скорее всего, нет, совесть не позволила бы. А для Юры в порядке вещей. Юри испытывал неловкость, глядя на показательное выступление Юры, но больше всего его беспокоила реакция Виктора. В гостинице Виктор схватил за локоть Юру и отвел в угол, где они долго орали друг на друга, наплевав на окружающих. Виктор настаивал, что тот не должен был так поступать: вот эта отсебятина — прямое неуважение по отношению к тренеру и хореографу. Юри уже немного научился понимать его и догадался, что поставленное в один ряд с «Агапэ» выступление Юры Виктор воспринял как личное оскорбление. Ещё Виктор ходил поговорить с Отабеком, но вернулся на удивление тихим и больше про Юрину показательную старался не вспоминать. Только сказал, хорошо, что у Юрки появился такой толковый друг. Так что Юра всегда делал, что хотел, и получал, что хотел, в том числе и всяческую поддержку от друга. И друга ли? Может, там все не так просто.

Напряжение между ними тремя началось не вчера. Эта история с Крисом совпала с откровением про Отабека. Почему Юра провёл лето у Отабека и ни словом не обмолвился об этом, хотя должен был быть у деда в Москве? Это случилось за день до того, как Виктор утром пришёл пьяный от Криса. Юри случайно подслушал разговор Юры и Отабека по скайпу. Отабек передавал от своих привет и упрекал, что за три года тот мог бы хоть на недельку летом вырваться, один раз он же пережил без этих двоих и Хасецу. Складывать два и два Юри умел. У него тогда сердце оборвалось, и весь вечер неприятный кислый привкус во рту стоял. Юра их обманул. Виктору Юри не стал рассказывать о подслушанном, и так хватало поводов для ругани. Зачем Юра соврал? Почему? Всё это скопом, все эти сомнения, смутные подозрения и догадки давили на Юри. Он несколько раз намекал Юре про те каникулы, все надеялся, что вот сейчас он расскажет правду, и всё наконец прояснится. Хотя бы с ним, если не с Виктором. Но только копил горечь в сердце, снова и снова получая в ответ отговорки про лето в деревне у деда. И, если совсем начистоту, стоило признаться самому себе, что когда он говорил Юре про Виктора «надо доверять друг другу», дело было не только в Викторе. Он намекал Юре, что никто не упрекает его за секреты и странное поведение, и, возможно, сам себя пытался убедить, что вот он Юре доверяет, а у самого, как говаривал Виктор, «на душе кошки скребли». Они и сейчас скребли.

От всех этих мыслей и воспоминаний разболелась голова. Юри нашарил в чемодане таблетки, запил водой из-под крана, уставился в зеркало — выглядел он больным и измученным. Разговор с госпожой Фуджимия вымотал его. Старая... дева, которая любит нагонять туману и мучить абстрактными зловещими фразами. Юри машинально зачесал волосы назад, снял очки — мир тут же расплылся на кляксы — и дошёл до кровати. Его пошатывало. Он упал на постель, подтянул колени к груди и вырубился.

Проснулся от холода. Чугунная голова мерзко ныла, обрывки недавних мыслей вспыхивали отдельными словами, и сердце от них ёкало. А ещё Юри ощущал чужое присутствие: противный озноб тёк по затылку и шее, приподнимая волоски. Он взял очки с тумбочки, они покрылись изморозью. Изо рта вырывались облачка пара. У окна пульсировала чёрная тьма, пронизанная светлыми прожилками. Из неё проступали части тела: протянутая рука со сломанным большим пальцем — из него торчала кость, ступня в ссадинах и синяках, девичье бедро в разорванном платье, и наконец показалась вся девушка.

Юрио при нём начинал интернет-поиски, и Юри знал, что девушку зовут Акико. Остальную информацию Юра обещал рассказать, когда он вернётся. Это было утром, а сейчас солнце клонилось к закату.

— Ты! Сомневающийся в любимых дрянной мальчишка! — зловеще прошептала Акико, откинув голову назад и сверкая глазами. Юри сжался, ноги и руки задеревенели, и дышать стало сложно. Обручальное кольцо впилось в кожу, и он вспомнил. Госпожа Фудзимия не знала убитую и, неодобрительно качая головой, заявила, что вряд ли что-то может сообщить о ее жизни. Госпожа Фудзимия была медиумом, интуитивно ощущала эмоции духов, и в разговоре с ней, продираясь сквозь «отрицательные эманации» и едкий дым из мундштука, Юри уяснил две вещи. Во-первых, встреченный ими призрак не может спокойно отправиться в мир иной, потому что ее здесь держит незавершенное дело. И во-вторых, возможно, она пытается обратить на себя их внимание, чтобы попросить о помощи. Видимо, они её чем-то привлекли.

Спасибо, госпожа Фудзимия.

Юри ещё сильнее сжал ладони, глубоко вдохнул и выпалил:

— Акико! Зачем вы нас пугаете? Хватит уже этих детских страшилок! Скажите, чего вам нужно? Помощь? Мы можем вам чем-то помочь?

Акико перестала светиться, глаза потухли, развевающиеся волосы опали неряшливыми прядями на плечи. Она выглядела жалко. Юри на мгновение устыдился своего окрика, но ему нужно было выяснить, почему и зачем их преследует Акико.

Она всхлипнула.

— Вы так похожи на нас троих. Мы любили друг друга. И как вы, рассорились в этой проклятой гостинице, — слёзы текли ручьём из глаз Акико, разбитый рот кривился.

— Расскажите, что у вас случилось. Садитесь, вон кресло, и не плачьте, у меня нет призрачного носового платка, — Юри смущённо развёл руками, и Акико бледно улыбнулась, утирая глаза.

— С Хансом Гобельманом, — лицо Акико скривилось, — с моим убийцей мы столкнулись ещё при посадке в самолёт. Он отпустил Такеши сомнительный комплимент… Знаете, Такеши у меня очень красивый, фотомодель, и европейцы могут принять за девушку… Такеши бисексуален, он любит и женщин, и мужчин, как и Жерар, как и я. Знаете, я встретила Такеши, когда рассталась с девушкой, и меня привлекла эта женственность, но он только с виду хрупкий и робкий, в душе он настоящий самурай!

Юри слушал, не прерывая Акико. Ей явно хотелось выговориться.

— Ну так вот, — взгляд из влюблённого у Акико стал жёстким, — Жерар заступился за Такеши: тот предпочитает игнорировать всякое хамло, да он и привык к такой реакции, а Жерара это злило. Ханс Гобельман с ним едва не подрался, заметил, что, видимо, Жерар «трахает эту красотку», раз так реагирует, и зачем им ещё одна девка, если они не знают, куда ей присовывать, — голос Акико дрожал от гнева, она не боялась слов, не пыталась их смягчить, не стеснялась. Всё в ней бурлило от негодования, и слова требовали быть самими собой. — Мы с Такеши насилу их развели. Нас ведь и из самолёта попросить могли.

— Мне очень жаль, — пробормотал Юри, стягивая с лица очки. Фигура Акико расплылась, но смотреть на неё и слушать одновременно было невыносимо.

— Мне тоже жаль. Но жалеть бессмысленно... Вам противно на меня смотреть?

Юри вздрогнул.

— Больно.

— Запомните это чувство. Оно в стократ вернётся к вам, если вы потеряете своих любимых.

В горле у Юри пересохло. Он полуосознано расправил плечи и скрестил руки. Нахмурился.

— Это угроза?

— Предостережение. Я могу улавливать эмоции и чувства людей, очень близко к чтению мыслей. Вы все трое на перепутье. Столько негатива и отчаянья… — голосок Акико задрожал. — Вы напоминали мне нас, я злилась и пугала вас… Простите меня. — Она вздохнула.

— Не надо извиняться, — смутился Юри, — мы и вправду… Это вы нас простите.

— Прощаю. И… — Акико замялась.

— Вы хотели о чём-то попросить? — подтолкнул он. — Вы рассказывали вашу историю.

— Да. Судьба испытывала нас. Мы поселились в одной гостинице и в соседних номерах. Ханс как будто задался целью извести нас. То посылал цветы и вино, то оскорблял при встрече. Мы все подарки возвращали, но он не прекращал свои издевательства. Подсаживался в ресторане за столик и интересовался, какого цвета бельё на нас с Такеши и не жирно ли будет Жерару ублажать двух красоток сразу. Такеши предлагал сменить гостиницу, я считала, что он и там нас найдёт и нужно обратиться в полицию, Жерар считал, что надо устроить господину Гобельману «встречу» и вместе с Такеши объяснить, как тот неправ. Жерар вырос на улице и умел драться, Такеши занимался айкидо, но этот немец был огромным и не раз походя демонстрировал свою силу и хвастал своими победами в боксе. Я боялась, что он изобьёт Жерара и Такеши. Такеши настаивал на мирном решении, предлагал вообще прервать поездку и уехать, забыть как страшный сон. Они с Жераром страшно поругались из-за этого. Жерар считал, что око за око, зуб за зуб. Такеши сдался, согласился поддержать идею Жерара, но потом собирался уехать домой и забрать меня…

Она замолчала, обняла себя за плечи и взгляд её остекленел.

— Продолжайте, — произнёс Юри тихо, почти одними губами. Акико кивнула. Передёрнулась. Зажала рот рукой. Сбивчиво заговорила придушенным голосом.

— Ханс Гобельман принял предложение о… о встрече. Когда Жерар и Такеши ушли, я осталась в номере. Не находила себе места, очень волновалась и не сразу поняла, что уже не одна. Он напал сзади, оглушил, потом завязал рот моим же шарфом, чтобы я не могла кричать. Он бил и резал меня, говорил всякие мерзости, — Акико схватилась руками за голову, замотала ею, затараторила, — а потом он меня насиловал, долго, несколько часов, не знаю, говорил, вот так надо обращаться с потаскухами, спящими с двумя мужиками, а я плакала и молилась, чтобы Жерар и Такеши вернулись, а ещё я боялась, что Ханс убил их, ублюдок, у-ублюдок! — она закричала, глотая слёзы, и Юри инстинктивно подскочил, попытался схватить Акико за плечи, обнять, успокоить, но руки прошли сквозь неё, и он опомнился.

— Акико! — громко позвал он, и она замерла. Опустила руки и подняла на него взгляд. Зашептала:

— Он ушёл, я была ещё жива. Не знаю, сколько я так пролежала, то теряла сознание, то приходила в себя. Жерар и Такеши вернулись. Я хотела им сказать, что люблю их, что они не виноваты, что так хорошо, что они живы, что… они есть друг у друга. Но не успела. Гобельман разрушил нашу жизнь. Жерар и Такеши вместе организовали похороны, вместе дали показания в суде против Гобельмана, но при этом разорвали личные отношения.

Акико надолго замолчала, а сознание Юри пульсировало алым «они есть друг у друга».

— Связь с ними до сих пор держит меня здесь. Они разошлись. Но я чувствую, что любовь в них ещё жива. Пожалуйста, господин Юри, передайте им, передайте Жерару и Такеши моё послание.

Она сцепила руки на коленях и пристально, почти воинственно посмотрела на Юри. Он наощупь нашёл телефон, открыл заметки и сказал:

— Я запишу. Обещаю, я, мы… передадим послание.

---

Счастье

[Мар(т)]

Название: Счастье
Автор:  Мар(т)
Артер:  iris M
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: около 18 тыс. слов
Пейринг: Виктор/Юри
Персонажи: Виктор, Юри, Юра, на втором плане Гоша, Мила и приглашенная звезда Отабек
Жанр: мистика
Рейтинг: PG-13/R
Краткое содержание: Это Виктор Никифоров. Он живет в Питере с женихом Юри и пуделем Маккачином, тайком от тренера работает над четверным акселем и хочет в жизни всего и сразу.
Это Юрий Плисецкий. Он злится на свое тело за несвоевременный рост, много времени проводит в Скайпе и когда-то в детстве попытался съесть на спор куриный коготь.
Это Георгий Попович. Он купил дом в сельской местности, все силы тратит на ремонт и очень хочет вернуть свою девушку Аню.
А это Юри, и он счастлив.
Ссылки на иллюстрации: 1, 2, 3
Ссылка на скачивание текста без иллюстраций: doc.

0.
Пересказ "Повести о старике Такэтори" идет так медленно, будто Юри пытается отсрочить собственную казнь. Виктор терпеливо ждет, когда он останавливается, чтобы припомнить, какой такой подарок потребовала Кагуя у третьего жениха, и перебирает вслух английские слова, стараясь точнее передать любезности, которыми император обменивался с возлюбленной. Сквозь приоткрытую дверь видно: Маккачин опять пробрался в спальню и развалился на хозяйской кровати. Гаснет экран оставленного без внимания ноутбука, Юри всё говорит, Виктор, чья голова покоится у него на коленях, а ноги свисают с подлокотника дивана, слушает внимательно, уткнувшийся в телефон Юра делает вид, что не слушает совсем. Идиллия.

— Узнав, что Кагуя-химэ забыла обо всем земном, улетела на луну и никогда не вернется, микадо впал в отчаяние. Он приказал взять прощальный подарок принцессы — кувшин с зельем бессмертия — отнести его на гору Фудзи и зажечь. Там он до сих пор и горит, как память о любви микадо.

Виктор ерзает, словно ожидает продолжения, а когда его не следует, даже делает попытку привстать, впрочем, неудачную: Юри мягко затягивает его обратно, в кокон из пледа и подушек.

— А дальше?

— Это всё.

В лице Виктора почти детская обида. Сам же просил рассказать что-нибудь традиционно японское.

— Никакой второй части, где сила любви должна преодолеть все препятствия?

Совершенно не слушающий их Юра привычно фыркает, Виктор и Юри привычно не обращают внимания.

— Любовь не банк, она никому ничего не должна, — Юри хочет пошутить, но выходит серьезно, в унисон тем мыслям, которые он передумал, отрабатывая Эрос и Юри на льду. — Она либо есть, либо уж как получится. Давайте чаю попьем.

1.
— Давай купим дом.

— Прямо сейчас?

Судя по лицу Юри, он не очень удивится, если Виктор скажет: да, вотпрямсегодня, вывалит ужин обратно в кастрюлю и предложит съездить в специально найденное по такому случаю круглосуточное риэлторское агентство. Виктору бы призадуматься над подобной реакцией, но некогда. С весны, если не раньше, "некогда" — его основная проблема.

Очки Юри вот-вот запотеют от пара, поднимающегося над тарелкой. Суп густой, ароматный и, если спросить диетологов, слишком калорийный, но иногда можно себя побаловать. За окнами дождь, а в кухне тепло и уютно, на сушилке блестят влагой свежевымытые тарелки, Маккачин дремлет под столом. Хорошо. И надо бы остановиться и не бежать дальше, но Виктор так не умеет.

— Гоша закончил ремонт и зовет нас на выходные, похвастаться хочет. Поехали?

О недавней покупке Гоши — доме в полузаброшенной деревеньке под Питером — на катке не слышал только мертвый.

— Нафига покупать развалюху в мухосранске, куда не всякий вертолет долетит? — Юре хватило ума озвучить вопрос в отсутствие счастливого обладателя вышеупомянутой развалюхи. Собеседники согласно покивали, а Виктор призадумался.

— Я не против выходных, но... разве ты хочешь дом в сельской местности? Когда мы навещали твоих родных, мне показалось, что тебе там не нравится.

В Россию они перебрались вскоре после дня рождения Юры, а в гости к госпоже Никифоровой отправились летом. Виктор не сразу понял, что подтолкнуло его к первой за много лет поездке. Теперь он смеется над Гошей, а ведь тогда, в начале июля, подчинился тому же дурному, нерассуждающему инстинкту: показать близким людям важное и дорогое, что сам для себя выбрал — на всю жизнь, если повезет. Показать и погордиться, даже если они не смогут оценить. Даже если близкие эти только по крови.

Малая родина Виктора, которую Юри уважительно именовал "сельской местностью", на деле была деревней в нескольких часах езды от областного центра и в пешей доступности от районного. Последний вырос вокруг градообразующего завода, который начал хиреть еще до Викторова рождения, а в девяностые сошел на нет.

Семья была большая, мать убивалась на работе и по хозяйству, отец тихо спивался. Обдумывая ситуацию впоследствии уже с позиции взрослого человека, Виктор только головой качал: как же повезло и ему, и матери, что живущая "в области" бабушка предложила забрать кого-нибудь из детей единственной дочери в свою городскую квартиру. Выбор пал на младшего — шестилетнего Витю, находящегося в том удобном возрасте, когда ребенок уже достаточно самостоятельный, чтобы не доставлять особых хлопот, однако еще не потерял страх перед старшими. Он пошел в первый класс, учился легко и одной улыбкой растопил сердца всех бабушкиных подруг. Одна из них и посоветовала отдать Витю на каток.

Каток оказался самым веселым и интересным на свете местом. На катке был Яков — большой, сердитый, уже лучший тренер, еще не оправившийся после развода человек. Это стало началом всего.

Витя рос и катался, катался и вырос — до медалей, гонораров и мировой известности. Вышли замуж старшие сестры, умерла бабушка, утонул на рыбалке в стельку пьяный отец. Ставший Виктором Витя помогал родным, чем только мог: денежными переводами, связями (один из племянников родился с ДЦП и по нескольку месяцев в год лечился в Москве), подарками, но навещал всё реже и никогда не оставался надолго.

Везти туда Юри было чистым эгоизмом и просто плохой идеей. Одна сторона почти не владела русским, другая ни слова не понимала по-английски, а Виктор метался между ними и натужно переводил — с языка на язык, от культуры к культуре, подсказывал, объяснял и сам видел, что не справляется. Попытка связать свою жизнь в одно целое так, чтобы будущим стали и прошлое, и настоящее, обернулась полным провалом. Юри не жаловался, но ему явно было неуютно, на лице матери часто мелькало недоуменное, чуточку жалкое выражение: она явно не могла понять, кем этот иностранец приходится ее сыну, тоже, в общем-то, давно чужому. Интернет работал с перебоями, а необходимость сдерживать себя на людях — они с Юри договорились пока не говорить родным Виктора, кем приходятся друг другу, смутно надеясь "сначала подготовить" — раздражала до крайности. И всё же, они бы, наверно, прогостили до конца намеченной недели, если бы не Костя. Младший брат родился уже после переезда Виктора к бабушке. Костя учился в медицинском колледже всё того же областного центра и, кажется, единственный догадывался, почему Виктор никак не найдет себе невесту.

— Вылитый ты в юниорах, только волосы отрастить, — сказал Юри. Костя и правда словно сошел с плакатов десятилетней давности; собственная вновь ожившая юность смеялась в лицо Виктору иссиня-серыми глазами и с интересом начинающего исследователя поглядывала на Юри. Тот, разумеется, ничего не замечал.

Или замечал? И не потому ли аккуратно пресекал все попытки познакомиться ближе? Уж Костя-то на английском худо-бедно изъяснялся.
О том, что собирается гроза, Виктор знал и без синоптиков: колено ныло так, будто его разобрали, потеряли пару важных деталей, а потом вкось и вкривь сложили заново. В ванной он долго стоял перед зеркалом, высматривая признаки грядущей старости. Волосы, что ли, заново отпустить? Нет, это уже совсем дурь.

Они уехали на следующий вечер, на три дня раньше запланированного.

Юри сердился: трудновато прятать следы на шее, когда из верхней одежды — футболки и летние рубашки.

— Я не виноват.

— Очень мило. А кто?

Юри было любопытно прокатиться поездом, и Виктор, хотя и не любил железную дорогу, согласился, о чем ни разу не пожалел. Ночь стояла темным-темна, дождь лил стеной, а они, вообразив себя безбилетниками, прятались по тамбурам от сонных проводников, пили кофе из термоса и целовались.

...Питер встретил их теплом и белыми ночами. В позаимствованном образе Эроса Виктор водил Юри по площадям и улицам, кружил, соблазнял, завораживал, шептал на ухо: влюбись в него, влюбись в нас, заново, еще раз, хорошенько влюбись в этот город, в его мосты и наводнения, именные таблички и дворцы, обмелевшие без императорской крови. И будем мы жить с тобой долго и счастливо, так, как сами захотим.

После недолгих споров они поселились в Викторовой квартире, вполне, как оказалось, пригодной для двоих и Маккачина. Поправка: для двоих, Маккачина и кучи гостей.

— Почему опять у нас?!

— Потому что кацудон!

Суровый Юри готовил строго по семейным рецептам, но не всегда успевал пресечь попытки Виктора нафантазировать что-нибудь этакое.

— Морковку в салат не надо.

— Надо.

— Вот сам и будешь есть.

— Ты только попробуй. Ложечку за Маккачина...

— Виктор!

Гоша никогда не отказывался помочь с мытьем посуды. Поклонница современного кинематографа Мила настаивала на просмотре разудалого трэша про очередных супергероев, чей сюжет забывался быстрее, чем оканчивались финальные титры. Юра прихлебывал чай с неизменным выражением "Кто все эти люди и где мои чехлы для коньков?", но на огонек забегал чуть ли не через день. А однажды в дверь позвонил суровый — пусть и не такой суровый, как Юри у плиты, но все равно впечатлял — байкер в косухе, в котором Виктор только после Юркиных воплей узнал нагрянувшего в гости Отабека Алтына. Плохая память на лица, что тут поделаешь. На позапрошлом Гран-при Виктор и в Юри не узнал соперника.

— Витя, - домашнюю форму его имени Юри произносит с нескрываемым, собственническим удовольствием, тщательно проговаривая каждый звук.

— Да?

— Подожди.

Да куда же я от тебя денусь.

Юри возвращается в кухню через несколько минут, вооруженный "Большим словарем русских синонимов", долго листает, а найдя искомое, кладет под нужную статью салфетку.

— Официально заявляю: я, Кацуки Юри, согласен купить с Виктором Павловичем Никифоровым любой дом, а также, — Юри смотрит в словарь и дальше читает по-русски, не всегда правильно угадывая окончания, зато с выражением, — здание, дворец, избу, хату, хижину, землянку, лачугу, палаты, хоромы...

— Я понял! — Виктор пытается отобрать у Юри книгу, тот отбивается; оба хохочут.

— ...терем, усадьбу, дачу, виллу, барак и т.д., если будет на то его воля. Вот только...

— Что?

Юри отставляет от Виктора полупустую тарелку, усаживается на его колени, обнимает за шею.

— Мы живем в центре города, близко от наших друзей, катка и аэропорта, у нас всё есть. Витя, зачем тебе дом?

Вот глупый. Это же очевидно.

— Чтобы побыть с тобою вдвоем.

***
Дважды в неделю — чаще не получается — он занимается на языковых курсах. Виктор сначала ворчал: зачем тратить время за учебниками русского, живя в центре Питера, но, когда понял, с каким удовольствием Юри ходит на пары, быстро успокоился. Теперь в супермаркетах они играют в "Как это называется?", а в квартире иногда звучит телевизор. Юри пытается слушать новости и беспомощно морщит лоб, Виктор качает головой:

— Не переживай. Я сам не всегда понимаю, что они говорят.

В местных канцелярских скупаются блокноты, словари и прочие атрибуты настоящего студента. С получения диплома прошло больше года, и соскучившийся по учебе Юри исправно готовится к занятиям.

— Тебе помочь?

— Спасибо, я справлюсь.

— Точно-точно не помочь?

— Именно так.

Двадцатью минутами спустя Юри идет к надувшемуся Виктору с тетрадью:

— Проверь меня.

— Тебе же "точно-точно не помочь"!

— Я передумал. Помоги.

Они пытаются устраивать "дни русского языка", но дело редко идет дальше утра: кто-нибудь обязательно собьется на английский. Виктор старается передвинуть время тренировок с Яковом и проводить Юри на занятия. Они идут пешком, по дороге один склоняет и спрягает, а второй пыхтит, объясняя всю тонкость разницы между "подъехал" и "наехал". Иногда согласовать расписания не получается, тогда Юри шагает молча и изо всех сил практикуется в аудировании, прислушиваясь к городским разговорам.

Русский язык странный. Умом Юри понимает — да, странный, однако не более, чем любой другой — но "любой другой" он не пытается выучить так усердно, будто глагол в нужном времени и существительное в правильном падеже дадут ключ сразу ко всему: перебранкам соседей на площадке, пропахшему влагой городу с длинным и красивым названием "Санкт-Петербург", тому будущему, где они с Виктором — вместе.

Русские пословицы тоже странные. Как простая синица может быть желаннее журавля — символа счастья и высокой мечты?

— Смысл совсем не в этом, — говорит Мила. — Журавль далеко и сейчас улетит. Синица рядом, уже с тобой и никуда не денется. Разве не лучше?

Юри отрицательно мотает головой.

— Лучше журавль — красивый, высокий, — вырывается прежде, чем Юри успевает прикусить язык. Мила прослеживает направление его взгляда, которые, конечно же, направлен на тренирующегося на другом конце катка Виктора — легкого, длинноногого, парящего над ареной — и необидно смеется. — Ай да Юри! Поймал своего журавля и хвалится. Не понять тебе загадочной русской души.



Он вспоминает этот разговор ночью, когда, отлучившись по нужде, возвращается в постель к Виктору, который успел стащить его подушку и теперь спит, прижав ее к груди. Большой город же не спит никогда, освещает комнату фонарями, фарами, взятой в сообщники полной луной.

Смотреть на Виктора, когда они одни и не отвлечены катанием или разговорами, больно. "Ками существуют для того, чтобы человек обращался к ним в трудную минуту", — говорит мама. Виктор поворачивается на спину, но подушку не отдает, длинная челка почти скрывает лицо.

Господи боже, да за что ему всё это?

Кацуки Юри, японец, двадцать четыре года — человек самый обычный. Жизнь не готовила его к любовной истории, достойной сюжета книги. Что будет, когда наступит осень? Журавль оставит Юри, как и положено перелетной птице, и тогда...

Не просыпаясь, Виктор тянется к пустой половине кровати, слепо ищет рукой. Юри выдыхает и возвращается в постель.

***
"He came home and understood that he had forgotten his keys"

Он пришел домой и понял, что забыл ключи.

Ерунду в этом роде Юра учил в школе, когда, грезя о международных соревнованиях, налегал на английский. Предпрошедшее время, Past как его там используется, чтобы... да кому нужен этот прошлый век? В реальности язык оказался одновременно проще и сложнее, чем в учебниках, но отдельные пояснения иной раз всплывают в памяти.

Юра забыл на катке всего лишь зарядку, но катастрофу это не отменяет.

Он снимает комнату напротив прыткой старушенции — приятельницы и тайной шпионки Якова. Подробно рассказав ему, куда и при скольки градусах Юра снова вышел без шапки и с "голой душой", она идет на кухню и готовит ему что-нибудь вкусненькое из категорически запрещенного спортивной диетой. Сейчас в соседней квартире никого нет — Нина Михайловна ночует у дочери.
Юра ищет запасную зарядку. Она должна быть где-то в столе. Наверно.

Груда покрытых пылью учебников — Яков убедил дедушку, что Юре обязательно надо закончить одиннадцать классов "просто на всякий случай". Это какой такой случай, интересно? Юре девятилетки экстернатом хватило по горло, в аттестате пять по иностранному, четыре по русскому и истории, остальное поставлено по принципу "три пишем, два в уме". Старенькая, отчаянно тормозящая читалка — использовать невозможно, выбросить жалко. Пропавший билет в кино — не дошел, слишком устал после тренировки. Альбом с наклейками из Звездных войн, Милка-ехидосина подарила ("Давайте покрасим Юрочку в Рэй и отправим крушить врагов!"). Сломанные наушники. Чеки из супермаркета. За матерящимся вполголоса Юрой наблюдает полосатый Мотька, в зеленых, в цвет обивки дивана, очах – величайшее кошачье презрение к бестолковым людишкам.

Зарядка с продавленным проводом. Зарядка с неподходящим разъемом. Утопленная в ванне зарядка, которую как-то не удосужились выбросить.

Телефон вот-вот сдохнет, времени — девятый час вечера. Тяжело жить, когда тебе шестнадцать лет и все, включая государство, относятся, как к ребенку. Прошлой зимой Юру поймали на улице после полуночи, и с тех пор Яков жрет мозги чайной ложкой, требуя соблюдать комендантский час.

— Еще раз вляпаешься — отмазывать не буду!

Очень надо. Юра и сам справится, не малолетка. И за зарядкой сейчас смотается.

В городе осень. Листья висят, как мокрые тряпки, ветер несет по улице людей — фьююю! В полупустом автобусе Юра достает наушники и садится "под водителем" — там теплее.

До закрытия арены еще больше часа, но посетителей уже почти нет. По коридорам снуют работники комплекса, равнодушно поглядывают на Юру. Никто не узнает золотого медалиста последнего Гран-при, надежду фигурного катания России, и это ни капельки не обидно.
Ненавистная, пропахшая потом раздевалка, одна из многих в жизни Юры. Чего тут только не было — шепотки за спиной, спрятанные коньки, даже парочка темных. Он жил тогда в интернате, дедушка мог приезжать хорошо если раз в месяц, и в редкие встречи хотелось говорить о хорошем, а не о соперниках и их родителях, которые его, Юру, ненавидят. С переходом во взрослую лигу стало легче — никто не хочет связываться с Яковом и неофициальным "крестным отцом" Никифоровым.

Гоша говорит:

— Язык у тебя поганый, потому и люди не любят.

Что он понимает, плакса. Юра не какая-нибудь японская размазня, чтобы перед каждым встречным-поперечным извиняться или молчать в тряпочку.

В личном шкафчике зарядки нет. Нет ее и на шкафчике, на подоконнике возле розетки и даже под лавками, куда с отчаянья заглянул Юра. Можно, конечно, пойти поспрашивать у уборщиц, что он и делает, вернее, хочет сделать, но привычные ноги несут совсем не в комнату персонала. Суеверие, юниорская чушь: если, выйдя из раздевалки, ты не пошел прямо на лед, то больше никогда туда не попадешь.

"Их каток" зарезервирован Яковом на месяцы вперед. Юра идет туда без коньков, без каких-то четких намерений, просто потому, что может. Территория амурского тигра — от трехсот до восьмисот квадратных километров. Территория Юры — любый каток в зоне досягаемости. Быть на вершине пищевой цепочки, никому не уступать дорогу — только так стоить жить.

Когда позапрошлой весной Виктор сорвался и уехал в неведомые ебеня тренировать никому не известного лузера, Юра удивился больше, чем если бы тот шагнул из окна. Покинуть лед — смерть, сделать это добровольно — самоубийство, дураку ясно, Виктору, кажется, нет.
Жалеешь ли о пропущенном годе? Старый Виктор, глупый Виктор, не боишься выйти в тираж?

На питерских улицах — мрак и морось, на часах — десять с четвертью, на катке — господин Никифоров собственной персоной, которая по всем правилам должна быть сейчас не здесь, а на теплой кухне — с Кацудоном миловаться и чаи распивать. Юра хочет окликнуть его — и не смеет, слова замирают на губах.

Он катается медленно и плавно, как вода течет. Виктор на льду — человек, вернувшийся домой после долгой отлучки, и позавидовать этой легкости всё равно, что возненавидеть птиц за умение летать.



Шаги и вращения, шаги и вращения, совсем не похоже на новую программу, фрагменты которой видел Юра. Разогревшись, Виктор делает несколько простых прыжков, а потом заходит на аксель. Раз, два, три оборота, приземление четкое и красивое – разве может быть по-другому у живой легенды? Снова аксель — на этот раз Виктор не скользит на ребре конька, а делает с чистого. И еще. И еще. Юра устает считать обороты, когда череда безупречных прыжков нарушается сдавленным охом и звуком падения.

— Твою мать!

В теории Юра знает, что Виктор — человек и фигурист, а и те, и другие падают. На практике его охватывает дикая паника: хуже было только в прошлом году, когда дедушка поскользнулся на обледенелом тротуаре и так сильно ударился, что пришлось ехать в больницу.
Всё бы ничего, но этожевиктор. Главный соперник, которого надо победить. Да как он смеет падать на глазах того, кому скоро отдаст свое золото?

Виктор приподнимается на локте и с интересом наблюдает за Юриными метаниями. Бежать за коньками? Идти на лед в кроссовках и самому расквасить нос? Звать на помощь?

— Я в порядке, не дергайся.

Твою мать, Никифоров. Кому еще придет в голову, когда соревнования на носу и малейшая травма может выйти боком, убиваться над никем не взятым четверным акселем.

Виктор осторожно встает — вроде цел — и пять минут спустя уже сидит на лавке, прислонившись виском к холодной батарее, сидит, дурень этакий, и совсем не слушает Юру.

— Ты ебанулся? Скоро кубок России. Так и спину свернуть недолго. Яков хоть знает? Блин, о чем я, конечно, не знает. Хоть бы Кацудона помочь попросил. Или он тоже не знает? Почему ты молчишь? У тебя сотряс? Хочешь, я...

— Не хочу. Со мной все нормально, нечего шум поднимать.

Уже улыбается, зараза.

Глаза у Виктора какие-то стеклянные, и лицо совсем чужое. Да делай ты, что хочешь, Юре, в общем-то, пофигу.

Он встает, чтобы уйти, когда Виктор тихо говорит:

— Это мой последний год.

Тоже мне, удивил. Прямо никто не говорит, но про себя все понимают: Кацуки и Никифоров докатают этот сезон – кто уж до какого этапа дотянет – и тогда, золото-не золото, придет время большой гейской свадьбы и выхода Виктора на почетную пенсию. Как поступит его благоверный, пока неясно, но это уже дело десятое.

— Ну, последний. И что?

— Он должен быть особенным.

— Он и станет особенным, если ты ухандокаешься, не успев как следует вернуться.

— Я с зимы отрабатывал на полу, бился-бился, пару раз почти докрутил, — Виктору что в лоб, что по лбу. — На льду стало получаться. Ты ведь не скажешь Якову? Он и слышать не хочет об изменении программы.

Убиться веником.

Юре хочется орать. Бегать, топать, размахивать руками, ругаться матом, молотить хвостом.

— Ага. Ты загремишь с травмой, и мне не с кем будет соревноваться. Офигеть решение.

— Не драматизируй.

— Не заговаривай мне зубы. Значит, так: я молчу, ты рассказываешь Поросенку, а дальше вы сами разбирайтесь, как хотите.

— Юри знает. Он встречает меня после тренировки, и мы вместе идем домой.

Юра, может, и не очень хорошо сходится с людьми, но чувствует их неплохо. Слушать Виктора ему тревожно — словно смотреть на оголенный провод или пить из-под крана мутную воду.

— Если он в курсе, то почему сейчас не здесь, с тобой?

— Я попросил. Не хочу, чтобы Юри видел, как я падаю.

Лоб Виктора блестит от пота, возле рта глубокая складка, тени вокруг глаз – многодневные, синюшные. Юра отворачивается.

— Я тут зарядку потерял. У тебя нет запасной?

***
В гости к Гоше Виктор попадает один. Юри второй день мается мигренью, у него тусклые глаза и расширенные даже в полутемной комнате зрачки.

— Я сейчас позвоню Гоше и скажу, что мы не сможем.

— Не надо, он обидится. Поезжай сам и извинись за меня.

Захворавший Виктор невыносим — об этом хором твердят все, кому не посчастливилось стать свидетелем. Ему хочется внимания, врачей на дом, подушек, вредной еды и чтобы мир вертелся вокруг под строго заданным углом. Больной Юри на все попытки его обихаживать смотрит с жалобным видом, отвечает односложно и глубже зарывается в одеяло.

Думать о том, что жених плохо себя чувствует и с большим удовольствием побыл бы сейчас один, чем в компании такого замечательного тебя, обидно. Однако некая сила — наверно, та же самая, из-за которой Юри сдерживает в себе резкие слова, в очередной раз собирая расползшиеся по всей квартире немытые чашки — заставляет Виктора уступить.

— А вдруг тебе станет хуже?

— Я позвоню.

А если прорвет трубу? Соседи устроят пожар? Пьяные гопники начнут дебоширить под окнами? Грабители, наводнение, взрыв бытового газа — много, много опасностей таит в себе современная городская квартира.

— Не переживай. Если к нам залезут воры, я отобьюсь сковородкой. Телефоны экстренных служб лежат в тумбочке, ты, когда доберешься, скинешь сообщение.

Юри гладит его по щеке — невинная по сути ласка, которой Виктор не знал ни от одного любовника. Ставший привычный за скоро-будет-год жест: поймать окольцованную руку и зацеловать в ответ.

— Мы хотели поехать на все выходные, но ты ведь вернешься завтра, да?

— Утром или раньше, если вдруг конец света.

— Не надо нам конца света, я тебе еще золотую медаль не выиграл.

Их старая шутка на публику: мы поженимся, когда Юри привезет мне золото.

Их тайная мысль на двоих: мы поженимся, как только придет разрешение из посольства. А вот отпраздновать свадьбу можно и позже.

...К Гоше едут большой компанией, но порознь. Виктор без всякого удовольствия, но вполне уверенно ведет взятую напрокат машину, сидящий рядом Юра безостановочно бурчит о русский бедах, празднующих юбилеи дорожных ямах, гребаных ебенях и придурках, которым загорелось покупать там всякие развалюхи. В чем-то с ним сложно поспорить: исправный в начале пути навигатор забарахлил, а потом и совсем отказался работать. На всякий случай на Юрин телефон заранее скачали нужные карты, но загрузившись, они только накаляют обстановку.

— Смотри: здесь нужно повернуть налево, а потом...

— Какое нахрен "потом"? Мы заблудились. Видишь тот фундамент с кусками арматуры?

— Это теплица без крыши и стекол. Наверно, от совхоза осталась.

— Пофиг. Главное, что мы тут уже проезжали.

— Я такого не помню.

— Старость не радость. Или слепота передается половым путем?

— И молодость гадость, у Юри не такая уж большая близорукость, а нам все-таки налево.

— Нет, нам прямо! Ладно, газуй, куда хочешь. Когда мы помрем тут с голоду, я всем скажу, что это ты виноват.

С картами, видно, и в самом деле что-то не так: Виктор никак не может поймать тот самый поворот, с горя звонит Гоше и лишь с его пояснениями в конце концов выбирается на нужную дорогу. Они переезжают мост через заболоченную речку — и пресловутая покупка, предмет многих разговоров и восторженных речей, предстает во всем своем нелепом величии. Одноэтажный, но на очень высоком фундаменте, должным охранять от подтоплений, дом стоит на отшибе, и забора у него нет. Направо пойдешь — в деревню попадешь (там живые хоть есть? Виктор прилежно вглядывается, но не видит вокруг ни людей, ни кур, ни собак — кроме, конечно, Маккачина на заднем сидении), налево пойдешь — в чахлый лес забредешь (осень наказывает их ветром и выматывает душу затяжными дождями, деревья стоят исхлестанные, пристыженные, вымокшие до корешка), прямо пойдешь — и приметят тебя окна, слепые и зрячие, и заглотит дверной проем, и забудешь ты близких людей, а они не узнают тебя, если дом так распорядится, если дом тебя захочет.
Виктор мотает головой, отгоняя дурацкие мысли.

— Вот нахуй было так делать, — говорит Юра. Что именно делать? Покупать этот дом? Приглашать сюда гостей? Оставлять Юри одного в чужом городе? Брать с собой Маккачина? Виктор не знает, но, что бы не имел в виду Юра, сейчас он точно прав.

Проходит несколько часов, и Виктор не может вспомнить, чем ему могло так не понравиться это чудесное место. Легко понять ту гордость, с которой Гоша показывает гостям свои владения: в дом есть все, нужное для приятной жизни, и нет того, что могло бы нарушить ее покой. Деревня и в самом деле заброшена с тех, как молодые разъехались по городам на заработки, а старики перебрались если не к детям, то на местное кладбище.

— До железной дороги полчаса ходу, до ближайшего жилья минут сорок на машине, если не гнать. По утрам тишина такая, что петь хочется, — Гоша размахивает руками и улыбается от уха до уха.

— А днем и вечером шум такой, что танцевать можно? — бурчит Юра из-за Викторовой спины, но его никто не слушает.

Единственный минус — связь. Виктор с трудом находит местечко, где слова "экстренный вызов" сменяются на название оператора, и, как обещал, отправляет сообщение Юри. Об интернете нет и речи: его тут, видно, сроду не было. Непривычно, но ничего огорчительного: кому нужно в сотый раз скроллить осточертевший Инстаграм, когда можно рубить дрова и жарить настоящее мясо на всамделишном огне? К шашлыкам идет красное вино: не слишком много, все-таки собрались спортсмены в начале сезона — но достаточно, чтобы языки развязались, а душа потребовала приключений.

— Даешь грибы собирать, — говорит Мила, получая немедленную поддержку в несколько не очень трезвых голосов, в одном из которых Виктор не без удивления узнает свой. К счастью, кто-то с меньшим количеством алкоголя в крови — или лучше развитым чувством самосохранения — предлагает врубить музыку на всю громкость и устроить караоке.

Остается только порадоваться, что деревня давно опустела: даже Маккачин, весь вечер ни на шаг не отходивший от Виктора, в конце концов не выдерживает шума и прячется в доме.

...По кроватям гости расползаются часам к двум ночи. Напрочь отказавшись от раскладушки в пользу негодующего Юры, Виктор располагается в соседей комнате на диване, стараясь не слишком пинать устроившегося в ногах Маккачина. Засыпает мгновенно и видит сплошь хорошее.

Господи, если ты есть, пусть у Виктора всё получится. Четверной аксель, новая произвольная, последний (последний ведь?) сезон, их с Юри брак, смутные пока планы переезда, задуманная фотосессия с Маккачином — всё. Прошлой зимой у кого-то на Гран-при была тема "жадность" — о, как Виктор понимает этого позабытого "кого-то"! Тренироваться, тренировать, кататься самому и смотреть, как побеждает Юри, как побеждает Юрка, сочинять программы, остаться в Питере, метнуть дротик в карту и перебраться, куда глаза глядят, открыть собачий питомник, а на досуге вязать свитера для пострадавших от разлива нефти пингвинов — о, как хороша, как полна жизнь, как много в ней можно сделать!

Лишь бы достало сил и не разорвало на дюжину маленьких Викторов: тренера, соперника, друга, будущего мужа, невнимательного, вечно измотанного любовника. При попытке обсудить последнюю тему с Юри тот лишь жалостливо вздохнул, погладил Виктора по голове и пригрозил:

— Еще один подобный разговор, и я объявлю целибат до конца сезона.

Лишь бы хватило времени. Сейчас Виктор на пике и дорога ему только вниз. До чего несправедливо: иметь столько опыта, точное представление о том, что и как надо делать — и быть ограниченным болью в суставах и во всем переутомленном, предательски сдающем теле. Отмотать бы назад лет десять. Хорошо, не десять — восемь. Настоящее Виктора не могло бы быть лучше, чем оно есть, но кто откажется от юношеского сердца, быстрее гоняющего кровь по венам?

Виктор спит и видит цветущие деревья Хасетсу.

Виктор просыпается от собачьих поскуливаний.

Маккачин — лучший на свете пес: добрый, ласковый, мухи не обидит. Одиннадцать лет — почтенный возраст для пуделя: в последнее время он часто прихварывает и, совсем как хозяин, капризничает, требуя к себе внимания. А еще Маккачин — только шшш, никому ни слова! — мягко говоря, совсем не боец, несмотря на внушительные размеры. Испугавшись чего-то, он поднимает вой, призывая на помощь хозяина, и не видит в этом ничего постыдного.

— Тихо-тихо, маленький. Что случилось? Всё хорошо, я тут. Надо было тебя с Юри оставить, а не таскать по чужим домам... Ну чего ты? Мышей испугался?

Мышей Виктор в доме не замечал, но что еще могло потревожить Маккачина? Путешествуя по городам и странам, он давно привык к незнакомым людям и новым местам. Из-за закрытой двери слышны голоса в коридоре: кажется, кто-то решил сменить караоке на пижамную вечеринку. Пока Юри не видит, Виктор чмокает Маккачина в нос:

— Пойду посмотрю, что они там устроили без меня.

Коридор очень длинный. Где здесь выключатель? Черт ногу сломит. Виктор подсвечивает себе телефоном и доходит до кухни, когда один из голосов становится узнаваемым.

- Ты сдурел? Иди проспись.

На всякий случай Виктор гасит телефон. В гостиной горит торшер, дверь приоткрыта, и видно больше, чем достаточно.

В глубоком кресле сидит Мила, Гоша стоит перед ней на коленях, обнимает за талию, не пускает, и это совсем не похоже на прелюдию. Он не реагирует ни на сердитые окрики, ни на удары по плечам, выкручивает руки Милы и тычется носом ей в грудь, обтянутую футболкой с Дартом Вейдером.

— Я же сказала: отвали!

Ну, хватит. Виктор врывается в комнату и помогает Миле отцепить от себя Гошу, который скулит хуже Маккачина, плачет, вырывается, бормочет нечто нечленораздельное.

— Витя, не бей его.

— И не думал.

Полный графин воды на тумбочке, как удачно. От брызг в лицо Гоша фыркает и чуть не захлебывается, а продышавшись, не удостаивает их с Милой никакими объяснениями: разворачивается и со всхлипом уходит.

— Ну и дела.

— Дай воды.

Мила неловко пьет из графина, ее подтряхивает. Виктор оглядывает комнату в поисках чего покрепче, но не находит даже завалящего пива. Они перебираются на кухню, где Мила вгрызается в остатки холодного шашлыка, а Виктор присоединяется, поколебавшись целых полминуты. Едят молча. Приканчивают початую бутылку красного тоже молча. Виктор не выдерживает первым.

— Он к тебе раньше никогда...

— Нет. Ни ко мне и ни к кому — это ведь наш Гоша, он джентльмен, — Мила уже успокоилась и неприлично хорошо соображает для пятого часа утра. — Вить, ему дурь подсунули. Ты глаза его видел?

— Не вглядывался.

— Там зрачок такой узкий, будто его вообще нет.

***
Вечер не успел толком начаться, а Юра уже триста раз пожалел, что поехал. Лучше бы провел выходные с дедом. Или с Отабеком – да здравствует Скайп и эра современных технологий. Или с Мотькой, ноутом и гордым одиночеством. Да даже компания Кацудона была бы, пожалуй, предпочтительнее!

Юра с размаху шлепает себя по колену: под пальцами становится влажно, а на джинсах остается кровавое пятно. Попал, значит. Злоебучие комары, так и мельтешат перед лицом. От речки воняет речкой, от леса — гнильем, от Виктора — вымоченной в вечерней росе псиной. Из выпивки — пиво и красное полусухое, которое Юра терпеть не может. Интернета нет. Ума у купившего эту халупу вне обитаемого мира Гоши тоже нет, но это давно не новость.

Холодно-скучно-неуютно-заебало. Все вокруг придурки. Все взрослые — придурки; будь слово "взрослые" произнесено вслух, Юра сам себе откусил бы язык в наказание.

— Хватит дуться, иди к нам! - кричит Мила. Вот дуреха. Носится вокруг костра, как хапнувшая кофеина белка-истеричка.

Холодно, неуютно... Если без остановки твердить свои претензии к миру, то, возможно, тебе повезет и удастся под грудой мелочей спрятать главное. Юра выпил совсем немного, но его ведет. Люди мечутся вокруг, словно мухи под стеклом. Виктор, едва знакомые девушки из женской сборной, какие-то знакомые Гоши — музыканты театрального оркестра, сам Гоша, Мила — все чужие, всем чужой. Никому нет дела до того, как после прокатов ломит суставы и выкручивает мышцы, как сам скелет словно бы крошится, сдавшись под гнетом многодневной, въевшейся в кости боли.

Тяжело это — выиграть Гран-при, быть на вершине мира, а через полгода выходить на лед с опасением, что выросшие за одну ночь ноги сейчас разъедутся, как у сопливого щенка. Юра тренируется с Яковом и самостоятельно, не упускает случая глянуть, как отрабатывают программы Виктор с Кацудоном, живет без праздников и уже без выходных.

— Не переживай, скоро перерастешь, — говорит Яков.

А если нет? Юра — солдат на войне с собственным телом, которому приспичило меняться, и плевать, что на носу новый сезон, на котором ему катать с Леруа, Кацуки, Отабеком, другими, еще неведомыми соперниками, а главное — с Виктором. Последний Викторов год, последняя возможность свергнуть короля в его же замке.

- Не спеши так, Юрочка, — говорит дедушка. — Загнанному коню и пшено не в радость. Всё еще у тебя будет.

Дедушка умный, но иногда не понимает простого: "не спешить" дорогого стоит, Юре не по карману.

— Я бы хотел умереть на льду. Ты чего так смотришь? Бек?

— Я бы хотел, чтобы по Скайпу можно было давать подзатыльники.

Юра тогда сделал вид, что обиделся.

Тик-так, почти трезвому среди пьяных час идет за два. Хмельной рот — на замок, а уставшей голове неплохо бы уже и на подушку. Какой умный предложил караоке? Гоша завывает под Лепса — да кто тебя позовет в Лондон, принц недоделанный. Или ведьма? Пофиг, всё равно недоделанный, вечно второй или четвертый, не соперник. Когда дело доходит до Виктора и "ohne dich zähl ich die Stunden" терпению наступает конец. Пусть ходят на ушах хоть до утра, а Юре надо завтра быть в форме.

Когда распределяли спальные места, Виктор сразу застолбил диван, и мнения ничьего не спросил, самодовольный засранец, вот и пусть дрыхнет на столетних пружинах, а Юре досталась раскладушка, новенькая, только из ИКЕИ. Компания за окном еще гуляет, а он спит и видит самое главное: лето и лед, лед под ногами, теплый ветер в лицо.

...В детстве Юра любил бывать с дедушкой на рынке. Собственно, сейчас мало что изменилось: роднее дедушки по-прежнему никого нет, и пойти с ним куда угодно всегда в удовольствие, но те походы "на базар" запомнились лучше, чем иные праздники. В шесть лет можно не знать, что веснушки — это по-дурацки, и смело подставлять лицо солнцу, не прячась за кепками и капюшонами. Как настоящий помощник, Юра шел с хозяйственной сумкой, которая к моменту возвращения домой до верху наполнялась чем-нибудь легким, но объемным: пачками чая, хлопьями, большими мягкими булками, самыми вкусными на свете. Лучше всего — овощные ряды: разноцветные, душистые, веселые. Большую часть из разложенного на прилавках Юра не любил, но покупать всю эту яркую красоту — совсем другое дело, чем есть ее в вареном или тушеном виде. Вот с мясом было наоборот. Почему начинка для пирожков продается в таком ужасном месте?

— Деда, давай не пойдем!

— Юрочка, а котлеты? Нас бабушка заругает.

— И пусть.

— Тогда я сейчас быстренько куплю, а ты стой тут, не заходи.

— Нет! Не надо.

Нельзя отпускать дедушку одного: все во дворе знают, что среди продавцов мясного павильона тайно живет людоед. Стоит покупателю зазеваться, как тот его — хвать! — стукнет мешком по голове, затащит в секретный подвал и порежет на кусочки, кусочки закатает в банки, спрячет у себя и будет есть потихоньку, кости зароет на пустыре, а глаза выковыряет и кинет в аквариум, где живут пираньи. Дедушка старенький и уже не очень хорошо бегает, за ним надо присмотреть и защитить в случае чего. Юра крепко берет его за руку и говорит:

— Я с тобой.

Куски на прилавках безопасны: людоед слишком жадный, чтобы продавать свои запасы — но смотреть всё равно противно. Тут — требуха и внутренности, здесь — куриные лапки, сморщенные, гадкие, все в пупырышку. Если съесть такую сырой, то не будет страшным никакое колдовство. Юра как-то на спор проглотил кусочек, правда, его тут же вырвало.

Нет, по сторонам лучше не глядеть. Юра след в след идет за дедушкой и глаз не спускает с его спины.

А запах! Сил нет, какая гадость. Юра зажимает нос ладонью и дышит через рот, но лучше не становится. Мясо, печень, легкие, сердце — всё смердит и течет гноем, и нет ни дедушки, ни рынка, а есть дом в мертвой деревне, который и не дом вовсе, а тело — туша чудовища, которое давно уже сдохло, но до сих пор ползает, ползает и разлагается, загаживая мерзостью всю округу, и он, Юра, внутри этой дряни, по уши в спекшейся крови, господипрости вотдерьмо он же столько не успел, он же ничего не успел, он ни за что не останется тут, он найдет выход, проглоченный в детстве куриный коготь, распорет вонючее брюхо, он...
...открывает глаза и просыпается.

Уснуть снова не получается. Промаявшись и измяв к чертям постель, Юра встает. Начало седьмого утра: все еще, конечно, сопят в две дырки. Ну и пусть.

В комнате душно. В кухне еще хуже: там старые, совдеповские еще окна и всего одна крохотная форточка. Пока никто не видит, можно быстренько сделать себе кофе с тремя ложками сахара и сливками и выбраться на свежий воздух. По-хорошему, после вчерашних излишеств день следовало бы начать с пробежки, но Юра медлит. Наворачивать круги вокруг дома — скучно и тупо, отходить дальше — нежелательно. Не страх вовсе, а элементарное, хоть и не всем доступное благоразумие: с виду-то деревня кажется пустой, но вдруг это не так? Меньше всего охота столкнуться сейчас с нариками или еще какими бомжами.

Хоть бы Виктор продрал глаза, лежебока, совсем обленился после своей Японии. Или Мила. Кто-нибудь. Вот был бы здесь Бек, они бы уже все закоулки вдвоем облазили, а не дрыхли, как дураки.

Конечно, никто не убрал с террасы следы ночной гулянки. Спихнув с дороги чей-то заляпанный кетчупом платок, Юра спускается во двор и усаживается на скамейку. Эти вот скамейки — единственное хорошее, что тут есть, дедушке бы точно понравилось. Он здоровски вырезает по дереву, пытался и Юру учить, да руки у внука не из того места.

Сидение, спинка, ножки — всё покрыто замысловатыми, ни разу не повторяющимися узорами. Птицы, белки, шишки, цветущий папоротник — глаз не оторвать, до чего красиво. Юра прослеживает пальцем силуэт волчьей морды и запрокидывает голову: по стенкам одноразового стакана скатываются в рот последние, сладчайшие кофейные капли. Вкусно.

В безжалостном утреннем свете и на трезвую голову дом выглядит еще непригляднее, чем вчера. Трещины на фасаде с палец толщиной, фундамент в нескольких местах обваливается, крыша, кажется, тоже не в порядке. Гоша ведь специально для ремонта брал кредит, на что он его потратил, на обои?

Потихоньку на террасу начинают сползаться люди. Юра игнорирует призывы пересесть за общий стол: от уровня земли до пола террасы больше метра расстояния, и наблюдать за компанией с такого ракурса довольно забавно. Одна из девушек, чьего имени Юра не запомнил, предлагает перекинуться в мафию, кто-то тут же находит карты. Виктор не играет: уткнулся в телефон, наверно, Кацудону любовные эсэмэски строчит. Мила тоже не играет: стоит, облокотившись на перила, и курит, Якова на нее нет. Гоша выбывает одним из первых, видок у него понурый, под стать собственной фазенде. Он и катать стал хуже: когда Яков не кричит, а начинает разговаривать тихо и серьезно, это значит, что дело кранты.

Гоша, разумеется, замечает ее первым. На лице последовательно мелькают недоверие, удивление, а потом проступает радость — чистая, глубочайшая, Юра пытается вспомнить, когда он в последний раз видел столь же безусловное счастье, а вспомнив, мысленно плюется: Виктор. Ну, конечно, Виктор, встречающий в аэропорту прилетевшего из Японии Кацудона, с которым расстался — о ужас! — на целых два дня.

Проследив линию взгляда Гоши, Юра оборачивается.

...Она идет по тропинке. Именно по тропинке, из леса, а не от трассы. Юра помнит ее по фотографиям из Инстаграма: копна каштановых волос, алая, в тон платью, помада на губах, точеная фигура профессиональной спортсменки. Рот Милы комически приоткрывается, игроки бросают карты, и даже Виктор отрывается от телефона.

Она ступает на дорожку, ведущую к дому. Гоша размыкает губы и зовет:

— Анечка.

Она всё ближе; цок-цок, стучат каблуки по гравию, проклятые красные туфельки, девочка обула их, отправилась на бал вместо похорон бабушки, и теперь она танцует и танцует и не сможет остановиться, пока добрый палач не отрежет ей ноги. Ноздри снова наполняет запах из сна: гниющее на солнце мясо, над которым кружатся мухи, сдохшая под полом мышь, мертвая ворона лежит на газоне уже давно, изморозь прихватила черные перья, и никто ее не уберет.

— Анечка.

Она поднимается по лестнице, и горло сдавливает, словно тебе снова четырнадцать, и ты во втором часу ночи привез дедушку в реанимацию, вы в приемном покое, он лежит на каталке, а врачам похуй, они бумажки пишут. Вот она, большая, неминуемая беда, уже случилась, здесь, с нами, то-что-всегда-с-другими, то-чего-не-может-быть. Ей осталась пара ступеней, шаг, другой, застывший, как столб, Гоша отмирает и кидается к ней с поцелуями, одной рукой Аня обнимает его за шею, другой легонько, походя, толкает Милу, и Мила падает боком, на ступени и вниз, падает так неловко, будто в жизни не стояла на коньках и слышать не слышала о группировке; крик ее боли перекрывает и Гошин влюбленный лепет, и Юрин безудержный, бессмысленный мат.

— Сука, ты что наделала! Зачем ты ее спихнула? Мила, ты...

— Кто спихнул?

— У меня сети нет, у кого хорошая, наберите ноль-три.

— Он про Аню.

— Аня и пальцем ее не тронула, Юра, что ты пил?

— Я хотела сделать тебе сюрприз. Ты не рад?

— Да вы в глаза ебетесь, сами алкоголики, всю ночь бухали.

— Ты лучшее, что я мог представить.

— Мила сама упала, Юре показалось.

— Кто-нибудь, да вызовите уже скорую!

2.
Глаза у Юры круглые, как у его котов, но не по-кошачьи растерянные. Он носится по их с Виктором гостиной и вот-вот пробьет стену в соседнюю квартиру.

— Почему меня никто не слушает? Вы все ослепли походу.

Виктор устало вздыхает, Юри гладит его по плечу — просто потому, что может.

— Потому что... да сколько можно объяснять? — сейчас Виктор сорвется, наговорит резкостей, получит в ответ ушат непотребств, и они разбегутся: Юра — обижаться на весь свет, Виктор — делать вид, что размолвка его совсем не трогает. Юри кладет руку так, чтобы кончики пальцев ложились на беззащитное место, где кончается ворот домашней футболки и обнажается кожа, незаметно надавливает, массирует круговым движением: шшш, успокойся, не спеши. Виктор дарит его благодарным взглядом, которого Юра, к счастью, не замечает, и продолжает более спокойным тоном:

— Прекрати мельтешить, пожалуйста.

Юра не сразу, но слушается, опускается на стул. Согнутая спина, локти поставлены на колени — Минако-сенсей побила бы за такую позу.

— Значит, так. Нас на террасе было человек десять. Хорошо, минус Гоша, он влюблен и предвзят — девять. Можем даже меня не считать, если мое мнение ты в грош не ставишь, остается восемь. Ни один из этих восьмерых не подтвердил твою теорию о том, что Аня якобы столкнула Милу. Сама Мила ни в чем не обвинила Аню. Как ты думаешь, что из этого следует?

— Что вы все идиоты.

Юри придвигается ближе к Виктору, который закусывает губу и шумно выдыхает: точь-в-точь закипающий чайник.

— Идиоты? Ладно, пусть. Все вокруг дураки, один ты умный и смотрел куда надо. Тогда ответь: зачем это Ане? Мила ей не соперница, ни на льду, ни в личной жизни, ни в чем. Да они едва знают друг друга! Даже если бы и знали: с бухты-барахты заявиться в гости и столкнуть человека с лестницы — надо быть сумасшедшим, чтобы придумать такой способ покушения.

Аргументы Виктора не по-никифоровски логичны, Юри на месте Юры было бы нечего возразить. Тот и не возражает: смотрит на то, как Виктор гладит ободок кольца на пальце Юри — не флирт, не заигрывание, бессознательный жест, так монах перебирает четки в поисках успокоения, так спящий тянется к любовнику, прося ласки; Юра все смотрит, и выражением его лица болезненно меняется: хмурится лоб, дрожат веки, опускаются уголки губ. Раскричится? Заплачет? Ни то и ни другое: Юра говорит по-русски непонятное, вскакивает и, не прощаясь, выбегает из квартиры. Виктор и Юри остаются одни. Виктор и Юри остаются друг с другом, и это на целый мир больше, чем до Барселоны.

— Ну вот. Наш сын опять ушел из дому.

— Он не наш сын, как бы тебе не нравилось его дразнить.

В глазах Виктора мелькает что-то странное, он, кажется, хочет заговорить, но сдерживается. Это нестрашно. Если тема важная, они обсудят ее позже. Если нет, все равно обсудят.

Юри идет на кухню, Виктор тянется следом.

— Что он сказал последнее? Я таких слов не знаю.

— "Пропадите вы пропадом", - отвечает Виктор по-русски и привычно поясняет. — Как "go to hell", только гораздо мягче. Юрочка, наверно, учебников по литературе начитался: оборот красивый, но старомодный, сейчас так не выражаются, сразу нахуй шлют.

Юри кивает: вот и еще одна монетка в его языковой копилке, надо запомнить — и снимает с гвоздя разделочную доску. Банан, киви, яблоко. Когда есть время и силы, из ящика достается формочка в виде собачьей морды с длинными ушами ("Ты изверг! Я не могу есть Маккачина"), но тень вчерашней мигрени все еще ютится за левой бровью. Юри режет фрукты аккуратными кубиками, перемешивает в глиняной миске — мама чуть ли не тайком сунула в чемодан ("В России таких нет"), и ставит на стол перед Виктором.

— Ешь, пока сок не стек.

Себе можно сделать кофе. У Юри на цитрусовые аллергия, а Виктор простейшую фруктовую смесь, которую упорно называет салатом, обожает до сощуренных в блаженстве глаз, только нарежь, самому ведь лень лишний раз нож в руки взять. А Юри и рад. Десять минут, совсем немного усилий, а улыбка в ответ такая, будто золотую медаль на блюдечке принес.

Миска пустеет медленно: Виктор жует, смежив веки, его слегка покачивает на стуле.

— Ты сейчас упадешь носом в чашку.

— Как ты думаешь, Юра что-то принял?

Отставить недопитый кофе, выдохнуть, встать. Обнять Виктора со спины, зарыться носом в давно не стриженные светлые волосы. Ответить:

— Нет. Юра умный и достаточно взрослый, чтобы не рисковать здоровьем и карьерой из-за наркотиков.

— Он увидел то, чего не было.

— Ты тоже начнешь, если не отдохнуть как следует. Иди поспи, вечером в больницу ехать.

— А ты?

— А я тут буду.

На исходе дня они отправляются навестить Милу. В приемное отделение ее довезли на машине подруги: до скорой никто не дозвонился. Два ребра сломаны, еще в одном трещина, хорошо лишь то, что обошлось без повреждений позвоночника и внутренних кровотечений.
На фоне застиранного белья волосы Милы кажутся совсем огненными. Она улыбается:

— Нормально потусили, век не забуду. Дядя Яша был утром, хотел оторвать мне голову.

— Пожалел и оставил? - говорит Виктор, помогая Юри разгрузить пакет с соками, йогуртами и прочей больничной едой.

— Неа. Сказал, что его ученики что с головой, что без головы — один хрен разницы нет, так нечего и напрягаться.

Якова можно понять. Мила выбыла из строя, Юра растет и неизвестно как еще выступит в этом сезоне, Виктор на чем свет стоит препирается насчет графика и интенсивности своих тренировок и тайком бьется над четверным акселем, Гоша работает и выглядит так, будто неделю не спал. Ах да, есть еще Юри, который Якову вроде как посторонний, но нахлобучки получает наравне со всеми.

Мила держится молодцом. Подбодрить бы ее как-нибудь, но, когда дело доходит до утешения страждущих, Юри ничуть не лучше Виктора. Сама Мила совсем не такая, вспомнить хоть первый день Юри на новом катке.

— Не дергайся, тебя там все полюбят, я ревновать буду, — Виктор сначала подшучивал, а когда понял, что это не помогает, обнимал, шепча на ухо успокоительную чушь, но Юри все равно нервничал. Это же родной каток Виктора в Санкт-Петербурге! Вдруг у Юри не получится произвести хорошее впечатление? Там будет Яков-сан, который для Виктора почти как отец. Если он решит, что Юри Виктору не подходит, а он непременно решит, то...

— Я не знаю, о чем ты думаешь, но перестань немедленно. Хочешь, поцелую?

— Хочу.

За одним поцелуем последовал другой, а потом они успешно обновили двухспальную кровать, приобретенную Виктором к приезду Юри, но следующее утро все равно было ужасным. Под взглядами новых знакомых — любопытными, осуждающими, оценивающими — он безбожно валил прыжки и путался в собственных ногах. Неизвестно, чем бы кончился тот злосчастный день, не подоспей опоздавшая на тренировку Мила.

— Хей, народ! Скучали без меня?

Оказалось, что Мила увлекается брейк-дансом, и через час они устроили импровизированный баттл прямо на льду. Юра присоединился к ним сразу, Виктор — закончив дуться. Потом пришел Яков, наорал на всех и пообещал сдать в детский сад. А еще потом они отправились в кафе, прихватив с собой Гошу, и Юри понял, что принят.

Не обращая внимания на возмущенные возгласы, Мила отбирает у Виктора очищенный апельсин.

— Хватит объедать больную, у тебя жених для этого есть. Вы Юрку сегодня видели?

Виктор кивает и недвусмысленно тянется к связке бананов, за что получает от Юри по пальцам.

— Дома поужинаем. Да, он заходил утром, про Аню говорил.

— Вам тоже?

— Всем, — Виктор ставит стул ближе к Юри и легко прислоняется к нему плечом. — Это ведь чушь, да? Ты оступилась, мы видели. Несчастный случай.

Мила кивает.

— Так глупо. Словно лестница ушла у меня под ногами.

***
Юри идет на каток, мимоходом касаясь кончиками пальцев щеки, которую только что целовал Виктор. В наушниках сладко плачет гитара, надрывается скрипка — опопсевшая классика, так хорошо, что давно уже плохо, дурной выбор, дурной тон. Юри на миг закрывает глаза, отгораживаясь от всего мира, выдыхает и начинает танцевать.

Он мог бы выступать и без музыки — сам лед поет под его ногами. Флип, тулуп, аксель, лутц — всего лишь названия, алчущая содержания форма. Неделю за неделей Юри отрабатывал программу, как механическую последовательность шагов, прыжков и вращений, скрупулезно выверяя каждое движение, повторяя элементы раз за разом, чтобы тело запомнило и двигалось само, не требуя помощи ни души, ни разума.

— Юри, что ты делаешь? — спрашивает Виктор.

Готовлю выступление на свой последний год. Лебединую песню, как говорите вы, русские.

Не думать о медалях, баллах и недокрученном обороте каскада легко, если знаешь, зачем на самом деле вышел на лед. Юри танцует то, что не может выразить словами — свою благодарность богам, подарившим ему именно эту судьбу, здесь, сейчас, так, как оно сталось.
За домашнее тепло, руки матери и поддержку отца. За редкие улыбки сестры и безусловную веру в него Минако-сенсей. За крики чаек, запах океана и ароматы любимой еды.

Смотри на меня, Виктор, Витя — непривычная мягкость талой водой оседает на языке. Внимательно смотри. Мальчишкой я увидел тебя по телевизору, а пятнадцать зим спустя мы обменялись кольцами в заснеженном городе за сотни километров от Японии. Редко, но бывает: с простыми людьми случаются чудеса. С тобой я засыпаю и просыпаюсь, с тобой же делю дневные часы, и сердцу тесно в груди, так полнит его радость.

Однажды я все-таки найду нужные слова, уж не знаю, на каком языке, и скажу тебе: спасибо, Витя. Не за выигранные медали и слезы после удачно откатанных программ, хоть и это тоже немало. Не за то, как ты тогда бежал ко мне в аэропорту. И даже не за подаренный Петербург.

Ты ведь, родной, и сам не понимаешь, что сделал. Многие годы я прятался от чужих взглядов, боялся совершить ошибку, опозориться, разочаровать кого-то. Жизни боялся.

Сейчас не боюсь. Не знаю, что с нами будет: выиграю ли я тебе обещанную золотую медаль, вернешься ли ты со мной в Хасетсу. Будущее неопределенно, и даже твое лицо видится иной раз нечетко, плывет, словно за секунду до обморока. Я смотрю на тебя всегда, когда только могу, смотрю-любуюсь, стараюсь запомнить, и мне больше не страшно. Ты красив, как снежная дева из сказок, которые никогда не заканчиваются хорошо, но мне ли, японцу, к этому привыкать?

Вчера мы опять спорили о твоих тренировках, ты разволновался и случайно смахнул на пол мою чашку — ту, которую я привез из дома. Что потом было! Все разногласия забыты — ты извинялся так, будто не посуду, а меня уронил. Мы оценили ущерб: ковер испорчен, у Маккачина обожжен нос, на виновнице переполоха — ни единой трещины. Не волнуйся, эта чашка пережила даже провал на Гран-при, когда я сам швырнул ее об стену. Она крепка, как моя любовь.

...Закончив программу, он подъезжает к бортику. Глаза Виктора сияют: другого ответа Юри не нужно.

— Ты уже придумал название?

— "Счастье".

— ...

— Ты против?

— Что ты. Конечно, нет.

"Счастье" – тема Юри на новый сезон. Госпожа Барановская не одобряет:

— С такой темой будет сложно задеть за живое зрителей. Счастье — это скучно. Не горячит кровь.

Виктор обижается за Юри, который с улыбкой качает головой: ничего страшного. Неважно, что подумают другие, в свой последний год он выходит на лед прежде всего для себя. Карьера фигуриста близка к завершению, впереди маячит новое и удивительное, и как же любопытно, как радостно смотреть вперед и гадать о будущем.

Тема Виктора — "Буря". Виктор идет на каток, и от его произвольной сердце бьется сильно и больно. Кажущиеся бесконечными каскады, прихотливый на грани с вычурностью рисунок шагов, вращения, от которых кружится голова — Юри смотрит и ему почти страшно. Больше, чем почти.

Витя, вспомни о презренных законах физики. О физиологии вспомни. Послушай Якова, он плохого не посоветует. Послушай свое тело, которому через несколько месяцев будет двадцать девять. Витя, если ты снова решил порвать Инстаграм, то после #поцелуйилиобъятие и #обручальныеталисманы хэштег #свадьбанакостылях уже не произведет особого впечатления.

Виктор не слышит, а если и слышит, то ему все равно. Он отрабатывает программу, пышную, как его любимое елизаветинское барокко, программу, которую святотатцу Юри хочется изменить, взяв на вооружение принцип ваби: упростить, уравновесить, отсечь то, без чего можно обойтись, и даже чуточку больше. Ах, Юри, Юри. Не тебе — гостю на чужой, не знающей краев и меры земле — становиться между Виктором и льдом.

Он и не пытается. Стоять не между, а рядом: держать за руку, встречать после тренировок, говорить важное, говорить глупости, когда на иное не остается сил — это можно, этого Юри никто не запретит. Виктор не хочет свидетелей его битвы с четверным акселем.

— Я буду падать.

— И что?

— Тебе не понравится.

Юри уже не нравится. Его мутит от ревности, нелепой жадности, подзабытого за последний год голода: узнать Виктора настоящего, во всех его проявлениях — смеющегося, хмурого, раздосадованного, уставшего, захмелевшего от поцелуев, невыспавшегося, сытого, довольного, ластящегося к рукам пуще Маккачина. Больного, здорового, всякого.

В конце концов Виктор уступает. На глазах ждущего у бортика Юри четверной аксель — тема закулисных сплетен и тайных вздохов не одного поколения фигуристов — нехотя, но подчиняется воле признанного короля льда, и речь вовсе не о Леруа.

Виктор прыгает. И прыгает еще раз, уже перед Яковом. И еще раз, на внутрироссийских соревнованиях в Москве, прыгает и докручивает, хотя приземляется не очень чисто, касаясь рукой льда, но это уже никого не беспокоит.

— Ты с ума сошел? — на раскрасневшееся от гнева и расстройства лицо Якова жутко смотреть. — Зачем ты сделал это именно сейчас?

— Хотел всех удивить.

— Поздравляю, получилось. Скоро Кубок России. Потом Франция. Потом Нагоя. Теперь на каждом твоем выступлении люди будут ждать четверного акселя и смешают тебя с дерьмом, если не дождутся.

Яков, конечно, во всем прав. Перед ним хорошо бы извиниться, что Юри и делает, пока Виктора нет в комнате. В ответ — ухмылка и хлопок по плечу.

— Привыкай. Не век же мне одному с Витенькой мучиться.

Из Москвы они практически сбегают, но в Питере дела идут не лучше. Виктора приглашают дать интервью, автограф, напутствие юношеству и просто дать — желательно одновременно. Юра, чье растущее тело валит половину тройных прыжков, ходит по пятам и требует "научить". Мила в больнице, Гоша в прострации — разве к нему не вернулась любимая девушка? Юри, еще недавно маниакально собиравший все видеозаписи выступлений Виктора, какие только существовали в природе, не может заставить себя посмотреть "Viktor Nikiforov jumping quadruple axel", загруженную на Ютюб еще до объявления судейских оценок.

А потом кто-то говорит:

— Погода — зашибись. Гоша, свози нас на дачу.

@темы: Рейтинг: PG-13, Рейтинг: R, арт, авторский фик, Категория: слеш, Персонаж: Виктор Никифоров | Victor Nikiforov, Персонаж: Катсуки Юри | Katsuki Yuri, Персонаж: Юрий Плисецкий | Yuri Plisetsky, Виктури | катсудон

---

Пока течёт вода

[кэцхен_восемь_жизней_назад]

Название: Пока течёт вода
Автор:  кэцхен_восемь_жизней_назад
Артер:  Laviko
Бета:  Гейфилд
Размер: ~ 18 000 слов
Пейринг/Персонажи: Кацуки Юри/Виктор Никифоров, семья Кацуки, семья Нишигори, Минако, ОЖП и ОМП в количестве
Категория: джен, слэш
Жанр: мистика, драма, романтика, провальный юмор
Рейтинг: R
Дисклеймер: всё украдено до нас герои принадлежат создателям, мы просто упоролись.
Предупреждения: 1. У нас с Вишней был стог травы, и мы его скурили, как-то так, наверное?...
2. Духи и призраки, экзистенциальная тоска и мистические приходы, мёртвые женщины и сказочные долбоёбы, скелеты в шкафу и смерть второстепенных героев! без регистрации и смс
3. Серьёзно, юрэй местами немного криповый.
Краткое содержание: Юри не хотел ехать в Хасецу — отпуск совпадал ровно с разгаром сезона дождей, но Виктор сделал такие жалобные глаза, что пришлось согласиться.
Примечание: Спасибо всем, кто меня не убил, пока я ныла писала этот фик! Спасибо Вишне за идею и накур, спасибо моим домашним и реаловым друзьям за юмор, спасибо чатику команды кацудна и юри-бухарикам за моральную и аморальную поддержку, и отдельное спасибо  Verliebt-in-Traum за полезные ссылки
Размещение: с разрешения автора
Ссылка на скачивание фика: doc
От автора: 1. Конечно, я вдохновлялась такими фильмами как "Проклятие" и "Колдун", и многими другими вещами, о которым, может, ещё напишу у себя в дневнике.
2. Я выкладываю макси с эпилогом, но как автор считаю, что он тут лишний, потому что, честно говоря, смазывает красивую концовку.

1

— Виктор, хватит улыбаться, я всё вижу!
Отправив последнее сообщение, Юри включил режим полёта. Они уже медленно тронулись с места. За иллюминаторами лило так, что казалось, будто мир целиком состоит из одной воды.
— Нет, правда, она так на тебя пялится.
— Соседка слева? — уточнил Юри, не меняя ни позы, ни выражения лица. — Знаю.
Он не хотел ехать в Хасецу — отпуск совпадал ровно с разгаром сезона дождей, но Виктор сделал такие жалобные глаза, что пришлось согласиться. Компенсацией за две унылых недели, которые только предстояло пережить, должны были стать восемь дней в Греции. Юри спал и видел острова в Эгейском море. Много-много островов.
— Она как будто хочет тебя съесть.
Губы Виктора остановились в миллиметре от уха, дыхание согрело мочку. Юри заёрзал в кресле.
— Мне и так неловко.
В Японии его любили и раньше, но после побед на Чемпионате четырёх континентов и Чемпионате мира эта любовь приняла вид помешательства. Ещё и поэтому он радовался переезду в Петербург.
— Её можно понять. Я бы и сам сейчас не отказался… перекусить.
— Мы… кхм… перекусили перед посадкой.
— Но толком ужинали ещё дома, — шёпот стал едва различимым, но таким горячим, что никаких слов уже и не требовалось, — я снова голоден.
— Держи себя в руках, — Юри попытался сделать серьёзное лицо.
— Рядом с такими аппетитным Кацудоном?
Словно в ответ на реплику желудок издал тоскливую руладу. Виктор уткнулся носом в воротник куртки, с трудом сдерживая смех.
— Блин, — Юри отпихнул его локтем, — из-за тебя теперь все мысли о еде... О нормальной еде!
— Нормальный кацудон я тоже хочу.
— Ты ещё помнишь, что мы должны съесть его вместе?
— Одну порцию, возможно…
— Я дважды выиграл!
— Разве ты уже не получил свою награду?
— Так это была награда? Я-то думал, дело в чувствах.
Виктор нахмурился и уже открыл рот, чтобы съязвить, но передумал.
— Ладно, поймал, — признал он. — Можешь съесть все три порции. Третью — как свидетельство моих чувств.
— Извини, если прозвучало грубо, — Юри коснулся его руки.
— Не слышу раскаяния.
— Тебе понравилось жить в Хасецу, а мне — в Петербурге, — Юри снова почувствовал на себе голодный взгляд соседки слева. — Поговорим позже, ладно?
— Можем поменяться местами, если хочешь.
— Всё в порядке.
Закрыв глаза, Юри сжал руку Виктора.
— Никому тебя не отдам, — донеслось в ответ.
Весёлый шёпот против вожделения, обжигающего холодом. В жизни всё было совсем не так, как на льду. Выступая перед зрителями, Юри чувствовал, что управляет их сердцами, но, сняв коньки, терялся. Он мечтал стать незаметным, существующим для узкого круга людей, а в некоторых случаях — для одного конкретного человека.
— Виктор…
— М-м-м?
— Люблю тебя.
— Больше, чем кацудон?
— Даже когда ты ужасно шутишь.
Виктор тихо засмеялся.
— Я тоже очень люблю тебя, Юри.
Самолёт остановился, чтобы через мгновение начать разгон по взлётной полосе.


2

Юри вспомнил про телефон уже в поезде, но за три часа в мире ничего не изменилось. Только Юра выложил видео. «Истоки всемирного потопа в Подмосковье!», — торжественно объявил он, и в кадре появился участок, полностью залитый водой. У дальнего края на воде печально покачивалось голубое пластмассовое ведро, в котором истошно орала мокрая кошка. К ведру, широко шагая в высоких болотных сапогах, двигался дед Николай. В руках у него были грабли. Он остановился недалеко от ведра, вода там доходила почти до края сапогов, и ловко поддел ручку. Кошка, не веря своему счастью, тут же забралась ему на плечо. Придерживая её рукой, он пошёл назад. «Дед наш герой, да, Жучка?» — камера опустилась вниз. Плисецкий стоял на конуре, к его ногам жалась чумазая собачонка.
Закрыв инстаграм, Юри написал сообщение сестре. Сил не было даже на один короткий звонок, да и о времени приезда он предупреждал заранее. Пока они с Виктором укладывались в эти сроки. Незачем было отвлекать домашних от многочисленных дел. Юри невольно вспомнил дни, когда ещё помогал родителям и сестре. Тяжёлый труд.
«Ежедневные тренировки ничуть не легче» — он одёрнул себя.
Помедлив, Юри открыл переписку с Йоко. Не больше сотни общих вежливых фраз за предыдущие пять лет. Что ещё могут сказать друг другу люди, которые давно не виделись и не особо ладили в прошлом? У неё давно была своя жизнь в Токио, из всех учеников Минако именно она достигла больших успехов в балете. Юри удивился, когда узнал, что Йоко вернулась в Хасецу несколько месяцев назад.
«Что-то случилось?»
«Приедешь, расскажу. Ты ведь приедешь? Можем встретиться, поболтать».
«Да».
После этого она писала несколько раз, но Юри нашёл силы ответить только однажды, когда узнал точные даты поездки. Йоко сказала, её устроит любой день, а теперь молчала — вчерашнее сообщение так и висело непрочитанным.
— Все девчонки одинаковые.
Вздрогнув, Юри едва не выронил телефон.
— Виктор, это моя личная переписка!
— Извини, — он отстранился, — случайно взгляд упал. Мне показалось, ты заказываешь такси.
— У нас не так много вещей…
— Я очень устал.
Откинувшись на спинку сиденья, Виктор прикрыл глаза. Выглядел он так себе: как после изнуряющей тренировки или чересчур длинной ночи. Юри оглянулся на полупустой вагон – рядом никого не было – и, замирая сердцем, провёл пальцами по щеке, продолжая движение, откинул прядь волос со лба. Виктор улыбнулся, перехватив руку, прижал её к губам и тут же опустил, сжимая в ладонях.
— Возьмём такси, — пообещал Юри. — Потерпи, скоро приедем. Я попрошу, чтобы сегодня нас не беспокоили. Все разговоры будут завтра.
— Прекрасный план, — Виктор снова приложился к термокружке.
— Угостишь своим ужасным пойлом?
— Никогда, если продолжишь так о нём отзываться.
— Как ещё это назвать?
Раньше вселенная хранила его от страшной правды, но сегодня он своими глазами увидел, что «два тройных эспрессо и три двойных Hennessy» вовсе не шутка, а реально те пол-литра, которые не раз скрашивали Виктору многочасовые перелёты и пересадки.
— Божественный эликсир?
Юри принял поражение и совсем немного – божественного эликсира. В конце концов, это был первый нормальный отдых с прошлого лета. Вкус оказался отвратительным, но потом по всему телу разлилось тепло. Лёгкие волны качали Юри в такт движению поезда.
— Расскажешь про эту девушку?
— Просто старая знакомая.
— Как Юко?
— Юко мой друг! А с ней… У нас было скорее соперничество. Мы вместе занимались у Минако. Я всегда думал, что Йоко терпеть меня не может, — Юри усмехнулся, уплывая мыслями в прошлое. — Она прятала мою обувь, дёргала за волосы всё время, просто тыкала под рёбра.
— Вау, — Виктор усмехнулся, — и после этого ты хочешь с ней встретиться?
— Мы ведь уже не дети.
— О чём и речь.
— Перестань. Это прошлое, в котором нужно поставить точку.
Виктор не ответил, отвернувшись к окну, за которым дождь взял небольшой перерыв. Какое-то время на стекле ещё дрожали, истончаясь, изогнутые водяные струи, но потом скорость и ветер расправились с ними окончательно. В низких грозовых тучах обозначился просвет. Юри не мог сказать, нравилась ему Йоко или нет. Она совершенно точно была очень красивой девушкой, но он её почти не помнил: как она улыбалась, как танцевала — даже её злость теперь казалась какой-то эфемерной. Ему никогда не пришло бы в голову поставить этот едва уловимый образ против образа Виктора, человека, которого невозможно забыть. Иногда казалось, что каждое его движение меняет мир. Да так, наверное, и было.
— Хватит дуться! Я ведь не обижался, когда ты шутил про мои программы.
— Ты тоже мог бы что-нибудь пошутить.
— Я ничего тебе не сказал, когда ты поцеловал меня в прямом эфире!
— Ты мог бы поцеловать меня в ответ.
— Я подарил тебе обручальное кольцо.
— Как талисман.
— Я сплю в твоей постели, Виктор! Абсолютно голый!
— И в Хасецу будешь спать? — он, наконец, повернулся, щурясь с подозрением.
Юри закатил глаза. Один раз этот разговор уже закончился ссорой. Сослаться на свою скромность и приличия он уже не мог. За год Виктор узнал его как облупленного. Да и после прошлого лета им обоим нужно было хорошо постараться, чтобы чем-то удивить родителей и тем более Мари.
— Как будто я не спал!
— Ты приходил и уходил, и никогда не пускал к себе.
Юри взвился. Отвернувшись, он начал медленно считать до десяти, стараясь вдыхать максимально глубоко и не торопиться с выдохом. Его разрывало на части от невозможности открыть правду. В юности были разные периоды: и когда он, лёжа у себя в кровати, распалялся мыслями о разных людях – любых, лишь бы они не имели ничего общего с Виктором, и когда он, сломавшись, на протяжении многих ночей оставался верен только своему кумиру, и когда он, наконец, познал безумную вакханалию отвлечённых образов, потому что люди уставали, а порождения ума могли ублажать его вечно. Потом Юри, к счастью, переехал. Теперь он не находил слов, чтобы объяснить, что просто не представляет, как можно заняться любовью там, где с ним уже случилось всё возможное и невозможное тоже.
Было, конечно, кое-что ещё, но об этом не хотелось даже думать.
«Пусть лучше Виктор посмеётся над моими фантазиями».
— Юри? Что с тобой?
Виктор тронул за плечо. Юри повернулся, почти совладав со своими чувствами.
— Всё в порядке. Извини, я тоже устал. Давай потом поругаемся?
— Просто объясни, что не так.
— М-м-м, наверное, я в ужасе?
Виктор фыркнул.
— Я бы обиделся ещё раз, если бы не знал, что ты в ужасе от всего, что на самом деле любишь.
— Не обобщай.
— Ещё глоточек ужасного пойла? — он поднял бровь.
Чего точно не было у Виктора Никифорова — так это совести. Отняв термокружку, Юри допил последние три глотка. Поезд неумолимо приближался к Хасецу.


3

Проснувшись, Юри не сразу понял, где находится. Было холодно, темно и очень тихо. Рядом посапывал Виктор.
«Он забыл закрыть окно? Молодец, конечно. Больше не разденусь! Буду спать в русской шубе, как у Гоши на даче».
Юри поёжился под сквозняком. Дуло как-то странно: не через спину, а от головы к ногам. Он поднял взгляд и вместо привычной стены увидел окно.
«Да это же наш банкетный зал! Я дома, в Хасецу», — дошло до него.
Память тут же вернулась: после легкого обеда сразу по приезде, они собрались немного прогуляться, пока распогодилось. Юри только на минутку прилёг на кровать Виктора, чтобы подождать, когда тот посмотрит остальные видео Плисецкого о бедах Подмосковья. Видимо, так и уснул, а кое-кто не счёл нужным будить.
«Нужно пойти к себе в комнату», — подсказал здравый смысл.
Юри сам себе кивнул, но вместо того, чтобы встать, протянул руку, нащупал одеяло и потянул.
— Ну-у-у, — пробормотал Виктор.
— Мне холодно!
— Иди сюда, — он приподнял край одеяла.
— Почему не разбудил? — Юри прижался к боку, всем телом впитывая тепло.
— Я пытался. Не получилось.
— А раздел зачем?
— М-м-м, — Виктор погладил обнажённую ягодицу, — зачем прятать такую красоту?
— Чтобы красота не замёрзла?
— Можно согреть её иначе.
— Виктор, ты же спишь!
— Я не настаиваю, — он сладко зевнул. — И я тебя укрыл, когда ложился.
Юри было неловко жаловаться на вечные сквозняки в банкетном зале. Всё-таки в прошлом году для Виктора не нашлось другой комнаты. Хотя тот и любил посвежее, но пару раз просыпался здесь с соплями. В этот раз Виктор мог выбрать нормальный номер, но отказался.
«Не из-за того ли, что ты решил спать в своей комнате?»
— Прогулялся? — спросил Юри, чтобы переключиться с неприятных мыслей.
— Недалеко. Ты так сладко спал, что я хотел поскорее вернуться. Да и погода испортилась.
— Я говорил.
— А я слышал, — поддразнил Виктор, наваливаясь всем телом. — Подумаешь, дождь? Зато покатаемся в Ледяном замке. Только ты и я. Скажешь, что не хочешь?
Юри хотел: и снова кататься только друг для друга, и чтобы сейчас он не дурачился, а продолжал. Виктор лизнул кожу на плече, словно услышал мысли. Юри бы не сильно удивился — такая тишина стояла: ничего не скрыть, ни одного желания. Сердце забилось чаще, и Виктор тоже загорелся по-настоящему. Одеяло полетело в сторону. Юри больше не чувствовал холода. Запрокинув голову, он открылся навстречу поцелуям. Между ним и темнотой, плясавшей перед глазами, не было ни одного барьера. Возбуждение тела только зарождалось, а мыслями он уже весь принадлежал Виктору и чувствовал его как самого себя. Так всегда случалось на льду и всё чаще – в постели. Выдохнув, Юри закрыл глаза. Его несло на волнах счастья.
Раскат грома накрыл как взрыв. Как будто небо раскололось точно над Ю-топией, и страшная, неведомая сила едва не опрокинула весь мир. Они отпрянули в разные стороны быстрее, чем поняли, что произошло. Юри едва не навернулся с кровати. За грохотом последовало мгновение оглушительной тишины, когда оба не смели шелохнуться, не смели даже моргнуть, и только потом хлынул дождь.
Виктор засмеялся первым.
— Я чуть не умер! В прошлом году такого не было.
— В прошлом году мы в это время ещё и не трахались.
— То есть, это всё-таки как-то связано? – Виктор округлил глаза в притворном ужасе.
Юри метнул в него подушку. Виктор поймал. Вернувшись на середину кровати, они продолжили, но что-то не клеилось. Юри деревенел от каждого шороха, а когда трогал Виктора в ответ, тот фыркал и жаловался на щекотку. Он тоже не блистал: то прикусывал кожу сильнее, чем нужно, то царапал как будто больнее обычного. Юри чувствовал только нарастающее раздражение. В конце концов, он взбрыкнул, откатился в сторону и натянул одеяло до ушей. Виктор подмял под себя подушку. Он выглядел как побитый пёс.
— Извини.
Они сказали это вместе и вместе же криво улыбнулись, признавая нелепое, но самое настоящее бессилие. Юри опомнился, уже сжимая Виктора в объятиях, пусть даже не страстных.
— Я, когда был маленький, очень боялся именно первого раската. Иногда лежал ночью и не мог уснуть — всё ждал, когда же он прогремит.
— А потом?
— А потом сразу засыпал.
— Вау.
— А чего боялся в детстве ты, Виктор?
— Ерунды какой-то: сам придумывал, сам боялся. В доме, где раньше жили родители, был старый комод на чердаке. Я был уверен, что за ним какая-то жуть. Погоди-ка, как-то глупо я её называл… — он фыркнул Юри в макушку. — Точно: Рожа-корёжа! Представлял, что там, на стене, гигантское лицо, всё время злое и недовольное. Когда залезал на чердак, всегда бросал туда что-нибудь, чтобы Рожа меня тоже боялась.
— Мне бы не хватило смелости драться со злым духом.
— Я был ребёнком.
— Да мне бы и сейчас не хватило, — Юри не удержал вздоха; как он корил себя за трусость. — Это не от возраста зависит. Ты ведь верил, что Рожа там, приходил в её владения по своей воле, хозяйничал. У нас так не принято.
Он запнулся: продолжать или нет? Рассказывать свою историю в обмен на чужую? Виктор не торопил. Виктор знал много его историй, которые, в общем-то, ничего не значили. Кто такой Кацуки Юри, чтобы это кому-то было интересно…
— Я долго боялся осьминога под кроватью. Засыпал только с кем-то, а если ночью просыпался один, то сразу начинал реветь на весь дом. Родители уже не знали, что делать: вешали амулеты, водили меня в храм, сами читали молитвы, даже приглашали одного оммёдзи. Он, правда, даже слушать не стал, сказал… Да это не важно, что он сказал! Просто однажды Мари надоело, и утром она подкинула мне настоящего осьминога. Положила на подушку.
Виктор бессовестно заржал.
— Эй!
— Извини, извини! Просто… Ха-хах… Мари!
— Виктор.
Ещё раз булькнув, он весело спросил:
— Что случилось, когда ты проснулся?
— Орал от ужаса, конечно, — Юри и самому было смешно, — но с тех пор осьминог под кроватью стал казаться мне даже каким-то милым. В итоге я с ним подружился: истории ему рассказывал, песенки пел…
Виктор удивлённо молчал. Сверкнула молния. Снова загрохотало, но уже дальше.
— Виктор?
— Пытаюсь представить, как подружился бы с Рожей, и не могу.
— Ками-сама! Неужели родители ни разу не рассказали тебе про Тако-сана? Это одна из их любимых баек!
— Я думал, Тако-сан — человек. Твой воображаемый друг.
— Он друг. Только осьминог. Стал бы я дружить с человеком из-под кровати?!
— Юри-и-и! — Виктор гоготал в макушку, словно услышал что-то невероятно смешное. — И долго Тако-сан жил у тебя под кроватью?
— Думаю, он и сейчас там живёт… — Юри спохватился, но было поздно — слова уже прозвучали, поэтому он, собравшись с духом, продолжил: — Тако-сан поселился там раньше, чем я. Эта комната долго стояла закрытой, а до того, говорят, в ней Садао-сама жил.
— Кто это?
— Кто такой Кацуки Садао?
Юри искал подходящие слова, и не находил. Нормально ли ненавидеть героя семейных баек, человека, который умер за семьдесят лет до твоего рождения и которого до сих пор с уважением вспоминают на Кюсю? Отец рассказывал, что ещё застал времена, когда старые рыбаки оставляли ему на берегу бутылочку саке, веря, будто Садао не утонул, а просто загулял с посланцами Рюдзина. Не то чтобы Юри всерьёз в это верил, но признавал, что родственник, оставивший потомкам в наследство осьминога под кроватью, был способен на многое.
— Это младший брат моего прадеда, — сказал он после долгого молчания. — Спроси у отца, он много историй помнит.
— Спрошу обязательно, — шепнул Виктор, засыпая.
Шум дождя, и правда, убаюкивал. В мыслях Юри ещё собирался с силами и вставал, чтобы уйти, но на деле только немного отодвинулся от Виктора. Гроза ушла, грохотало уже очень далеко. Говорили, Садао бросился в море, чтобы остановить цунами. Больше его не видели.
«Сколько ему было? Двадцать пять?»
В детстве казалось, что это очень, очень много. Входя в свою комнату первый раз, пятилетний Юри представлял Садао-саму великим оммёдзи, не хуже Абе-но Сеймея. Он ещё ничего не знал про Тако-сана и тот ужас, который может вызвать дух в обычном человеке, он просто смотрел во все глаза, не смея оторваться от причудливого танца теней на стенах. За окном шелестела на ветру старая сакура. Он отчётливо слышал звук. Или это был шорох коньков по льду? Засыпая, Юри видел всё чётче: одна тень принадлежала Виктору, другая — Пхичиту, третья — Юре, и так далее. Тени множились, становились реальными, и его собственная тень дрожала, предвкушая встречу, готовая вот-вот сорваться с места, оставив всё земное.
Это было до одури жутко.
И всё-таки прекрасно.


4

Берег встретил запустением. Размеренный шум серых волн и низкие тучи навевали глухую тоску, а отсутствие Маккачина, без громкого лая которого Юри уже не мыслил это место, делало мир похожим на унылый сон. День, в общем-то, начался с дурного настроения — теперь оно просто усилилось. Может, виной всему был недосып, хотя Юри встал позже Виктора, а может, причина крылась как раз в том, что первый раз они увиделись за завтраком, не обменявшись перед тем ни ласковым бредом, ни рассеянными поцелуями.
Застегнув молнию ветровки до упора, Юри вжал голову в плечи.
— Всё-таки твоя мама не так проста, как можно подумать, — заметил Виктор.
Он не взял даже толстовку. Духота стояла страшная: воздух был влажным как в банях. Гроза могла начаться в любой момент. Юри смотрел на светлые волосы, прилипшие к вискам, на усталое лицо и хотел, чтобы дождь начался поскорее, чтобы их двоих отрезало от всего остального мира.
— Юри?
— Да, — он словно очнулся, — ты ей очень нравишься, Виктор, поэтому она с тобой столько разговаривает.
— Знаешь, что она мне рассказала?
— Нет, вы же замолчали сразу, как только я вошёл.
— Юри, да что с тобой? Ещё не отошёл от перелёта?
— Возможно. Извини.
— Мне замолчать или продолжать допрос?
— Как хочешь.
Юри засунул руки в карманы и дальше шёл, не поднимая глаз, изредка поддевая носком морской мусор с мокрого песка. Он ненавидел джетлаг, превращавший его из простого японца в злого и кислого японца.
«Который ещё очки где-то заляпал».
Юри заметил жирный след только сейчас. Внизу, справа. Тяжело вздохнув, он постарался смотреть в другую сторону. Расплата последовала незамедлительно: Юри даже охнуть не успел, как полетел. Виктор едва успел его поймать. Секунду смотрел изумлённо, а потом опустил на песок — и с оглушительным воплем рухнул сверху. Издалека недовольно отозвались чайки. Юри, пережив секундный ступор, опрокинул шутника и сам оказался сверху. Уперся в плечи, тяжело дыша.
— Виктор!
— Так лучше? — он расслабился телом, но глаза смотрели серьёзно, словно сканировали.
— Лучше?!
Юри поправил сползшие очки, пытаясь выровнять дыхание. Иногда он совершенно не понимал, что творится у Виктора в голове. От борьбы в наглухо застёгнутой ветровке стало жарко. Он дёрнул молнию.
— Прямо здесь? Вау.
— Мне не до шуток, правда.
Юри слез и, повалившись на песок рядом, уставился в небо. Виктор прижался плечом. Он хотел внимания.
«Наверное, ему тоже плохо».
Эмпатия Юри в такие моменты била все антирекорды, что тоже не радовало.
— Ты рано проснулся?
— Часов в шесть по-местному. Твоя мама развлекала меня разговорами.
— Так о чём вы всё-таки говорили?
— О странных парнях по фамилии Кацуки. Рассказала про знакомство с твоим отцом, — он хитро улыбнулся. — Пожелала мне терпения.
— Ты тоже не подарок.
— Разве? Год назад ты со мной так не разговаривал!
— Много что было по-другому год назад.
Юри закрыл глаза, но ощущал тяжесть неба даже сквозь опущенные веки. Пальцы нашли пальцы, сплелись крепко-крепко, словно жили отдельной жизнью.
— Это ведь здесь случилось?
— Что случилось?
— Это.
Чужое дыхание на губах — он поймал поцелуй. Ни упасть дальше, ни оттолкнуть. Зубы разомкнулись сами, язык прильнул к языку. Виктор расстегнул молнию на его ветровке до конца. Стало только жарче, только тяжелее. Юри вспомнил: и правда, на этом самом пляже, возле старых мостков, они впервые поцеловались почти год назад, но тогда увидеть их могла разве что луна.
Порыв неожиданно холодного ветра заставил вздрогнуть. Открыв глаза, Юри уловил движение — как будто тень скользнула от одной опоры к другой. Он дернулся. Виктор отпрянул, прижал ладонь к губам. Юри сел, всматриваясь в мрачный пейзаж. Никого.
— Показалось, — выдохнул он.
— Кусаться-то зачем?
— Извини, — Юри отвёл его руку, крови не было. — Показалось, кто-то вышел из воды.
— Купаться в такую погоду?
— Ты купался.
— Я тогда перебрал, — Виктор поёжился. — Как подуло-то.
— Пойдём отсюда.
Стряхнув песок, они поднялись на узкую набережную. Проходя мимо, Юри ещё раз глянул под мостки: тёмная тень от них дрожала на волнах, возле опор крутилась пена. Водоросли покачивались на волнах как мокрые волосы.
Вперёд-назад. Выдох-вдох.
Жуть.
Юри ускорил шаг. На ухо упала первая капля. Вторая — на нос. Виктор задрал голову.
— Ай! Прямо в глаз!
Через секунду ливень накрыл сплошной стеной. Юри убрал очки в карман и тоже подставил лицо дождю, но это не принесло желанного облегчения. Он всё ещё чувствовал необъяснимую тяжесть. Ночью их разлучил гром — там, где они первый раз обняли друг друга как любовники, а теперь злой ветер разбил их поцелуй…
— Бежим? — предложил Виктор.
— Подожди. Давай, как под душем?
— Давай.
Они замерли под дождём, едва соприкасаясь губами. С чёлки Виктора капала вода и щекотала брови. Она дрожала на ресницах, Юри боялся моргнуть. В глазах напротив было небо — то настоящее небо, которое теперь надолго скрыли тучи. Он понял: причина именно в этом, — но не смог объяснить даже самому себе, в чём заключалось знание и от чего предостерегало.
Сделав полшага назад, Юри медленно моргнул.
— А вот теперь — бежим.


5

Растянувшись на своей кровати, Юри просматривал социальные сети. Виктор успел опубликовать только один снимок: утренние сумерки, приоткрытые сёдзи, кусок кровати и пятка, торчащая из-под одеяла.
«#ктоягдея #джетлаг #отпуск»
christophe-gc судя по антуражу, ты в японии, парень
phichit+chu и зовут тебя Юри
christophe-gc phichit+chu, но как, холмс???
phichit+chu эту ножку из-под одеяла не забудешь, ватсон :З
Yuri-Plisetsky капец шерлоки
Дальше шли комментарии от незнакомых подписчиков, восхваляющие ногу, чьей бы она ни была. Юри лайкнул парочку, отложил телефон, прислушался к шуму дождя и едва не уснул. Щелчок замка на двери вернул к реальности. Виктор сел на пол рядом с кроватью, глянув вопросительно.
Его кожа ещё была розовой после горячего душа, а волосы пахли чем-то, что производители шампуней считали морской свежестью. Странный, но приятный запах. Зелёный хлопок снова сползал с плеча. Юри поправил одежду, поднял руку выше, коснулся уха, повёл пальцами вниз по шее…
Зрачки расширились, Виктор подавил нетерпеливый вдох, но остался на месте.
— Забирайся на кровать.
— Вау! Можно? Я хорошо себя вел?
— Пока я не передумал.
Виктор увернулся от прикосновения, лизнул в щеку и тут же отпрянул к противоположной спинке кровати, вытянув ноги вдоль стены.
— Под твоим фото уже провели расследование.
— Я не сомневался. Гляну потом.
— Пхичит узнал мою ногу.
— Мне уже начинать ревновать?
— М-м-м, мы довольно долго жили в одной комнате в Детройте.
Виктор прищурился. Прошлое Юри его всегда волновало, и если всплывала какая-то история, то он шутливо возмущался, почему не слышал её раньше.
— Пхичит, наверное, знает много твоих страшных тайн, — почти пропел он.
— Ты тоже знаешь много моих страшных тайн, — Юри заложил руки за голову.
— Больше, чем Пхичит?
— Больше, чем любой другой человек на земле.
— Точно?
— Думаешь, я рассказывал ему о своих эротических фантазиях?
— Что же это за друг, если не знает ни одной твоей эротической фантазии?
— Парочку, конечно, знает.
— А я их точно знаю?
— Ты серьезно? — Юри закатил глаза. — Я не собираюсь тебе это рассказывать!
— Юри-и-и, — Виктор пошел в наступление.
Точнее, потянулся. Погладил щиколотку.
— Нет.
— А если я попрошу?
— Тогда проси лучше.
— И твой Тако-сан не будет против?
Виктор, смеясь, озвучил мысль, которую Юри всеми силами от себя оттолкнуть.
«Но если всё-таки подумать, какая ему разница?»
Что бы он ни фантазировал, в такие моменты дух никогда не вмешивался и никак не проявлял себя.
— Не хотел бы я злить воображаемых осьминогов!
Собственные опасения из чужих уст звучали, как минимум, абсурдно.
— Фу, — фыркнул Юри, — Тако-сан не такой осьминог! Извинись перед ним немедленно!
Подавшись к краю, Виктор свесился с кровати. Подметая волосами пол, он заглянул в темноту под ней.
— Пс-с, Тако-сан, не злись! Я не хотел тебя обидеть. Ты точно отличный парень. Ты ведь друг Юри, а у него хороший вкус. Я тоже с ним дружу. У нас… хотя зачем тебя обманывать? Я от него без ума! У тебя есть подружка, Тако-сан? Если есть, ты понимаешь, о чем я.
— Блин, заткнись, — едва сдерживая смех, Юри пытался затянуть Виктора обратно на кровать, но тот словно прилип, продолжая нести бред.
— Постоянно хочу быть рядом с ним. Обнимать его, целовать… э-э… переплетаться конечностями? Ты ведь не обидишься, если мы немного расслабимся?
— Виктор!!!
— Да, кстати, меня Виктор зовут. Виктор Никифоров! Да ты, наверное, знаешь. Я — парень с плакатов, которые тут висели…
Закрыл лицо руками, Юри всё-таки захохотал.
— ...так что не думаю, что происходящее тебя сильно удивит, — Виктор замолчал; подняв голову, он шутливо шикнул: — Из-за твоего смеха я не слышу, что говорит Тако-сан!
— И-и-и, — смог ответить Юри, повалившись на кровать.
— Хватит ржать, — Виктор навис над ним. — Признавайся, где смазка и презервативы?
— В чемодане.
— Только ты мог догадаться сдать их в багаж.
— Потому что в прошлый раз у меня спросили, зачем мне анальный лубрикант в самолёте!
— Да? — удивился Виктор. — И что ты ответил? Надеюсь, сказал, что хочешь получить ещё больше удовольствия от полёта?
Юри его всё-таки лягнул.
— Ай! — он скатился с кровати и потянул открытый чемодан к себе. — Кстати, почему я этого не помню?
— Потому что тогда мы летели с Юрио в Москву на выходные. Дыши ровнее, я просто забыл выложить лишнее из рюкзака.
Виктор вернулся уже с добычей, сел рядом и, удивлённо вскинув брови, поднял что-то с пола. Сложенный пополам, криво оборванный журнальный лист. На секунду Юри похолодел: узнал вырезку. Не самая удачная фотография Виктора, на которой он выглядел так, словно не спал последние сто лет, но в шестнадцать она просто гипнотизировала. Тогда на первый план выступало не очевидное жестокое похмелье, а уязвимость человеческой красоты. Юри очень сопереживал Виктору. И ещё он был уверен, что выкинул это прошлой весной.
— Ого, какая древность! — некоторое время Виктор разглядывал фото, а потом вдруг искренне вздохнул: — Господи, как же мы тогда напились.
На обратной стороне пестрел огромный заголовок: «Онанизм и одержимость». Юри прыснул.
— С тех пор я не мешаю крепкий алкоголь с газировками.
— Я о другом, — Юри кивнул. — Тако-сан тебе ответил.
— Хочешь сказать, она не выпала из кровати?
— Даже если так.
Повернув страницу, Виктор углубился в чтение статьи сомнительного содержания. Весь журнал, насколько помнилось, был не слишком интеллектуальным, зато англоязычным. Юри нашел его в поезде, под сиденьем, и выкинул на станции, оставив лишь это.
— А твой Тако-сан пошляк!
— Разве? Ты сам назвался парнем с плакатов.
— Придется отрабатывать?
Сердце Юри ухнуло куда-то вниз. Виктор склонил голову к плечу, растирая шею.
— Этот, — он взмахнул листом, — что делал? Только честно!
Стало жарко. Даже слишком. И лучше бы кровь прилила к щекам!
— Блин, это… ниже пояса удар.
— Я вижу.
— Виктор!
— Давай, не томи.
— Тут я представлял, что твоё сердце разбито, и ты ищешь утешения в новых отношениях, — скороговоркой выпалил Юри. — Мне неловко, что я ничего не умею, но ты обещаешь всему научить.
— И? Что дальше?
— Что может быть дальше? Мы раздевается, целуем друг друга во все немыслимые места, ты ложишься сверху, и нам становится хорошо.
— Уговорил!
«Да я и не начинал!»
Он оказался без штанов раньше, чем додумал. Футболку и очки Юри успел снять сам.
— Давай кое-что изменим, — Виктор ещё возился с завязками, — я буду ничего не уметь, а ты меня учить.
— Могу научить тебя обращаться с одеждой.
— Эй! — наконец раздевшись, он ткнул Юри носом, волосы приятно пощекотали плечо. — Представь, что ты у меня первый.
Юри сглотнул. Хитрый, по-мальчишески дерзкий взгляд снизу вверх сразил его наповал, но это была не та рана, от которой приятно умереть. Он не хотел знать, кому достался Виктор и когда.
— У тебя был плохой первый раз?
— С парнем-то? Хороший.
— Тогда зачем?
— Это просто игра. Ну?
Юри колебался.
— Я очень этого хочу.
Виктор взмахнул ресницами, словно сбросил десяток лет. Проклятье! Он даже покраснел! Если какие-то здравые мысли и оставались в голове, то все они кончились ровно в этот момент.
Юри целовал Виктора, отмечал губами каждый сантиметр, и с каждым поцелуем вспыхнувшее желание таяло, оставляя внутри горькую нежность. Виктор любил болтать, но Юри не мог выдавить из себя ни слова. Какие слова подошли бы для этих сильных рук, для длинных пальцев, для манящего наклона головы и как будто бы беззащитной шеи, для сводящих с ума ног — для всего Виктора целиком? Он, верно, жил как танцевал, и каждое его движение было лёгким и непринуждённым, не заученным, а рождённым какой-то, в самом деле, нечеловеческой натурой. Юный Виктор был образом из далёких снов, для которого не подходили земные слова. Пальцы холодели от прикосновений к светлой коже. Юри боялся взглянуть на свои руки, уверенный, что найдёт на них перламутровую пыльцу. Этот Виктор просто не мог быть человеком — и был им. Юри ведь отлично знал его в будущем: он точно ходил по земле, подхватывал простуду, бредил едой во время изнуряющих тренировок, мечтал накатить по поводу и без, шутил дурацкие шутки и болтал без умолку обо всём на свете…
— Боже, не будь таким серьёзным, — Виктор щекотно фыркнул в плечо.
Юри обхватил его лицо, заставляя смотреть в глаза:
— Но это — серьёзно. Ты понимаешь?
— Понимаю, — ответил он. — Я ведь не дурак.
Ровный, нечитаемый взгляд немного отрезвил Юри. Он вспомнил другого Виктора, почти жуткого в своей неуязвимости и застывшей красоте. Таким Никифоров вернулся на лёд, отрезав волосы. Казалось, нельзя было выйти на лёд после и победить.
…И всё-таки даже это оказалось проще, чем увидеть бронзу на его груди и слушать глупые рассуждения о том, что Виктор уже не тот.
«Мой Виктор!»
— Хватит драматизировать, — он показал кончик языка, — иначе я с тобой больше не играю.
Этого Виктора Юри знал как никто другой. Как будто чиркнули спичкой — и волшебная тень исчезла. Пусть! Юри любил человека: настоящего, живого, понятного. Разорвав фольгу, он привычным движением раскатал презерватив по члену. Не отрывая взгляда от лица Виктора, от его расширившихся зрачков, открыл тюбик. Специально не торопился, и слышал фырканье на каждое ласковое прикосновение, каждое плавное движение пальцев.
Наконец, Юри откинулся на подушку, позволив ему сесть сверху, и направил себя рукой. Член уперся в узкий вход, но быстро преодолел преграду. Он погружался дальше, под частое дыхание, под сдавленные стоны. Виктор, покрасневший и взмокший, был прекрасен. Забыв про всякие игры, он сам двигался так, как любил больше всего.
...Виктор тихо ругался, цепляясь за спинку кровати, сдерживаясь из последних сил, пока Юри яростно толкался в его зад, приближая свой финал.
Выдох.
— А-амн!
И ещё.
— Вик...
И ещё.
— ...тор...
Виктор охнул, закусив палец. Мучить его дальше Юри не мог. Остановившись, он стянул презерватив и прижался к Виктору так сильно, как только сумел, чувствуя, как соприкасаются их члены, находя столь желанное освобождение. Раз — и всё. И вот они оба уже на земле.
— Открой окно, — попросил Виктор.
Занавеска взметнулась. Шум и запах дождя ворвался в комнату вместе с ветром. Юри дотянулся до пачки влажных салфеток и лёг обратно.
— Хорошо как.
«Хорошо ли?»
Теперь, когда всё закончилось, Юри чувствовал себя по-настоящему разбитым. Как будто Виктор задел что-то, что трогать не стоило.
— Слушаешь, не стучит ли снизу Тако-сан?
Бдыщ! Виктор точно бы взлетел до потолка, если бы Юри не схватил его за плечи, прижимаясь грудью к спине.
— Это мой телефон упал. Извини.


6

Свежий воздух их остудил. Пока Виктор обтирался салфетками, Юри смотрел в окно. Дальше сакуры было ничего не видать. На подоконнике уже образовалась лужа.
— Можно я закрою?
— Мерзляк, — Виктор вздохнул. — Закрывай, конечно.
Теперь дождь бил по стёклам. За потоками воды даже силуэт дерева потерял чёткие очертания. Юри щурился, хотя сидел в очках, но это, конечно, не помогало.
Раздался стук в дверь.
— Юри, ты занят? — спросила мама.
— Нет! — по привычке выпалил он.
— Да! — одновременно с ним воскликнул Виктор, лицом изображая что-то страшное.
Кажется, то, что дверь не заперта.
— Блин, — пробормотал Юри, зажав рот ладонью.
За дверью послышался смех.
— Гости уже здесь, — сказала мама. — Вы скоро спуститесь?
Она хорошо умела держать голос, и её веселье повергло Юри в состояние, близкое к панике.
— Скоро! — отозвался Виктор. — Спасибо!
Когда шаги затихли в коридоре, он всё-таки засмеялся в голос. Юри пихнул его локтем, но это не помогло.
— Боже, — еле выдавил Виктор, — почему с тобой всегда так?

Все были в сборе: семейство Нишигори и Минако-сенсей, — и небольшая комнатка казалась ещё меньше. Юри спустился один, не став ждать, пока Виктор закончит плескаться. Тройняшки облепили ещё на подходе, а друзья едва удерживались в рамках приличия. Плотину тысячи вопросов прорвало минут через пять.
Послушать рассказ о жизни в Петербурге и о прошедшем сезоне по очереди приходили то родители, то Мари. В конце концов мама сжалилась, пообещав на один вечер взять все заботы на себя. Сняв фартук, сестра села за стол. К тому моменту, как вышел Виктор, Юри успел устать от рассказа раз десять, но замолкать не собирался, решив, что лучше рассказать историю один раз, пока все в сборе. Утаивать было нечего: тренировки как тренировки, а моменты досуга, когда он не занимался изучением языка и не заглядывал в танцевальную студию недалеко от дома, заполнялись самыми обычными делами. Прогулки, сериалы, разговоры, переписка. Юри не упомянул разве что потрясающий секс, но все и так об этом догадывались.
Виктор слушал с интересом, не перебивал, не вставлял комментарии. Единственное, что от него услышали, кроме приветствия:
— О, это надолго. Я пока поем, уж извините.
Удивительно, но он умел быть незаметным! Или это Юри настолько привык, что уже не оглядывался каждую минуту? Существовала ещё ничтожно малая вероятность, что рассказ действительно интересует окружающих больше, чем Виктор Никифоров.
Краем глаза Юри заметил, как с его плеча вновь поползла зелёная ткань, обнажив сходящий синяк — весьма красноречивое «О». Виктор быстро поправил одежду, но за секунду до того его рука замерла ровно на месте следа. Пальцы невесомо повторили бледно-жёлтую окружность. Юри запнулся на полуслове, забыв, о чём говорил. Полный провал. Юко хихикнула. Виктор пришёл на помощь. Если это, конечно, можно было назвать помощью!
— Он рассказывал про нашу последнюю поездку в Сестрорецк?
— Нет, — отозвались друзья, — такого страшного названия мы ещё не слышали.
— Юри, — Виктор посмотрел лукаво.
— Давай ты, — он кашлянул. — Я устал говорить.
— Разве?
— Это самый длинный рассказ Юри, который мы когда-либо слышали, — хохотнула Мари. — Теперь отец может быть спокоен за все семейные байки!
Юри охнул. Об этом он не подумал! Тройняшки взирали в полном восторге. Юко и Такеши, знавшие о его слабости болтать, хранили молчание.
— Признавайся, Виктор, — прищурилась Минако, — что ты сделал с Юри в Петербурге?
— О, — он небрежно тряхнул волосами, — чего я с ним только не делал!
Конец фразы про «ведь неплохо же получилось» утонул в оглушительном хохоте, на который примчалась мама.
— У вас всё в порядке?
— В полном, — пробормотал красный Юри.
— Просто пора выпить, да? — Виктор похлопал его по плечу.
— Хироко, — воскликнула Минако, — неси саке!

Тройняшки сладко посапывали в стороне. Виктор уже закончил весёлый рассказ о майских выходных, проведённых у Гоши на даче, и теперь почти не открывал рот, слушая последние новости Хасецу. Юри это не очень интересовало. Он сам не заметил, как снова впал в экзистенциальную тоску, и теперь лениво размышлял, что нужно было либо не пить совсем, либо не отказываться от трёх последних чашечек. Сделав над собой усилие, Юри прислушался к разговору.
— Сколько лет живу, — Минако провела пальцем по горлышку бутылки, — столько люди и болтают всякую чушь. Сегодня, представьте, услышала, как обсуждали призраков!
— Ох уж эти страшилки, — Такеши покачал головой.
— Он так говорит, потому что сам жуть как боится, — хихикнула Юко, прижимаясь к мужу.
— Ещё чего!
— Напомнить тебе про Сторожа Ледяного замка?
— Юко! — Такеши помрачнел.
— Сторож Ледяного замка? — встрепенулся Виктор.
— О, — Юри улыбнулся, — отличная история!
— Когда мы были детьми, — сказала Юко, — тренер пугал нас историями про Сторожа, чтобы мы скорее переодевались после занятий. Теперь я сама иногда рассказываю её младшим группам.
— Сторож не сказка, — буркнул Такеши. — Я его видел.
— Ты видел тень от швабры!
— В тот раз. А в другие разы это точно был он.
— Юри столько раз уходил последним и не видел никакого Сторожа, — Юко подмигнула. — Верно?
— Верно, что я его не видел, — признал Юри, — но это не значит, что его не существует.
— То есть, ты веришь в Сторожа и всё равно катаешься там по ночам?
— Сторож пугает только тех, кто торчит на катке без дела. Я всегда извиняюсь, если остаюсь, и прошу не являться в ужасном облике.
— Серьезно? — лицо Виктора вытянулось. — Всегда? Почему тогда ты ни разу мне об этом не рассказал?
— Зачем?
— Вдруг бы он на меня напал?
— Виктор, не говори ерунды, — Юри нахмурился. — Сторож Ледяного замка любит фигурное катание и ни за что не тронул бы тебя!
— Ладно, в Сторожа я ещё могу поверить, — согласилась Минако, — но эти сплетницы обсуждали женщину, которую якобы видели на берегу! Тащилась, видите ли, как пьяная, платье порвано, лица за волосами не видать...
Тёмные водоросли всколыхнулись в памяти, по полу снова потянуло холодом. Дёрнувшись, Юри опрокинул бутылку. Все отпрянули от стола — от грохота в момент напряженного внимания и от брызг саке. Между опустевшей посудой растекалась лужа.
— Извините, — пробормотал Юри.
— Я уберу, — Мари поднялась.
— Что за жуть, — Юко покачала головой.
— А я о чем, — Минако вздохнула. — На весь день настроение испортили.
— А в чем разница? — все посмотрели на Виктора, но он нисколько не смутился. — Я имею в виду, в чем разница между этими историями, если обе о призраках?
Минако округлила глаза от удивления или возмущения, или от всего вместе. Она уже открыла рот, но её прервали.
— Ох, — донесся возглас Мари из коридора, — да кто же здесь опять натоптал?!
— Извините, — Юри поднялся, — я сейчас.

Он вышел, предусмотрительно закрыв дверь, и едва не столкнулся с матерью, которая прибежала из кухни. Вдвоем они встали рядом с Мари, которая сверлила взглядом цепочку мокрых следов.
— А приличные, вроде, тетки, — пробормотала она.
Конечно, сейчас ей совсем не хотелось покидать приятную компанию. К тому же, Юри это знал, её забавляли страшные истории.
— Думаешь, это Огава-сан или её сестра?
Почтенным японкам было хорошо за шестьдесят.
— Тяжело в такое поверить, — мама покачала головой. — Они всегда так вежливы.
— Смотри, какая маленькая ножка, — Мари была непреклонна, — только сёстры Огава и подойдут. У Судзуки-то настоящие ласты!
— Мари! Нога маленькая, это правда, но, может быть, наследил ребенок?
В Ю-топии отдыхала семья с двумя детьми.
— Уберись пока, — сказала мама, — а я посмотрю, куда он побежал.
— Могу сходить я, — Юри не хотел, чтобы она шла за странными следами, — ты ведь делала что-то на кухне?
— Ничего такого, чтобы ты бросал гостей.
— Ему просто нужно сбежать, — фыркнула Мари. — Он саке опрокинул, когда Минако заговорила о призраке на берегу.
— Опять! Мари, хотя бы ты помолчи, — мама нахмурилась. — Из-за этих сплетен вчера уже уехали трое. Если тебя не пугают призраки, то побойся убытков!
— И давно… говорят? — Юри оборвал их спор.
— Со вчерашнего утра, — Мари достала сигарету, чиркнула зажигалкой. — Ходила, говорят, по берегу. На голоса не откликалась. Полицейский кое-как набрался смелости к ней пойти, а она ушла под мост — и пропала.
— Почему вы сразу не предупредили?!
Юри похолодел при мысли, что вчера вечером Виктор гулял там совсем один, что сегодня они пошли туда вместе и тоже чуть не попались. Призрак или нет, но было что-то неприятное возле тех мостков. Что-то, что следовало обходить стороной.
— Ещё один, — Мари выдохнула дым. — Как бы это выглядело? Здравствуй, братец, здравствуй, Виктор, добро пожаловать в купальни «Абура-я»?
— Это не смешно!
— Дети, — на этот раз спор остановила мама, — не будем продолжать эту тему. Лучше помолимся, чтобы зло обошло нас стороной. Мари, вытри пол. Юри, посмотри, не натоптано ли ещё где-нибудь. Я принесу саке взамен пролитого.
Когда она замолчала, до них донесся приглушённый весёлый голос:
— Хотите, расскажу, как однажды Маккачин напугал меня до смерти?
Конечно, гости хотели.
— Какой всё-таки славный мальчик твой Виктор, — мама лирически вздохнула и ушла.
— Ну, хоть кто-то себе нормального парня нашел, — хмыкнула Мари.
Юри закатил глаза. Шутить про новогоднюю лапшу он считал ниже своего достоинства. Следы уводили за угол, в темноту. Меньше всего на свете ему хотелось идти туда после всех этих разговоров. Потоптавшись на месте, он всё же сделал шаг. Коридор был пуст. Цепочка следов тянулась до приоткрытого выхода в сад. Им пользовались, чтобы не обходить дом целиком. Нахмурившись, Юри подошел ближе, помялся, но всё-таки выглянул. Дождь лил стеной, разглядеть что-то дальше вытянутой руки было нереально. Вежливо крикнув в темноту несколько раз, Юри сдвинул сёдзи. Мари как раз протерла пол до угла.
— Никто не отозвался.
— Если ребенок, то обежал дом, наверное. Один тут часто носится.
— Подождать тебя?
— Я не боюсь.
— В этом нет ничего постыдного, — заметил Юри.
— Бросать гостей нехорошо, — Мари зевнула. — Иди, я скоро.

За столом смеялись. Вроде бы, Юри не было каких-то пять минут, а казалось, что целый час — так переменилось настроение. Виктор рассказывал бесконечные байки про Маккачина. Все внимали. Юри знал, что будет дальше, поэтому, присев на место, уткнулся в телефон.
Йоко так и не ответила.
История Виктора закончилась очередным взрывом смеха. Потом друзья поинтересовалась, всё ли в порядке.
— В полном, — ответил Юри. — Кстати, Минако-сенсей, вы не знаете, Йоко ещё здесь?
— Позавчера она написала, что поедет в Нагасаки.
— Надолго? Мы договорились встретиться, а теперь в ответ молчание.
— С ней бывает, — Минако пожала плечами. — Я вообще удивилась, что она мне написала.
— Вы знаете, почему она вернулась?
— Думаю, у неё что-то не заладилось в Токио. Ты знаешь, как это бывает.
— Вы говорите про Накамуру? — встрепенулась Юко. — Вот уж не думала, Юри, что ты захочешь её видеть! Она ведь тебя терпеть не могла!
— Ей просто не нравилось, когда Минако меня хвалила, а не её, — возразил он. — Уверен, с тех пор она изменилась.
— Пф! — Юко задрала нос. — Мы в одном классе учились. Ужасная была девчонка. Такие не меняются.
— Ужасная или нет, но очень усердная, — возразила Минако. — Ей не хватало разве что огонька. Женской нежности, может быть…
— Я и не знала, что она вернулась, — Юко повернулась к мужу, — а ты?
— Накамура? — Такеши нахмурился. — Кажется, припоминаю, что была такая, но ничего не слышал про её возвращение.
— Она приехала в январе, сняла комнату, почти не выходила из дома, — Минако налила себе ещё. — Иногда срывалась в Нагасаки, у неё там подруга. Один раз зашла ко мне в студию, почти сразу после приезда. Спрашивала про тебя, Юри. Она теперь твоя поклонница, ты знал?
— Да. Давно.
— Вот как, — Юко прищурилась, — надо же! Значит, не зря я тогда получила выговор… Ох, это такая история! Мы подрались из-за Юри. Нет-нет, не как девчонки, а как идейные противники, но все, конечно, решили, что наоборот.
— Почему я не знаю этой истории?! — воскликнул Такеши.
Юри кашлянул. Он тоже не слышал этой истории, и подозревал, что к счастью.
— Потому что это было глупо и смешно! — воскликнула Юко. — Только девочки её и знали. Она получила название… Неужели я говорю это вслух при мужчинах? Ох, — она покраснела от смеха, — «Битва больших и маленьких сисек»! Это произошло в бассейне, в женской раздевалке… — Юко верно оценила удивление на лицах. — О, нет, лучше я остановлюсь! Пожалуй, уже слишком много саке.
Такеши согласился, что пора заканчивать. Возможно, причина крылась в том, что он сегодня был за рулем и не пил. Они засобирались домой. Тройняшки не хотели просыпаться, пришлось нести их в машину. Минако уехала на такси, пообещав напоследок, что обязательно дозвонится до Йоко.

Когда, проводив друзей, Юри вернулся за стол, Мари уже всё убрала, и просто курила в тишине. Виктор сидел сонный. Было уже довольно поздно, но никто не спешил уходить. Чуть позже заглянула мама. Посмеявшись над молчаливым царством, она сказала:
— Жаль, Тошия сегодня занят, а то рассказал бы вам несколько подходящих историй.
— Вас мы тоже послушаем с удовольствием, — заметил Виктор. — Вы прекрасная рассказчица и очень наблюдательный человек.
— Прямо сейчас я наблюдаю, что Юри не в настроении слушать глупости.
— Мама! — вспыхнул он.
— Да и ты, Ви-чан, выглядишь усталым. Ложитесь спать.

Поднимаясь по лестнице, Виктор обратил внимание на песок под ногами.
— Наверное, Мари не заметила, — Юри зевнул.
Они остановились у входа в банкетный зал. Сёдзи были сдвинуты.
— Опять не закрыл?
— Заглянешь, зануда?
— Я устал, — глаза просто слипались. — Столько разговоров…
Виктор картинно выпятил губу.
— Не делай такое лицо.
— Одну маленькую сказку на ночь и поцелуй!
— Какую сказку?
— Да хоть про ту женщину на берегу.
— Виктор! — Юри вскинулся. — Не вспоминай ты её, пожалуйста!
— Мне так и не объяснили, в чем разница.
— Как тебе объяснишь?!
— Ладно, ладно, давай хотя бы поцелуй.
Губы Виктора коснулись его губ. Слишком настойчиво и очень, очень плохо.
— Ты перебрал.
— А ты недобрал, — Виктор толкнул носом. — Останься со мной. Не буду лезть, обещаю.
— Нет.
— Жестокий Юри, — он протянул руку к сёдзи, но угодил точно в темноту между створками и едва не полетел. — Ох!
— Виктор!
— Бессердечный! Оставляешь меня одного в холодной постели.
Сказав так, он закрылся изнутри. Это совершенно точно была шутка, но Юри чувствовал себя как оплёванный. Дойдя до комнаты, он снял очки и упал на кровать ничком, не раздеваясь. Постельное белье пахло Виктором.
«Идём ко мне» — хотел написать Юри, но уснул раньше, чем дотянулся до телефона.


7

Юри распахнул глаза, словно вынырнул из глубины. Ночные тени замерли на стенах. На уши давила тишина. Время как будто остановилось.
«Что за жуть?»
Юри сглотнул, пытаясь пошевелиться. Тело отзывалось с трудом. Наконец, это прошло, и он сел, нащупал очки, нацепил на нос. Что-то было не так. Юри резко оглянулся — одеяло лежало на полу, почти возле двери. Последний раз такое случилось, когда ему стукнуло четырнадцать.
— Тако-сан, тебе не спится?
Юри опустил ноги на пол, и пол обжег неприятным холодом. Слово «ледяной» здесь не подходило. Прикосновение ко льду никогда не таило в себе столько ужаса. Он встал, чтобы поднять одеяло, как вдруг услышал глухой монотонный звук. Словно поблизости кто-то хрипел на одной жуткой, тоскливой ноте: э-э-э-э-э.
Юри уставился на дверь.
«Чем бы ты ни было, я тебе не открою».
Одна из семейных баек гласила, что старые сёдзи для духов тяжелы как скала, а все закрытые двери и окна в Ю-топии — невидимы. Он всегда осторожничал и, в отличие от Мари, всегда точно знал, когда в стекло стучит невидимая рука, а когда – ветка сакуры. В Ледяном замке Юри тоже различал случайный шум и звуки, которые порой издавал обычно молчаливый Сторож. Как это было объяснить? Он просто чувствовал. В Детройте и Петербурге тоже случалось много странного, но там люди отмахивались от духов как от мух и те редко вмешивались в повседневную жизнь.
Бдыщ!
Юри вздрогнул. Глухой удар о стену. Совсем близко.
«Это в банкетном зале».
Виктор…
Виктор!
— Ками-сама, — выдохнул Юри, бросаясь к двери.
Ручка поддалась с трудом. Рука всё время соскальзывала, а когда замок всё-таки щёлкнул, пришлось ещё поднапрячься. Юри словно тянул на себя каменную плиту и молил только об одном: чтобы ему показалось. Пусть Виктор посмеется. Пусть будет припоминать до самой старости, только не… Он вывалился в коридор и одолел расстояние в один прыжок. Кровь стучала в висках, руки дрожали. Сёдзи выгнулись изнутри, и Юри в ужасе отскочил.
— Виктор!
— Юри? — слабый голос. — Юри!!! Разбуди меня!..
— Попытайся открыть!
Юри вцепился в створку. Судя по звуку, Виктор с той стороны сделал это же. Усилие. Ещё. Они умели делать в такт, даже не сговариваясь. Последний рывок, и сёдзи поддались.
— Виктор!
Из щели показалась рука — и тут же скрылась, словно что-то тянуло её обладателя назад. Виктор захрипел, рванулся снова, толкнув створку с такой силой, что та открылась сразу на несколько дюймов. Это произошло за долю секунды: он просунул голову и, наконец, вывалился в коридор целиком. Рубаха почти сползла с него, остались только штаны.
Юри даже не сразу понял, что с ним что-то не так, а потом Виктора выгнуло назад. Приложившись спиной о сёдзи, он вцепился в шею. Между пальцев мелькнуло что-то черное.
— Зак… Зак-рой…
Обратно створка пошла легко. Виктор уже хрипел. Юри бросился ему на помощь. Пальцы нащупали что-то мокрое и скользкое. Волосы! Спутанные волосы! В первую секунду он едва не отпрянул, но потом рванул их на себя, чтобы они перестали тянуть Виктора назад.
— А-ах!
— Ты дышишь?!
— Дышу… подожди.
Виктор кое-как выпутался из волос и рухнул на колени, судорожно хватая ртом воздух. Юри опустился рядом, стиснул его в порыве чувств.
— Что… это… было?
Они подняли взгляд на сёдзи ровно в тот момент, когда бумагу пробила серая, изрытая глубокими сочащимися царапинами рука с обломанными ногтями.
— Она, — выдохнул Юри. — Это она! Женщина с берега!
Тёмная тень в тени мостков.
«Теперь ты видишь разницу?!»
Виктор подскочил, хватая Юри за руку. Они бросились прочь. Возле лестницы за их спинами раздался треск. Юри оглянулся. Женщина лезла из двери сквозь пробитую дыру. Голова уже была снаружи, чёрные волосы тянулись вниз и растекались по полу как густая слизь. Она дергалась, пытаясь протиснуться в коридор. Оглянувшись тоже, Виктор выдал одно из хрестоматийных выражений Якова Фельцмана и потянул Юри вниз, приговаривая:
— Быстрее! Бежим! Бежим!
Юри не сопротивлялся, а в голове билась единственная мысль: «Куда, куда от неё можно убежать?!»
Шум разбудил постояльцев. Зашуршали сёдзи, захлопали новые двери, затопали ноги. Наверху, за спинами убегающих, раздался страшный крик, а следом за ним — такие выражения на родном языке в исполнении Мари, что Юри залился краской. Он, наконец, вырвался из захвата Виктора.
— Исчезло! — снова закричали наверху. — Исчезло! Призрак! Это призрак!
Мари огрызнулась. Ошарашенные сонные постояльцы столпились возле лестницы. Юри смотрел на них и видел в проясняющихся глазах недоверие, которое сменялось ужасом. Это был конец. Если не всей Ю-топии, то её не таких уж плохих времен.


8

Многие гости уехали, не дожидаясь утра. Остальные покидали Ю-топию с рассветом. Юри сидел в общем зале вместе с Виктором и отрешенно наблюдал за бестолковыми сборами, обняв колени. Он хотел обсудить нападение, но не знал, как начать разговор. Виктор выглядел… плохо. Следы на шее посинели, а сам пострадавший до сих пор был смертельно бледен. Он смотрел в одну точку, забыв про остывший чай.
Когда беготня прекратилась, Юри тронул его за плечо. Виктор вздрогнул, словно очнулся, рука метнулась к шее. Он судорожно вдохнул.
— Извини, что так вышло.
— За что ты извиняешься? — удивился Виктор.
— Это случилось в моем доме. И я не предупредил тебя как следует, хотя ты спрашивал.
— Ты всё-таки что-то знал об этой женщине?
— Только то, что люди видели её там, где мы гуляли. Мама и Мари тоже слышали о ней.
— Негусто.
— Достаточно. Я почувствовал неладное ещё во время прогулки, — Юри тяжело вздохнул.
Виктор не ответил. Подошла Мари, села рядом.
— Все уехали. Родители отправились в храм, а нам сказали отдыхать. Я принесла одеяла в гостиную. Поспите, что ли?
— А ты?
— Уберусь пока, где успею, — она закурила, помолчала, потом вздохнула и покачала головой: — Я бы сказала, что Судзуки-сама, — это прозвучало как сарказм, — нашла повод свести старые счёты, если бы своими глазами не видела… это, — она хохотнула и тут же оборвала смешок, закончив откровение крепким словцом.
— Болтать о призраке? Серьёзно? Это слишком даже для неё.
— Много ты в этом понимаешь, братец, — Мари усмехнулась. — Женская ревность — страшная сила, и ты не сталкивался с Судзуки-сама, когда она не в духе. Хорошо, что отец выбрал нашу маму, а не эту красотку.
Юри кивнул больше из нежелания говорить на эту тему. Сейчас он чувствовал себя так, что был бы рад вообще не рождаться.
— Ваша мама тоже красивая, — возразил Виктор.
— Это другая красота, — ответила Мари.
В голову лезли дурацкие мысли про всегда подтянутую и надменную Судзуки Айко. Сколько раз она была замужем? И зачем каждый раз приезжала в Ю-топию, хотя давно жила в Фукуоке?
— Наверху кричала Судзуки-сан?
— Нет, Огава. Этот призрак… — помолчав, Мари всё-таки спросила, — как ты думаешь, зачем он здесь?
— Откуда я знаю? Придёт Ичиро-сан, всё тебе объяснит.
— Мне интересны твои соображения.
Юри внимательно посмотрел на сестру. Мари любила издеваться, и когда волновалась или переживала, делала это даже лучше, чем обычно, но сейчас он видел скорее растерянность.
— Может, эта женщина искала здесь кого-то.
— Думаешь, это всё-таки были её следы вчера?
Юри кивнул.
— Но как она оказалась внутри? Если байкам верить, Садао-сама сделал так, чтобы ни один злой дух не мог войти.
Так и было. Во всяком случае, так рассказывали: ни через дверь, ни через окно, ни через любую щель, старую или новую.
— Сам войти? Или вообще? — вдруг спросил Виктор.
— Кто бы в здравом уме её пригласил? — удивился Юри.
— Люди разные, — потянула Мари, её взгляд потяжелел, — но если кто-то так сделал, то у него точно нет мозгов.
Снова стало не по себе. Юри вспомнил мокрые следы, распахнутую дверь, ливень в темноте…
— Мари, точно все уехали? Точно-точно? Ма сверяла по спискам?
— Ма едва успевала кланяться, извиняться и прощаться, — фыркнула сестра. — Вряд ли кто-то смог уснуть после такого или остаться здесь. Я заглядывала в комнаты, никого там не...
Юри волновали далеко не комнаты. Подпрыгнув, он сорвался с места — к тому самому выходу в сад. Снаружи, в мутном свете утра, сквозь пелену дождя было видно не лучше, чем ночью. Юри поёжился от холодных капель, спрыгнул на дорожку и уже через пару шагов промок до нитки. Влажный грунт хорошо держал следы. Он опустился на корточки, чтобы лучше их рассмотреть.
— Что там? — Мари и Виктор догнали его.
— Ого, — сказал второй, — как будто что-то тащили по дорожке...
«Или кого-то».
Юри выпрямился. Широкая борозда в каменной крошке тянулась дальше, чем он мог разглядеть.
— Не нравится мне это, — сказала Мари.
Она сделала несколько шагов, опережая, и вдруг отшатнулась назад, издав короткий крик. Юри и Виктор бросились к ней. Они тоже увидели это: из-под низкого, помятого куста торчали неестественно вывернутые, посеревшие ноги. Ногти, покрытые малиновым лаком, казались неестественно яркими в окружающем сумраке.
— Су… Судзуки-сан? — Юри едва совладал со своим голосом.
Ответа не последовало, и последовать не могло. В тягостном молчании они втроем смотрели на труп, пока Мари, наконец, не сказала:
— Нужно сообщить в полицию.

Не пришлось даже звонить. Такахаси Масато, частый гость в Ю-топии не по службе, а по давнему знакомству с главой семьи Кацуки, уже стоял на пороге, по обыкновению притопывая левой ногой, и громко возмущался. Собственно, своё возмущение он выражал непосредственно другу детства, который виновато разводил руками. Ичиро-сана с ними не было. Видимо, встреча с полицейским произошла по дороге, и в храм отправилась одна мама, а отцу пришлось вернуться.
— Тошия, я не могу просто так уйти, Огава-сан не успокоилась, пока я не отправился сюда. И потом, она такого наговорила, что теперь просто нет выбора: мне нужно осмотреть комнату, где произошло нападение, и пообщаться с твоим Юри и этим вашим русским гостем!
— Масато, парни, наверняка, уже… — отец прервался, увидев бледную процессию, — или нет…
— Такахаси-сан, вы-то нам и нужны! — воскликнула Мари. — Там, в саду… Судзуки Айко. Она, кажется, мертва.

@темы: Рейтинг: R, Категория: джен, Категория: слеш, Персонаж: Виктор Никифоров | Victor Nikiforov, Персонаж: Катсуки Юри | Katsuki Yuri, Персонаж: Минако-сенсей | Minako-sensei, Персонаж: Семья Катсуки | Family of Katsuki, Виктури | катсудон, Персонаж: Семья Нишигори | Family of Nishigori

---

Звездные тернии, PG-13, драма

[Птица СИРИН]

автор очень просит прощения за задержку

Название: Звездные тернии
Автор: Птица СИРИН
Артер: LI_sonok и Трандуилушка
Бета: lyekka
Размер: ~20 тыс слов
Пейринг/Персонажи: Юрий Плисецкий, Отабек Алтын, Виктор Никифоров, Юри Кацуки, Яков Фельцмен, Лилия Барановская, местами – российская сборная по фигурному катанию
Категория: слеш
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: Я люблю Виктурей! ♥ А еще сама я на коньках могу ехать вперед, и это мой максимум. Так что все – плод моего воображения.
Краткое содержание: Тяжело выиграть в первых соревнованиях, но еще тяжелее – победить снова, удержав титул. Но Юра не из тех, кто сдается.
Примечание: Через тернии – в звездам (с) Мне нравится, как звучит «Звездные тернии», эта форма была выбрана сознательно, поскольку она, благодаря афоризму, больше на слуху, чем словарная форма "терния"
Размещение: запрещено
Ссылка на сторонние ресурсы: AO3
Ссылка на скачивание фика: docx, epub, pdf
Ссылка на иллюстрации: rar
От автора: у меня самая замечательная команда!
Огромное спасибо LI_sonok за то, что согласилась на это безумство, и что читала-поддерживала, и за очешуительный арт, и все-все вообще! ♥
Спасибо Трандуилушка, ты человек-космос, к которому я свалилась на голову пару дней назад и просьбой меня спасти! И сейчас нет таких слов, чтоб сказать спасибо)))
lyekka мой герой, человек с невероятным терпением, а твоя пожароопасная банши будет долго теперь со мной
Спасибо freir за моральную поддержку и то, что с тобой всегда можно обсудить волнующие моменты (не только) текста, и Чиф – человеку, который вне фандома, а читает и подбадривает, я тебя ♥

Звездные тернии

Перелёт прошёл хорошо, сказались нервное истощение и физическая измотанность, Юра просто вырубился в самолёте ещё до взлёта, даже до того, как красивая стюардесса в ярко-красной форме закончила инструктаж. Когда самолёт коснулся земли колесами — салон тряхнуло, пассажиры дружно охнули, — Юра открыл глаза: в иллюминатор было видно здание аэропорта.

До дома добирались на такси. Вроде, Яков сначала хотел, чтобы на стоянку подогнали машину, но после вчерашней показательной и банкета все переиграли. Юра затащил чемодан в комнату, кивнул Лилии и захлопнул за собой дверь. На кровать рухнул не раздеваясь, мгновенно засыпая, но где-то в середине ночи пришла Кошка, боднула головой — мол, двигайся, — пришлось вставать, заодно снимать с себя все лишнее. На следующее утро голова была совершенно чумная — почти пятнадцать часов сна задурили голову, но полностью отдохнуть так и не дали — моральное перенапряжение и психическое истощение так быстро, как физическая усталость, не проходили. Юра пролистал ленту в Инстаграме, поставил лайк Отабеку под их фоткой с банкета и повернулся на другой бок, в надежде заснуть снова.

В дверь резко постучали — Лилия загадочным образом почувствовала, что Юра проснулся. Необходимо было вылезать из постели, идти завтракать, но все, что хотелось — это остаться на месте. Победа в финале Гран-при неожиданно пришибла только сейчас — пришло осознание, что скоро будет чемпионат России. Что снова нужно будет быть быстрее, выше и сильнее, прыгнуть выше головы, не только своей. Внутри все выморозило этим ощущением безысходности и неотвратимости.

“Что будет, если Виктор и правда вернётся, как пообещал?” — задумался Юра. Он не хотел победить его, не хотел показать, что лучший, он хотел, чтобы Виктор его тренировал. Однако, когда мечты рассыпались осколками, разбившись о реальность, Юра убедил себя, что всегда видел в Викторе только очень сильного соперника, которого хотелось победить. Сегодня же сил не осталось даже на самовнушение, поэтому Юра не смог себе врать — если Виктор вернётся и снова будет кататься, это может стать проблемой. Конечно, Юра не собирался сдаваться и опускать руки, завтра, после отдыха, вся его спортивная и не очень злость вернулась бы, однако прямо сейчас перспектива виделась ему не слишком радужной. К тому же надо было доказать, что его выигрыш в финале Гран-при не стечение обстоятельств, а результат упорного и долгого труда.

Телефон пиликнул сообщением. Юра потянулся к нему, удивляясь: одноклассники если и писали, то в группу вконтакте, дед и Яков при необходимости звонили. Какая-то реклама?

“Юра, когда будет время — созвонимся в скайпе?” — прочитал Юра сообщение от Отабека, и на душе сразу потеплело.

“Да”.

“Сейчас?”

В ответ пришёл улыбающийся смайлик и ник в скайпе.

Отабек выглядел отдохнувшим, но тоже очень одомашненным-как будто даже черты лица сгладились. Юра удивился бы, если бы остановился на этой мысли, но радость от звонка не дала этого сделать.

— Привет! Как отдых?

— Выспался наконец. А ты?

И Юра, и Отабек знали, что на отдых у них максимум день, что завтра каждый уже снова будет на тренировке, однако Юре было интересно, чем этот день займёт Отабек. Тот рассказывал, как его встречали всей семьей дома, и Юра непроизвольно улыбался: Сунита, старшая сестра Отабека чересчур заботилась, стараясь сразу уложить спать, а младший брат Хасан, Юрин ровесник, предлагал жестоко отомстить Леруа.

— Поддерживаю! — заявил Юра, чем заслужил усталый, но благодарный взгляд.

— Юра, ты же понимаешь все…

— И что? Будто это что-то меняет, — фыркнул Юра недовольно. Ему было непонятно, как можно было все так оставить, но Отабек сейчас смотрел на него, как на очень дорогое сокровище, и спорить не хотелось еще и потому, что раньше подобного взгляда он удостаивался только от деда.

С другой стороны, у Юры раньше не было друзей, так что он не мог с уверенностью сказать, как Отабек должен или не должен себя вести.

— Ты расстроен чем-то? — неожиданно спросил Отабек, и Юра только удивленно вскинул брови. — Мне так показалось.

“Да ты как мысли прочёл и позвонил”, — фыркнул мысленно Юра, понимая, что недолгий разговор уже поднял ему настроение так, как мало бы что смогло бы ещё.

— Устал, наверное, — вопросительно начал Юра, но под ожидающим взглядом пожал-таки плечами: — Никифоров решил, что вернуться хочет. Козел. Это вообще нормально так? Сначала “я устал — я ухожу”, понимаешь, а потом возвращение в середине сезона! А Кацудона кто тренировать будет? Ничего не понятно стало, — обреченно закончил Юра.

Отабек помолчал немного, а потом улыбнулся глазами:

— А что это изменит? Ну вернётся он, ты хуже от этого не станешь, надерешь ему задницу…

Юра даже вскинулся от последних слов, но Отабек, похоже, говорил, что думал, и такая безусловная вера — сейчас даже сильнее самой Юриной — была пугающе приятна. Даже дышать, кажется, стало легче.

Юра улыбнулся, понимая, что его наконец-то отпустило.

С Отабеком они еще поговорили какое-то время, пока в комнату снова не стукнули — пришлось срочно прощаться. В большой светлой кухне ждала Лилия: в длинном расшитом халате и с распущенными волосами она казалась какой-то диковинной птицей. На плите закипал кофе, который прима позволяла себе по утрам. Юре кофе был запрещен как класс, поэтому перед ним появилась тарелка с яичницей и свежевыжатый морковный сок.

— Нельзя нарушать график, — строго отчитала его Лилия, — Спать до обеда на пенсии будешь.

Юра хмуро зыркнул: судя по Якову и Лилии, спать до обеда ему не грозило и на пенсии. А судя по тому, какой вкусной была яичница, готовила её не Лилия. Очень хотелось что-то сказать по этому поводу, у Якова и Лилии были странные отношения, которых Юра не понимал.

— Почему Яков не остался на завтрак?

— Это не твое дело, мальчик, — хмуро заявила Лилия, но Юра был бы не Юрой, если бы так просто успокоился.

— Зачем все усложнять? Вы все равно практически живете вместе, тренируете меня вместе, так что…

— Не помню, чтобы просила у тебя анализ нашего поведения, — тихо и потому пугающе сказала Лилия, не дав Юре договорить, и так посмотрела, что он предпочел заткнуться: наконец включилось чувство самосохранения.

Лилия поставила джезву в мойку, следом опустилась маленькая чашка для эспрессо. То ли сама она уже позавтракала, то ли просто питалась в этот день солнечным светом, Юра не был уверен и в который раз подумал: поддерживает ли Лилия до сих пор допустимый вес для балерин? Она была такая сухая и костлявая, что он бы не удивился, и такая хрупко-красивая на банкете в Барселоне, что вот тут он как раз удивился.

Когда Лилия вышла с кухни, оставив Юру в одиночестве, к нему пришла Кошка — потерлась о ноги, требуя ласки. Каждый раз, когда Юра возвращался из продолжительных поездок, она первые дни никак не могла ему простить, что глупый хозяин оставил ее ради каких-то своих незначительных дел, и то требовала ласки, то могла сильно полоснуть когтями, и даже Юра не всегда мог угадать, в каком она настроении. В этот раз обошлось — Кошка только подставила голову, мол, чеши, хотя самый кончик хвоста так и продолжал недовольно подергиваться. Юра неожиданно почувствовал к ней такую бесконечную любовь, что схватил в охапку, прижимая к себе теплое и пушистое, за что таки получил четыре ярких царапины на руке. Кошка посмотрела характерным взглядом “какого хрена распускаешь руки” и неторопливо удалилась. А Юре пришлось лезть за перекисью, которая смешно пенилась и стекала в раковину розовыми струйками. Юра вспомнил, как в свой первый день у Лилии он аккуратно выпустил Кошку из переноски, она осторожно выбралась наружу и пошла обнюхивать углы с самым независимым видом, Лилия холодно заметила, что питомцы похожи на хозяев. В тот момент Юра и не подумал об этом, но неужели для Лилии он в первое время был таким же настороженным и испуганным? Лучше уж таким же по-королевски неторопливым и избирательным, но что-то ему подсказывало, что нет.

Пока Юра мыл посуду, то раздумывал, чем хочет сегодня заняться, но в голову ничего не приходило. Стоило бы, конечно, хотя бы открыть уроки, но он был морально не готов к этому, поэтому решил, что просто посмотрит какой-нибудь фильм из последних новинок. Через какое-то время под бок пришла Кошка и даже помурлыкала, когда Юра начал ее чесать. Чем закончился фильм, Юра не запомнил — его снова сморило, и он даже не мог вспомнить, снилось ли ему что-нибудь.

Следующим утром, пока он старался проснуться, трясясь в трамвае до катка, Инстаграм выдал ему в рекомендациях видео с открытия домашнего чемпионата в Казахстане, и зевающий в тот момент Юра чуть от удивления язык себе не откусил. Гугл с горем пополам, но выдал ему даты проведения, и Юра разозлился на себя: Отабек попал с корабля на бал, после Гран-при сразу возвращаясь на домашние соревнования, а Юра ему вчера про Никифорова жаловался. На Отабека он, впрочем, тоже разозлился — что за привычка все замалчивать? Юра, конечно, не то чтобы очень внимательный друг, но он учится, а Отабек… Молчун нашелся. Юра уже написал ему сообщение, но не отправил, вспомнил Милу, как она тогда сказала после финала Гран-при: ты о нем подумал? Он расстроился проигрышу, об этом не так легко говорить. Его сообщение с претензией явно сейчас не поможет Отабеку. Поэтому Юра скрипнул зубами, стер набранный текст и вместо этого отправил “Порви всех”.

Ответ пришел очень быстро, будто Отабек ждал его сообщения: “Спасибо, Юра”.

Отабек писал сообщения, как диктант — со всеми знаками препинания, полностью формулируя предложения, и Юра с удивлением обнаружил, что ему это нравится. Но не поддеть этим Юра не мог: “Пишешь, как контрольную сдаешь”. Отабек не стал развивать тему, только прислав обычный улыбающийся смайлик.

Написать что-либо еще Юра не успел, выскакивая среди последних на своей остановке — так увлекся, что чуть не проехал.

Тренировка проходила как обычно, но ощущение внутри было какое-то неспокойное, за что Юра несколько раз схлопотал от Якова.

— Юра, соберись! Где ты витаешь? Почему только что был тулуп, когда должен был быть флип?

Юра и сам не мог сказать, в чем была причина, но сегодня он провалил все прыжки до единого. Дорожки выходили рваные, на вращении он и вовсе встал на две ноги сразу после захода. Яков уже даже не ругал, только смотрел очень хмуро и потирал подбородок. Юра опустил плечи и голову — такой плохой тренировки он давно не было.

— Снимаешь коньки, растягиваешься и прыгаешь мне все на полу.

— Да охренеть, мне что — делать нечего? — вскинулся Юра. Он что, малолетка, который еще прыжки не освоил, что его с пола в зале прыгать заставляют? Но Яков был так хмур, что Юра заткнул свои возмущения куда подальше, а то еще снова с катка выгонит.

В прошлый раз — ещё до Гран-при — Юра довозникался до того, что Яков действительно выгнал его домой, “остудить голову”, и Мила потом дразнила его на протяжении недели. Сегодня её не было, но Юра умел учиться на своих ошибках.

Через полтора часа и одну растяжку Юра решил, что, может, лучше бы было, чтобы выгнали! Даже на полу он чувствовал себя неуверенно, хоть и не падал, но ощущение было, что вот ещё чуть-чуть и всё. Все больше хмурившийся Яков погнал его на диск, заставляя отрабатывать вращения, а Юра уже чуть не рычал от досады.

— Хватит, — в итоге выдохнул Яков. — В душ и домой, отдыхать. Приводишь голову в порядок, и завтра на утреннюю тренировку.

Юра уже открыл рот, собираясь спросить, с чего бы голову в порядок приводить, и закрыл назад. Последний час на диске успокоил его, и теперь Яков смотрел понимающе и, похоже, решил, что Юра из-за чего-то переживает. Пока Юра собирал вещи, Яков смотрел на темный экран его телефона.

— Расскажи потом, как все пройдет, — сказал Яков, кивая на телефон, а потом отвернулся, как обычно не прощаясь.

Юра почувствовал, как по спине побежал холодок — Яков решил, что он переживает за Отабека и его выступление. Юра не переживал, он знал, что Отабек всех порвёт. Тогда что с ним было не так?

Конечно же, Отабек всех нагнул. Юра с горем пополам посмотрел последнюю разминку, дико, невозможно скучая в процессе, и только на выступлении друга взбодрился. Отабек выглядел замечательно на турнирах международного уровня, а на чемпионате страны он выглядел, как боженька, даже рядом никто не стоял, о чем Юра и заявил ему в скайпе, позвонив сразу послу награждения.

— Зря ты так, — нахмурился Отабек. Разговаривать было непривычно — Юра никогда еще не звонил кому-нибудь, кроме деда, просто так, — но очень приятно.

— Ты и сам знаешь, что я прав, с тобой даже конкурировать некому.

— В следующем году Мансур и Сайын уже будут во взрослой категории…

— Это те, которые за тобой с открытым ртом ходили? — хмыкнул Юра. Когда они прощались в холле отеля после Финала Гран-при, ребята ждали Отабека в стороне, с интересом поглядывая на Юру. Еще бы, он младше их, но уже стал призером взрослого турнира, так что посмотреть им было на что! Однако то, как они смотрели на Отабека — как японки на своих идолов! — раздражало, поэтому если Отабек рассказывал что-то про юниоров, то Юра не мог не простебать их фанатскую любовь. — Да не важно, на самом деле, это еще только в следующем году будет.

Отабек только покачал головой. Что Юре понравилось с самого начала, так это его безграничное, непробиваемое спокойствие. Юра мог ругаться на Никифорова с Кацудоном, мог жаловаться на бесчеловечную Лилию или просто возмущаться, разыскивая деньги в карманах, но Отабека ничего не смущало. Он не смотрел неодобрительно, не делал замечаний, и, на удивление, Юра от этого меньше ругался и злился.

Они попрощались уже через пару минут — Отабеку необходимо было отдохнуть и восстановиться, однако договорились созвониться на следующий день. Юра еще потупил в интернете, написал в группу своего класса и попросил скинуть задания домашки, но понял, что решать он ничего не будет сегодня: глаза немилосердно слипались, и все казалось неважным.

Почти всю неделю Юра была в каком-то тумане — он чувствовал, что что-то идет не так, но никак не мог понять, что именно. Сначала думал, что дело в усталости и нервном перенапряжении, но прошло несколько дней, а ломить тело так и не перестало. На тренировках он косячил, один раз упал так, что чуть искры из глаз от боли не посыпались, вращения выходили кривые. И вишенкой на торте тогда стал Никифоров, плавно рассекающий лед. Юра мог сколько угодно дуться, но вынужден был признать, что Виктор все еще в хорошей форме. Не в превосходной, как раньше, но в хорошей. Без должной подготовки, без обкатов программы ему будет тяжело сразу войти в привычный для всех Никифоров-режим, однако и расслабиться соперникам он не даст.

Наблюдая, как Виктор делает комбинированное вращение, Юра завязал отросшие волосы в хвост, снял чехлы и выкатился на лед. Яков посмотрел на него так мрачно, будто Юра только что на его глазах забил Маккачина ногами.

Виктор остановился, красиво вскинув вверх руки, потом тяжело уронил их и перевел взгляд на Юру. Он запыхался, видно было, что еле дышит — но еще секунду назад казалось, что он парит надо льдом, и Юра все еще поражался этому умению: выглядеть всегда превосходно, что бы не происходило в душе и теле.

Пока Виктор что-то обсуждал с Яковом, Юра разминался, раскатывал коньками поверхность, и на очередном повороте чуть не завалился на бок. На мгновение им овладело ощущение невесомости, но в следующий момент все восстановилось, однако Юра уже остановился, в шоке глядя на свои ноги. Такого предательства от них он не ожидал.

— Яков, он подрос, — счастливо заявил Виктор, при этом глядя очень-очень внимательно, будто кожу снимал. Конечно же, Юра сразу взъерошился и приготовился орать, но его перебил Яков:

— Тоже заметил? Очень резко…

Юра недоумевающе захлопал ресницами и закрыл рот, внезапно и разом осознав, что они обсуждают. Обычно проблемы роста проходили у взрослых одиночников до того, как они выходили к призовым местам, но Юра был самым молодым среди взрослых. Если Яков и Виктор правы, то не видать ему четверных прыжков!

— Юра, разминка, дорожки, никаких прыжков. После тренировки обмериваться! — И Якову было плевать, что до планового осмотра еще неделя.

Виктор смотрел очень сочувственно, и Юре хотелось заорать, что не надо его хоронить, он еще ему покажет! Вместо этого Юра неожиданно для себя улыбнулся, хоть и очень зло:

— Не надейся, что тебе это поможет, старик! — И покатил делать дорожку.

Обмеры прошли оптимистично — он вытянулся, но скинул пару килограмм, стал легче. Это должно было помочь в прыжках, как решил сам Юра. Однако Яков быстро уловил перемену в его настроении.

— Если ты надеешься, что это облегчит тебе жизнь, то зря. Юра, у тебя центр тяжести сместился, придётся разбираться с прыжками, да и с вращениями легче не станет. Работать и работать.

Юре показалось, будто его ударили: как будто до этого он мало работал! Кому, как не Якову, это знать!

С другой стороны, до соревнований на Источниках он и не подозревал, что может пахать как ломовая лошадь — почти в три раза больше и усерднее. Сейчас просто изменится причина, по которой придётся так же усиленно работать.

— Эту неделю занимаешься у Лилии, на каток ни ногой, понял? — закончил свою речь тренер, и Юра понял, что большую часть пропустил, задумавшись.

— Да я умру у нее! — выдохнул он потрясенно. Неделя тренировок за станком у Лилии — это вам не хухры-мухры! Юра видел, как она гоняла своих, и не был уверен, что готов к подобному. Однако, судя по ответу Якова — точнее, по его отсутствию, — мнение Юры никого не интересовало.

Остаток дня прошёл плохо и муторно, и только договоренность с Отабеком о созвоне в скайпе хоть немного приободряла.

С учетом разницы по времени у Отабека была уже почти ночь, когда они созвонились, но утром ему не надо было не тренировку, так что сном решили пренебречь. Юра смотрел на улыбающегося Отабека — Юра при первой встрече никогда не подумал бы, что он такой улыбчивый, — и на душе становилось немного легче. Нет, ощущение безысходности не проходило, однако будто дышать стало легче. Юра перед созвоном дважды проверил, чтобы дверь была плотно прикрыта, включил на ноутбуке музыку — чтобы был дополнительный шум и звуки, в конце концов, он собирался жаловаться на Якова, который отправил его к Лилии на тренировки, и ему совершенно не хотелось, чтобы Лилия это услышала.

— А что ты делал, когда тело менялось? — задал волнующий его вопрос Юра, но в ответ получил только лёгкое пожатие плечами.

— Я был в юниорах в тот момент, не так мешало. Юра, успокойся.

Юра почувствовал, как загорелись щеки: непонятно было, как Отабек почувствовал, что он готов взорваться. Но его уже утомили все эти объяснения, что это он просто мелкий, так звезды встали. Как будто от этого было легче! Лучше бы сказали, что делать.

“Яков и сказал тебе — тренировать и тренировать элементы, искать новый центр тяжести”, — подумал Юра.

— Приезжай в гости? — неожиданно вместо всех возмущений и претензий брякнул Юра и тут же захлопнул рот. Отабек не был дома уже долгое время, он, наверное, не захочет…

— Я посмотрю билеты.

Юра тряхнул головой, улыбаясь во весь рот и не задумываясь, куда конкретно Отабек приедет, если сам Юра живет у Лилии. Об этом можно было подумать и позже.

За неделю тренировок у станка ничего не изменилось — Юра все так же был в шоке от своего тела, которое его предавало. На очередном гран-плие Юра пошатнулся, что с ним не происходило… никогда! Ну или он не помнил об этом. Юра вылетел из зала, как пробка из бутылки — так хотелось ударить по чему-нибудь, да посильнее, а с учётом окружающих его зеркал, это могло закончиться плачевно. Юра не привык быть настолько не в ладах с собой в физическом плане, и теперь он был в полнейшем замешательстве.

Вечером он пришёл в Ледовый в надежде, что привычная обстановка внушит дополнительные силы.

На ослепительно белом льду очень спокойно, сосредоточенно выписывал круги Кацуки. Юра хотел уже окликнуть его, но Кацудон легко и плавно зашёл на сальхов, так же аккуратно приземлился, и Юра закусил губу. Ему неожиданно стало будто физически больно, а внутри неприятно кольнула зависть: Юри сейчас сделал элемент, который не давался ему весь сезон Гран-при, но в тишине и пустоте вечерней арены он выполнял его так легко, будто ему это ничего не стоило. За этим прыжком стояли стертые в кровь ноги, множество часов тренировок — Юра знал это, но сейчас Кацуки мог его сделать.

Юра всегда смотрел вверх, на Виктора, на более взрослых противников, и для него было слишком непривычно равняться на противников из своей же категории. Но ещё более непривычно и дико ему было испытывать зависть к кому-то!

“К кому-то! — мрачно подумал Юра. — К Кацудону!”

Это ощущение было уже совсем за гранью добра и зла. Юра тихо развернулся и вышел, так в темноте и не замеченный Кацуки.

Безысходность накатила волной, когда он уже оказался на улице. Юра натянул капюшон сильнее, сжал кулаки, впиваясь в ладони ногтями, в надежде, что физическая боль вытеснит душевную. К горлу подкатила горечь и хотелось заорать, вместо этого Юра стиснул зубы и поплелся домой пешком.

На следующее утро оказалось, что внеплановая прогулка аукнулась ослабленному нервотрепкой организму температурой. Лилия прописала постельный режим, обильное питье и парацетамол, а Юра был слишком слаб, чтобы спорить. Но, прежде чем Юра провалился в сон, ему показалось, что Лилия обеспокоенно нахмурилась.

Виктор внезапно предложил Отабеку пожить с ним и Юри, сказал, что нечего снимать номер, если у них есть место. Юра присутствовал при разговоре и подозрительно косился на Виктора — с чего бы ему быть таким щедрым? Однако Виктор был на удивление серьёзен, даже непривычно было. То есть Юра понимал, что Виктор уже взрослый мужик и умеет вести себя серьёзно, но… большую часть времени он вёл себя как пони-долбоеб, как однажды метко заметила Мила, поэтому подобная щедрость напрягала. Но Юра понимал, что раз Виктор не сказал сразу, в чем причина этого поступка, то допытываться бесполезно.

Встречали Отабека всей толпой: Юра, Виктор и Юри. На них то и дело бросали заинтересованные взгляды, но за автографами подошли всего пара человек. Юра посматривал по сторонам, выискивая Ангелов, но даже их не было, может, потому что был вторник. Тренировка у Виктора с Кацудоном была запланирована на вечер, а вот Юра сразу из аэропорта должен был ехать в Ледовый.

Когда Отабек показался из дверей, Юра, не раздумывая, радостно рванул вперёд и, только отпустив друга из объятий, увидел ошалевшее лицо Кацуки и задумчивое Виктора, но был так рад, что даже забыл смутиться.

В машину загрузились быстро, Виктор включил какую-то современную радиостанцию, на которой пели что-то про лёд.

— Выключи это говно! — рявкнул Юра, и Кацудон аккуратно отпихнул ладонь Виктора, включая флешку. Из динамиков заиграли Scorpions, и Юра спокойно выдохнул. Скосил глаза на Отабека — не против ли он? — но тот был со всем согласен, выглядел расслабленным и немного сонным, и только покрасневшие на морозе кончики ушей выдавали, что это сфинкс замерз. Юра засмотрелся, поражаясь, как человек в принципе может выглядеть таким спокойным, у него самого так никогда не получалось.

По пути успели обсудить совсем немного, и когда Виктор высаживал Юру у Ледового, то сказал, что вечером они с Отабеком могут посидеть у них, если захотят. О планах на вечер Юра и Отабек не договаривались, поэтому Юра решил, что потом напишет сообщение.

Тренировка прошла лучше, чем ожидалось: Юра все ещё не мог сладить с собственным телом, вращения то получались, то нет, но вдохновленный приездом Отабека, он пробовал снова и снова. Один раз упал, как не падал очень давно, сильно приложившись локтем, казалось — искры из глаз посыпались, но Юра встал, потрогал локоть, помял — и поехал дальше. Яков одобрительно хмыкал и даже не ругал его сильно, только разбирал ошибки. Кажется, тренер остался доволен тренировкой и нахмурился, только когда на лёд явились Виктор и Кацудон.

— Невозможно сидеть на двух стульях, — мрачно пробормотал себе под нос Яков, но Виктору ничего не сказал, хоть Юре и показалось, что он говорит это уже не первый раз.

Пока Юра остывал и потягивался, то все гонял в голове эту фразу, внезапно сообразив, что Яков часто участвует в тренировках Юри, хотя вроде бы тренером Кацудона должен быть Виктор. Но даже Юра понимал, что Виктора физически не хватит на все сразу, и ему было непонятно, как тот сам этого не понимает. Но Яков был слишком хорошим тренером и прекрасным человеком, чтобы бросить на произвол судьбы Юри и Виктора, пока те находились на его территории.

— Он мне платит, — раздалось сзади, и Юра вздрогнул. Яков стоял мрачный и, внезапно, усталый, от чего на лбу прорезались глубокие морщины.

— Что?

— Ты же думал, как так получилось, что я тренирую Кацуки? — спросил Яков, ошарашив Юру своей проницательностью. — Юра, у тебя очень выразительна мимика и все написано крупными буквами. Осуждаешь?

Юра пожал плечами — Яков никогда не был только его тренером, у него все время кто-нибудь консультировался, даже те, кто занимался парным катанием, а было время, когда он работал с несколькими одиночниками одновременно. Скорее, Юра осознал, что вместо ревности испытывает уважение к тренеру как к человеку.

И что его чувства к Виктору были всегда связаны не только с обидой из-за спорта, а были более глубокими и личными. Почему же эта мысль не приходила ему в голову раньше?

— Нет, Кацудону ничего не поможет, я его на чемпионате мира все равно порву.

Яков хмыкнул, взъерошив Юре волосы, чем смутил уже по-настоящему. Юра вывернулся из-под руки, зашипев, как кот, и возвращая себе привычное ершистое состояние.

Выходя из душа, он быстро глянул на часы — до встречи с Отабеком, который должен был подойти к Ледовому, оставалось минут десять. Пока Юра сушил волосы, внутри клубилось радостное тепло, что сейчас они могут пойти погулять, главное — чтобы не сильно замело.

Отабек ждал на входе и сразу же натянул на Юру шапку.

— Ты чего? — отшатнулся Юра в сторону.

— Юра, ты с тренировки, да и голову сушил только что.

— Я не ребёнок, — буркнул Юра, но передумал стягивать шапку. Забота оказалась неожиданно приятной, к тому же Отабек был прав — Юра никогда так быстро не уходил с тренировки и обычно успевал совсем остыть, так что, может, шапка и не была лишней.

Вместо прогулки они решили перекусить и сходить в кино. Не подготовивший план действий Юра думал, что завтра исправится и покажет Отабеку город, а сегодня можно ограничиться и этим.

Возвращаясь после кино, они спорили до хрипа: лучше ли “Изгой-Один” предыдущего фильма или нет. Юре не понравился конец, он был возмущен донельзя.

— Нет, ну нельзя же так! Показать японский хэппи-энд и... и все. Как же так?

— Японский?

— Ну да, все умерли, черт побери! Я, конечно, рад отсылкам к другим фильмам, но разве так можно? А где же их надежда?

— Юр, зато это фильм — про людей, а не про Силу, про их выбор и поступки, а не про каких-то мифических джедаев…

— Сказал джедай, — хмыкнул Юра. Сейчас ему особенно казалось, что Отабек похож. Он был терпеливый, как джедай, знающий ответы на все вопросы, это и восхищало, и раздражало местами. Вот и сейчас Отабек только улыбнулся как-то особенно мягко, что у Юры под шапкой потеплели уши, но ничего не сказал. Наверное, только настолько непробиваемый человек мог выдержать Юрин темперамент и не прибить его.

Не то чтобы Юра был против.

Они гуляли по вечернему Петербургу, периодически смешиваясь с ненормальными туристами, которым пришло в голову приехать в город в декабре. Отабек пару раз приходил с Юрой на тренировку, а если не приходил — то встречал его после, и Юре казалось, что так было все время.

Пару раз он оставался на ночь у Виктора и Юри, и тогда они выбирали вконтакте какой-нибудь фильм, который пропустили из-за соревнований, и смотрели на ноутбуке, который аккуратный Отабек привез с собой. Как выяснилось, Отабек смешно сопит во сне, что вначале сильно напрягло проснувшегося ночью Юру — ему показалось, что друг всхлипывает. Утром Отабек объяснил, что у него что-то не то с перегородкой в носу, но врачи оперировать не советовали — раз спорту и жизни это не мешает, то и исправлять не нужно.

Кошка скучала и ревновала, демонстративно уходя на ночь к Лилии в комнату. Пришлось знакомить ее с Отабеком, после чего Юра заспамил инстаграм фотографиями Отабека с Кошкой, которая напрочь отказалась покидать его колени. В какой-то момент Юра даже взревновал, только было неясно — кого больше.

Дни пролетали быстро и были в целом наполнены положительными эмоциями, даже несмотря на то, что Юра не оставлял попыток побороть свое подросшее тело.

До чемпионата России оставалась неделя, а Юра все еще делал прыжки через раз. Бесился, ругался, кидался на всех без разбора, но сделать с этим ничего не мог. Вечером, пока они гуляли с Отабеком, его немного отпускало, однако с утра все начиналось по новой. Улетали они одновременно, Отабек — домой в Алмату, Юра — в Челябинск. Было до безумия обидно, что в этом году соревнования проходят не в Петербурге, иначе Отабек остался бы до чемпионата, однако по закону вселенской подлости в этот раз лететь нужно было в Челябинск, в котором совершенно нечем было заняться. Юра погуглил.

Утром в день отлета у него было отвратнейшее настроение. Накануне он задержался в Ледовом и видел прокат Виктора — впервые целиком. Виктору не хватило времени на раскатку программы, пара элементов казалась не на своем месте, однако это не мешало программе выглядеть потрясающе. Юра скрипел зубами от досады, но не мог не восхищаться, хотя когда его Отабек спросил, что он думает, то он выдал:

— Раньше было лучше, а сейчас хорошо, что песок не сыпется.

Отабек в этот момент посмотрел на него так понимающе, что стало стыдно. Однако даже ему Юра не мог признаться, что, когда Виктор закончил прокат, внутри боролось огромное чувство восхищения (о котором Юра никогда-никогда и никому не расскажет, вот еще!) и ужас, так как его “Агапе” сейчас, может, и была эмоциональной, но не достаточно техничной, а “Аппассионата”, по ощущениям, развалилась на части.

Сам Юра тоже разваливался на части, ему хотелось орать, а еще хотелось забрать с собой Отабека. За полторы недели, проведенные вместе, Юра так привык к его обществу, что просто не знал, как прощаться.

В аэропорт приехали раньше Юриного рейса и зашли в “Старбакс”. Теперь Юра потягивал через трубочку имбирный чай, а Отабек мучил кофе с запредельным количеством сливок и сиропов: кажется, их было три. Девушка за стойкой, когда принимала заказ, усиленно строила Отабеку глазки и перестала, только когда он отошел за салфетками, а Юра, не скрываясь, закатил глаза. Вместо того чтобы смутиться, девушка показала глазами с Юры на Отабека и поиграла бровями, как иногда делал Виктор, и Юра от удивления приоткрыл рот и ошарашено посмотрел на нее. Девушка радостно заулыбалась и развела руками: извини, мол. Юра не стал возмущаться, только чтобы не привлекать внимание — девушка их не узнала, но вокруг были и другие люди.

И вот теперь Юра мрачно крутил в руках стакан, не поднимая от него глаз. Разговор не клеился, внутри поднималось густое, душное раздражение на весь мир: что лететь надо в Челябинск, что тело не слушается, что Отабек возвращается к себе в Алмату. Лежащий на столе телефон пикнул сообщением: Лилия писала, что они ждут его у выхода на посадку и чтобы он явился через пять минут. Отабек увидел сообщение, иначе бы чего ему подниматься и протягивать руку. Юра пожал горячую ладонь и посмотрел на него, собираясь прощаться. В горле застрял комок, а в следующий момент Юра понял, что уже обнимает Отабека. Он так обычно с дедом прощался, и, как выяснилось, с Отабеком.

В носу защипало, Юра глубоко вдохнул, в ноздри забился прохладный запах лосьона после бритья, которым пользовался Отабек.

— Юр… я буду на связи. Ты иди, а то еще искать начнут, — начал Отабек, даже не пытаясь отстранится. Голос у него был глухой, но объятие крепким и обнадеживающим. Юра еще раз глубоко вздохнул и расцепил крепко стиснутые руки. — Давай, порви всех!

Юра криво усмехнулся, показывая большой палец, схватил свой леопардовый чемодан и отвернулся. Уходить было очень тяжело, будто они больше никогда увидятся.

“Что за чушь?” — подумал Юра, и припустил к выходу на посадку, где уже ждала нахмуренная Лилия.

В номере Юра заперся в ванной, в надежде переждать приступ обуявшей его ярости. Два прыжка в “Агапе” он запорол, приземлившись на зад, хотя нужное количество оборотов докрутил. Так сказал Яков, сам Юра к концу программы не чувствовал ничего, кроме белой иссушающей ярости на себя.

Если на Гран-при подхватившие его чувства так и вели, заставляя прыгать выше, делать больше, то сегодня казалось, будто груз эмоций прибивает его к земле, заставляет лечь животом на лёд и не двигаться.

Оценки все равно были ничего, но это бесило Юру ещё больше: ничего плохого, но и ничего хорошего. Его Гоша обошёл, с его этой показательной эмоциональностью, как в театре Виктюка! Допрыгнуть до Виктора не вышло тем более, не радовало даже, что его рекорд с Гран-при Виктор не побил.

Юра ударил кулаком в дверь ванной, потом ещё и ещё раз. На полу тренькнул телефон в кармане скинутой олимпийки. Открывать сообщение не хотелось, даже телефон поднимать не было сил. Юра прислонился спиной к двери и съехал вниз, кусая губы от ярости. Хотелось дать выплеснуться гневу, бушевавшему внутри, но слез не было, да и злиться можно было только на себя. Хотя Яков опять и снова повторял, что Юриной вины во всем только половина, остальное — вина взросления, но легче от этого не становилось.

Хлопнула входная дверь, и в номере раздался голос Георгия:

— Тебя там Юри обыскался, выползи потом, продемонстрируй, что жив.

Гоша не давил и не лез с советами, за что Юра был ему премного благодарен. А Юри… Юри, конечно же, приехал с Виктором.

— Что этой Свинине от меня надо? — излишне зло спросил Юра после того, как сполоснул холодной водой лицо и руки и вышел из ванной. Гоша только пожал плечами.

Сначала их хотели поселить в трехместном номере — на всём-то мы экономим! — но Виктор воспротивился и заявил, что снимет себе номер отдельно. Уговаривать его никто не стал — то ли решили, что слишком хлопотно, то ли просто давно знали Виктора и понимали, что дело бесполезное. Как бы там ни было, сейчас Юра был этому только рад, он бы не выдержал, если бы в номере был Виктор.

Это был такой шанс обойти его, показать, что Юра чего-то стоит, но он все запорол, и от этого обидно было вдвойне.

Только спустя несколько часов Юра вспомнил, что так и не проверил, от кого пришло сообщение.

“Так бывает, — было выведено в окошке сообщений от Отабека. — Ты справишься”.

Юра стиснул зубы, с трудом подавил порыв написать “тебе почем знать”, но Отабек грубости не заслужил. Понял, что Юра расстроился, но не стал давить утешениями, а будто утверждал, что все будет.

Если бы Юра так же верил в себя!

На следующий день легче не стало, Юра рычал и огрызался в своей обычной манере, но ему и этого казалось мало. Необходимо было задеть всех так сильно, чтобы расстроить, как он себя вчера. Поэтому от Лилии утром Юра получил подзатыльник, Кацуки просто смотрел огромными телячьими глазами, а Яков даже не стал с ним разговаривать.

Юра бесился, дёргался и на тренировку вышел ещё более злой. Все прыжки сделал с ошибками или помарками и чуть не взвыл прямо перед всеми участниками чемпионата.

Виктор тоже был какой-то мрачный и тихий, медленно шевелил губами, прокатываясь по катку, и Юра внезапно понял, что Виктор повторяет последовательность движений: то ли не до конца запомнилась программа ещё, то ли он ее перекроил на коленке. Из их небольшой команды только Гоша был сегодня в хорошем и радужном настроении.

Яков стоял за бортиком и мрачно посматривал на каждого из подопечных. Тренер от Бога, как говорил дед. Почему-то от этой мысли стало легче дышать, и Юра понял, что на него опустилось какое-то мрачное спокойствие: терять было уже нечего, оставалось только прыгнуть быстрее-выше-сильнее!

Уже позже, сидя в номере, Юра анализировал, как выполнил программу — сухо, без огонька, будто из-за всех переживаний все внутри выгорело и превратилось в пепелище, посреди которого он сейчас и стоял.

Они с Яковом не стали заменять прыжки — Юра настоял, — но он все равно упал, никакие самовнушения не помогли, просто в какой-то момент он потерял равновесие — тренировки на станке и диске не помогли вернуть утерянную координацию, Юра все еще путался в собственных конечностях. Хорошо хоть, что на этот раз пострадали только его зад и самооценка, а не ноги или голова. Сидя в ожидании оценок, Юра уже знал, что проиграет. После золота Гран-при взять бронзу чемпионата страны...

Ему хватало технических баллов, чтобы попасть на чемпионат Европы, но и эта мысль не радовала.

Впрочем, взявший золото Виктор тоже не выглядел как обычно сияющим — чуть сильнее были морщинки вокруг глаз, сам он был более замученным, на пресс-конференции его мысли явно были где-то в другом месте. Изменения были не очень заметные, но они были. Юра даже вякнул что-то по этому поводу, на что Яков нахмурился:

— Витя на слишком большой кусок позарился и теперь понял, что и тренером, и участником он быть не может, на такое никаких моральных сил не хватит.

Юра только хмыкнул, воздержавшись от комментариев — не мог он злорадствовать, потому что проиграл. Именно так и запомнил он Челябинск — со вкусом поражения.

Из Челябинска Юра сначала летел в Петербург — нужно было забрать Кошку, а уже потом на ночном поезде уезжал в Москву. Все справки для Кошки были давно собраны, дед ждал их на праздники, и Лилия после долгих уговоров все-таки отпустила ее с Юрой.

Юра подумывал подарить ей на Новый год абиссинскую кошку, раз Лилия так привязалась к пушистому постояльцу. К тому же, судя по описанию породы они бы сошлись характерами!

Дед встречал его у выхода с вокзала, приехав на своих стареньких “жигулях”. Юра побоялся бросаться ему на шею, но обнял от души. Дед колол его бородой, смеялся и хлопал по плечам, что-то сюсюкал Кошке в переноску, а в машине аккуратно поставил ее Юре на колени, усаживаясь за руль.

Доехали до дома быстро, машин в шесть утра практически не было. Плохо спавший в поезде Юра клевал носом, слушая, как Кошка перетаптывает в переноске лежанку и тихо бурчит из колонок радио “Шансон”.

Во дворе было тихо, и только собачники спешили в Войковский парк. Юра достал чемодан из багажника, с горем пополам отвоевав у деда эту почётную обязанность. Лифт предсказуемо поскрипывал тросами, на лестничной площадке пахло соседской овчаркой, отчего Кошка тут же зашипела.

А дома ничего не изменилось. По комнатам плыл запах пирожков, явно остывающих с вечера завернутыми в вафельное полотенце, в комнате деда тикали настенные часы, в серванте стоял хрусталь. Казалось, что еще немного — и Юра услышит “Пионерскую зорьку” по радио, хотя он такое только в кино и видел. В Юриной комнате было холодно — дед специально оставил окно открытым, чтобы проветрить, — но все равно уютно. Юра поставил чемодан у двери, скинул на него перчатки и завалился спать.

Проснулся во второй половине дня, когда дед уже начал тормошить его, чтобы он вставал.

Они расположились на кухне, Юра, пользуясь тем, что Лилия не видит его, пил сладкий чёрный чай, как в детстве, и с удовольствием жевал пирожок с какой-то зеленью и адыгейским сыром. Дед про чемпионат России не спрашивал, давал время собраться с мыслями и рассказать все самостоятельно. Юра же понимал, что сказать ему нечего, кроме “прости, что подвел”, что он в итоге и выдал.

— О чем ты, Юра? — нахмурился дед. Он всегда называл его так, когда был чем-то недоволен. Юра пожал плечами, вместо привычной злости испытывая горькое чувство стыда. Дед встал и неожиданно обнял Юру, как обнимал его в детстве, крепко прижимая к своему животу большими рабочими ладонями, и Юра неожиданно разрыдался. Успокоился, только когда сил всхлипывать уже не осталось и он начал икать, а дед только гладил его по голове и приговаривал: — Ну что же ты, Юрочка! Разве бронзовая медаль — это “подвёл”?

Юра судорожно всхлипнул ещё один раз, наконец отлепляясь от деда. Глаза пекло, горели щеки и уши, лицо, скорее всего, было кумачовым. Он не знал, как обьяснить, но действительно думал, что проиграл — и Виктору, и золото. И ему до сих пор было стыдно.

— Ты чудесно выступил! Подумаешь, упал, — усмехнулся дед в бороду. — Главное, что потом встал. И снова это сделаешь — встанешь и поедешь сражаться за следующую награду. Ты любишь фигурное катание, оно доставляет тебе удовольствие, а значит, ты никак не сможешь меня подвести, даже если займёшь не первое место.

Юра стыдливо отвёл глаза. Дед как-то так между прочим сказал ему о том, что сам Юра умудрился забыть за своей драмой — он любит кататься, любит лёд, так что нечего тут ныть! В конце концов, не ноги же у него отнялись.

Новый год встречали дома, под бой курантов дед даже налил ему шампанского, пусть и всего один бокал.

— Положено так Новый год встречать, — заявил он, не слушая Юриных возражений.

Шампанское Юре не понравилось — слишком кислое и в нос бьет, как газировка. Кошка понюхала бокал и осуждающе фыркнула. Конечно, с чего бы ей покушаться на шампанское, если он получила в подарок настоящий королевский набор всяких вкусностей? Открыв консервы, в которых были настоящие креветки и индейка, Юра решил, что был бы не против тоже так питаться. Кошка после угощения смотрела на него ещё более влюблёнными влажными глазами и довольно облизывала нос.

Через десять минут позвонил Отабек, которого Юра так же поздравлял раньше, и Юра с удовольствием выслушал поздравления из будущего — с учётом разницы во времени, как сказал Отабек.

Юра ещё какое-то время полазил в интернете, поржал с инстаграма blackjaguarwhitetiger и начал собираться спать. То ли виновато было шампанское, то ли погода, но не хотелось ни гулять, ни даже в интернете сидеть. Дед уже улёгся, а Кошка пришла к Юре под бок, когда телефон мигнул в темноте комнаты — пришло сообщение от Отабека:

Этот год будет лучше, чем ушедший.

Юра не знал, это было пожелание или утверждение, но заснул он с улыбкой.

Утром Юра созвонился с тренером и поздравил сразу и его, и Лилию. Потом телефон забрал дед и сначала долго, как заведено у советских людей, поздравлял, а потом ушёл в свою комнату, продолжая решать какие-то вопросы с доверенностью. Юра остался на кухне, лениво жуя оливье и посматривая в телевизор. Показывали “Чародеев”, которых он не очень любил — не понимал, что такого Иван нашёл в своей Алёне, но в этот момент заколдованная Алена пела песню про Ведьму-реку, которая Юре нравилась.

А вечером не выдержал и пошёл на районный каток. Первого числа людей там почти не было, только какие-то рьяные девчонки и парочка чуть старше самого Юры. Он надел коньки, которые по привычке привёз с собой, и понял, что они стали поджимать.

— Да что ж такое! — рявкнул Юра, из-за чего на него обернулись девчонки. Он опустил голову, закрывая лицо волосами, перешнуровал ботинки, чтобы стало удобнее, и натянул сильнее капюшон. Девочки быстро потеряли к нему интерес, и Юра спокойно поехал по кругу. Он не собирался делать прыжки или что-то сложное из программ, скорее, хотел просто почувствовать лёд под ногами. Привыкший каждый день проводить в Ледовом, Юра быстро начинал скучать, и даже если из Петербурга он уезжал с ощущением, что его тошнит от одного вида катка, надолго его не хватило.

Вся его жизнь была на катке, и сложно было отделить себя ото льда. Юра до этого года и не понимал, что может быть иначе, пока у него не появилась Юко — за ней и ее тройняшками Юра следил в инстаграме и первое время, получая от неё не только лайки, но полноценные письма на электронную почту, очень удивлялся. Это было непривычно, необычно для него. Юко писала сначала немного, кажется, тоже была не слишком уверена в своем английском, но потом письма становились все длиннее, их было очень интересно читать. Юра и сам не заметил, когда начал писать довольно большие письма, улучшая свой английский и навыки общения. А после Гран-при с таким же удовольствием он начал писать и Отабеку, несомненно поразив его объёмом сообщений. Тот отвечал коротко, даже если Юра написал целую простыню, но уже привыкшего к такой переписке Юру это не останавливало. И только теперь он понял, как много радости появилось в его жизни за последний год, не яростной — от победы, не злой — от того, что оказался прав или сделал какой-то элемент, а обычной радости.

Задумавшись, он выводил круги до момента, пока в одном углу катка не появился смотритель и не попросил освободить лед, потому что они закрываются. Юра встрепенулся, подъезжая к выходу, кивнул в знак благодарности и пошёл переобуваться. Пока шёл домой, чувствуя, как гудят ноги, написал Якову, что нужны новые коньки. В ответ пришло короткое “вовремя”, и Юра понял, что не он один порадовался такому стечению обстоятельств.

Петербург встречал метелью, дома у Лилии ждала диета и новые коньки. То есть за коньками они, конечно же, пришлось ехать сразу, как только Юра оставил вещи. Он смотрел на гладкий бок новых коньков, а сам мысленно составлял список, что нужно купить в аптеке: пластыри, заживляющую мазь, анальгетик, жирный крем...

Юра сфотографировал коньки и отправил снимок Отабеку. Через минуту пришел смайлик с поднятым большим пальцем, и Юра почувствовал, как внутри разлилось приятное тепло. Он уже сейчас понимал, что следующие несколько недель превратятся в ад, пока он будет разнашивать коньки, и надеялся, что этого тепла хватит, чтобы пережить его.

Но, как оказалось, это была не единственная его проблема.

В костюме для “Агапе” пришлось удлинять подшитые когда-то штанины. Так вышло, что при всем действии присутствовала Мила, которая почему-то хлопнула его по заднице.

— Как орех, — заявила она, заставив Юру от удивления открыть рот. — Ты слишком мало общаешься со сверстниками, иначе бы меня понял

— Зачем они мне, если есть ты?

Мила, вместо того чтобы обидеться, только расхохоталась от души. Она всегда была вот такая: смешливая, легкая, чуть-чуть заботливая и покровительственная. Не то, что ее подруга Сара, которая была той еще стервозой (и Мила вырвала бы Юре язык, если бы услышала, что он думает о Саре). Юра даже любил ее, по-своему, как старшего товарища. Вообще, они все были странные: еще до того, как Виктор уехал в Хасецу, их было четверо, они проводили вместе чуть ли не по десять часов в день, и все же были по отдельности друг от друга. Юра неожиданно пожалел, что все было так.

— Смотри, не забывайся, мелкота! — заявила Мила и попробовала вздернуть его вверх в поддержку, но впервые за последнее время вытянувшееся тело стало плюсом — Миле сил не хватило, и Юра ловко ушел вбок.

Он поспешил уйти, пока Мила не передумала и не решила поиграть с ним и дальше, и с разгона почти вылетел в коридор, где разговаривали Яков и мужчина из Федерации фигурного катания России. Юра помнил только его имя — Николай.

— Вы же понимаете, что не на того ставите? — внушал Якову Николай как-его-там-по-батюшке.

У Юры все внутри похолодело от этих слов. Он вспомнил, что этот мужик, наблюдавший всю его тренировку, уже сидел на катке, когда Юра пришел, а значит, видел и Виктора. И теперь говорил Якову, что Плисецкий у него не очень. Внутренности опалило жаром, когда Яков что-то проворчал в ответ — Юра не смог разобрать его слов, так шумело в ушах. Внутренности свернулись в тугой комок, в горле пересохло, Юра попятился из коридора, подальше от разговора, и выпал назад на каток, где, стоя у льда, скалилась ожидающее Мила. Видимо, что-то было с его лицом, что она сразу озабоченно нахмурилась, но Юра бросил только “я закончил” и сбежал к раздевалкам. Кажется, Мила кричала ему вслед.

На улице Юра почувствовал, что его сейчас вывернет, остановился и выдохнул. Изо рта вырывались облачка пара, вокруг почти никого не было, Юра задумался, куда ему идти, раз он сбежал так рано. Решил сходить в кино, купил билет на первый попавшийся сеанс и заснул в пустом зале, как только погас свет.

@темы: Рейтинг: PG-13, арт, авторский фик, Категория: слеш, Персонаж: Виктор Никифоров | Victor Nikiforov, Персонаж: Катсуки Юри | Katsuki Yuri, Персонаж: Юрий Плисецкий | Yuri Plisetsky, Персонаж: Отабек Алтын | Otabek Altin, Персонаж: Яков Фельцман | Yakov Feltsman, Персонаж: Мила Бабичева | Mila Babicheva, Отаюра | кумыс, Big Bang 2017, Персонаж: Семья Нишигори | Family of Nishigori, Персонаж: Лилия Барановская | Lilia Baranovskaya

---

Техническое

[yurionbb]

По техническим причинам выкладка седьмого текста задерживается. Текст будет доступен к чтению в ближайшее время.

@темы: организационное

---

Всё, что хочешь

[Солар]

Название: Всё, что хочешь
Переводчик: ulionich
Оформитель: Солар
Бета: Javiks
Оригинал: You can have everything…, автор - shysweetthing
Размер: миди, 12,5к слов в оригинале, 12,2к в переводе
Пейринг/Персонажи: Виктор/Юри
Категория: слэш
Жанр: АУ, флафф, юмор, ангст
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: присутствует шуточный Юри/Крис
Краткое содержание: До начала ФГП в Сочи Юри находит смартфон Виктора. Возвращение вещи владельцу оборачивается последствиями в виде бурного веселья и не менее бурного флирта.
Благодарности:  Левая рука Баки Барнса, огромное спасибо за помощь с версткой <3 И спасибо shysweetthing за этот фик! Сходите, пожалуйста, к ней на AO3 и поставьте кудос)
Скачать: гугл-док

Айфон лежал на полу в сочинском отеле, зажатый между стеной и полутораметровым горшком с папоротником, за которым в этот момент Юри прятался от комментатора Морооки. Не то чтобы тот не нравился Юри, но из-за назначенного на завтра представления коротких программ Финала Гран-При его нервы и так уже были порядком потрёпаны. Он думать не хотел о приближающихся соревнованиях. И, конечно, не мог себе позволить растрачивать энергию на то, чтобы врать общественности в напрасной попытке звучать оптимистично и амбициозно.

Но это? Юри подобрал телефон, и лёгкая улыбка тронула его губы. Это было что-то, что могло бы отвлечь его от переживаний. Он мог бы сделать доброе дело, перенаправить свои размышления подальше от факта, что завтра ему нужно будет выступить прямо перед Вик… перед тысячами людей. Он мог бы выделить немного времени на то, чтобы найти владельца телефона, и – хотя бы на пару минут – перестать ощущать натиск тревожных мыслей, почувствовать себя почти свободным.

Кому бы ни принадлежал телефон, этот человек явно был фанатом Виктора Никифорова. Чехол своим дизайном совпадал с костюмом Виктора для произвольной программы этого сезона.

У Юри настолько ужасного влечения к кумиру уже не было. (Не имеет значения, как Пхичит его дразнил – Юри перерос всё это годы назад. Ему было двадцать три, он был взрослым и, конечно, слишком старым для подобной чепухи. Правда.) (Ну, почти правда.) (Фантазии не считаются, окей?)

Юри всё ещё наблюдал за Виктором каждый раз, когда тот соревновался. Хорошее катание есть хорошее катание, как ни крути. Едва ли кто-либо мог хоть сколько-то любить фигурное катание и при этом не хотеть посмотреть на Виктора Никифорова.

(«Да ты смотрел его произвольную программу с Кубка Китая раз двадцать,» – сказал бы Пхичит, если бы был здесь. Но как же ещё Юри мог подготовиться к соревнованиям?)

Он выкинул из головы воображаемого Пхичита и его намёки и перевернул телефон. Нажал на кнопку, и высветилась заставка – Маккачин.

Мило.

– Кем бы ты ни был, ты почти на том же уровне дна, что и я, – пробормотал Юри. Язык телефона был, к счастью, английским, однако на нём оказался установлен пароль.

Некоторое время поискав в Гугле советы о том, как узнать, кому принадлежит потерянный телефон, он попытался сделать это с помощью медицинской карточки, но та оказалась совершенно пустой. На мгновение Юри даже подумал о том, чтобы просто оставить его на ресепшене. Однако ему не хотелось так быстро сдаваться. Вместо этого, он погрузился поглубже в поисковик. «Проверьте, доступна ли Siri», – предложил кто-то. По всей видимости, можно было использовать голосового ассистента для того, чтобы делать звонки.

Кто бы это ни был, Siri у него была в активном режиме.

«Позвони маме» не сработало. Ничего не вышло и с «Позвони папе» или «Позвони бабушке».

Но, подчинившись внезапному порыву… В конце концов, это ведь были соревнования.

– Позвони тренеру, – попытался Юри.

Пару секунд телефон обрабатывал запрос. И тогда…

– Звоню Якову Фельцману, – бодро ответила Siri.

Юри взвизгнул и чуть не уронил телефон:

– Что?

До того, как он успел дотронуться до нужной кнопки и сбросить вызов, Яков Фельцман – Юри узнал его голос из телевизионных интервью со своим кумиром, – ответил.

– Виктор, – сказал он, похоже, обвиняющим тоном. А потом вдруг начал орать в телефон на русском.

– Прошу прощения, – прошептал Юри, но тот его просто перекрикивал. Делать было нечего, только ждать. Ждать, пока…

Яков издал удивлённый звук и остановился.

– Прошу прощения, – снова сказал Юри.

– Виктор на льду, передо мной, – сказал Яков, перейдя на английский. – Это что, какая-то из его шуток? Кто это?

– Я нашёл его телефон. И просто хотел его вернуть.

Осознание происходящего начало затапливать постепенно. О, срань господня. Это был телефон Виктора Никифорова. Юри хотел отогнать свою тревогу, а не запустить её в полёт до Луны и обратно.

Последовала пауза.

– Ох. Так вот на что он жаловался сегодня утром. Тогда не могли бы вы оставить его телефон на ресепшене? Мы с Виктором оба будем заняты его тренировкой на катке ещё несколько часов.

“Разумеется”, — чуть было не сказал Юри, но какая-то часть его мозга задумалась о Викторе на льду, и вместо этого с губ сорвалось следующее:

– Вообще-то я и сам участник Финала Гран-При и как раз шёл на каток тренироваться. Может, я могу отдать его сразу вам?

Сердце громко застучало в груди. Глупо, глупо, глупо… Зачем он в это ввязался? До тренировски с Челестино ещё сорок пять минут, на нём простой тренировочный костюм, и одна мысль о том, чтобы впервые лично встретить Виктора в таком виде...

– Хорошо, – сказал Яков. – Скоро увидимся.

И положил трубку.

Юри выдохнул и посмотрел на Маккачина с заставки.

Хорошо. Всё было в порядке. И всё будет просто замечательно. Он всего лишь отдаст телефон Якову. Ему не нужно будет даже смотреть на Виктора. Всё пройдёт хорошо, не стоит и переживать.

Десять минут спустя Юри проскользнул на каток. Он переобулся в свои коньки и надел футболку получше. С волосами долго разбираться не пришлось: расчёска сделала их из растрёпанных… во всё ещё растрёпанные.

Яков Фельцман стоял у бортика и хмуро смотрел на лёд, его сощуренные глаза разглядывали фигуру на другой стороне катка. Он держал пару защитных чехлов для коньков и нетерпеливо постукивал ими о своё бедро.

Легче лёгкого. Юри просто тихонько подойдёт к нему и отдаст телефон. Ему не нужно будет ничего говорить самому Виктору. Он стал красться вперёд, настолько беззвучно, как мог.

Это было… На самом деле, всё оказалось и близко не беззвучно; чехлы на его коньках гулко стучали по бетонному полу, создавая в открытом пространстве эхо почти такое же громкое, как шелест лезвий под ногами скользящего по льду Виктора. И даже отсюда Юри мог определить, что Виктор практиковал дорожку шагов, которую усложнил с соревнований на Кубке Китая.

(Что бы ни произошло, сам себя предупредил Юри, не признавайся, что смотрел их двадцать раз.)

– Вот, – постарался максимально приглушить свой голос Юри.

Яков к нему даже не повернулся. Только скосил глаз в направлении Юри:

– Хм?

– Телефон Виктора. – Он протянул его Якову. – Я принёс, вот. Я просто пойду…

Слишком поздно. Виктор самолично пересёк каток, затормозив у бортика перед ними.

Раньше Юри уже видел его вживую на соревнованиях – тот выиграл турнир НХК в этом году – но никогда так близко, как сейчас. Вблизи глаза Виктора искрились чистой лазурью. Его улыбка была широка, и он…

Он выхватил из рук Якова свои чехлы и надел их на лезвия.

– Ты нашёл мой телефон!

Голос Виктора был полон искренней радости. Он подпрыгнул надо льдом и выхватил свой телефон из рук Юри. – Ты нашёл его! Я пытался звонить на него всю прошлую ночь, но его не было нигде. Мой герой!

– Эм… – Юри отодвинулся чуть подальше.

Виктор перед ним просто светился:

– Как я могу тебя отблагодарить?

– О, просто сказать спасибо – достаточно! – Юри сделал ещё один шаг назад. – Вот и всё. Теперь он на месте! И я просто могу пойти… – он ткнул большим пальцем в сторону катка, – попрактиковаться?.. Для Финала Гран-При?

О, чёрт, и как он теперь должен был это делать? Когда Виктор смотрит на него, знает, что он тоже там, на льду, о боже, ну почему он об этом раньше не подумал?

– А как же наше совместное селфи? – спросил Виктор.

Юри уставился на него в полном замешательстве.

– Какое селфи?

Одну руку Виктор забросил на Юри:

– Улыбочку!

Вторую, с телефоном, приподнял над ними. Щёлк. Щёлк. Щёлк.

– Эм.

Виктор не стал убирать руку, которой обнимал плечи Юри. Вместо этого он вгляделся в экран и задумчиво хмурился, делая выбор.

– Как тебе вот эта фотка? Можно ей поделиться?

Юри ненавидел рассматривать свои фотографии. Его волосы снова торчали во все стороны. И на его лице была эта ужасная улыбка фанатского благоговения. К тому же, он покраснел, а румянец всегда заставлял его выглядеть слишком юным.

– Аааааагх, – сморщился Юри, – я здесь такой…

– Милый! – подмигнул ему Виктор.

Прежде чем Юри смог возразить, Виктор загрузил фото в Инстаграм и начал печатать подпись.

Юри наблюдал, как проворно перемещающиеся по экрану большие пальцы Виктора (такие ловкие, и нет, он не собирался думать о том, что ещё Виктор мог бы ими делать) вдруг застыли. Его фанатская часть, которая всё это время мысленно кричала где-то на задворках сознания, постепенно затихла.

Виктор не знал, как его зовут.

Юри не ждал, что тот будет много о нём знать. Однако же он был одним из шести участников Финала Гран-При. И знать его имя не должно было быть настолько сложной задачей. Он был азиатом и при этом не являлся Сяо Бином, с которым Виктор должен был быть знаком, раз уж тот взял серебро на Кубке Китая и стоял рядом на пьедестале. Юри не станет победителем – все это знали, – но Виктору следовало хотя бы знать его по имени.

– Оу, – сказал Виктор и коротко подмигнул, в этот раз как будто профессионально. – Как, говоришь, пишется твоё имя?

Виктор определенно не знал, как его зовут. Дурацкие восхищение и привязанность вдруг стали вызывать лёгкую тошноту. Глупо было думать, что Виктор обратит на него внимание только потому, что он прошёл в финал. Глупо бы думать, что его присутствие на том же льду имело какое-то значение. Он десять лет упорно трудился, чтобы оказаться на этом самом месте, и вот он был здесь, а успех оказался на вкус как зола.

Улыбка сползла с лица Юри.

– Оно пишется совершенно так же, как звучит, – сказал он с некоторой холодцой.

– Эм, – улыбка Виктора не дрогнула, по крайней мере, на губах, однако его глаза немного сузились. – Окей. Просто японские имена так сильно отличаются от русских, и я не хотел бы что-то напутать…

Весь этот живой энтузиазм. Виктор, называющий Юри «героем», и «чемпионом», и «милым». Весь последний год, который Юри провёл, перевязывая больные ноги и убеждая себя, что оно того стоит, не может не стоить. Каждые день и ночь, проведённые на катке, и тренировки, тренировки, тренировки, лишь бы только ему удалось пройти в Финал Гран-При вместе с Виктором.

Всё это было ложью.

Юри заработал право кататься с Виктором на одном льду, но тот даже не знал, как его зовут.

Юри встряхнул головой, стащил чехлы с лезвий коньков и шагнул на лёд.

– Подожди, – сказал Виктор позади. – Я ещё не… то есть, ты не… – он протянул телефон.

Юри повернул голову и окинул его взглядом.

– Ты ведь знаешь, как произносится моё имя, так?

Виктор не ответил.

– Так я и думал. – Юри оттолкнулся и покатился вперёд.

Виктор Никифоров в изумлении смотрел на чужую спину. Тот... ушёл. Просто ушёл. Не попрощавшись, даже не сказав Виктору своё имя.

Стоящий рядом Яков качал головой.

– Яков, кто это был?

– Кацуки Юри.

– Юри? Как... как наш Юрий?

– Да.

Ох. Вот же блин. Неудивительно, что Юри был раздражён. Должно быть, для него было совершенно очевидно, что Виктор знать не знал, кто он такой. Японские имена так отличаются от русских. Идиот! В его голове это звучало очень даже неплохо.

У его сокомандника-юниора буквально было совершенно такое же имя.

– Сосредоточься на своём собственном катании, – сказал Яков. – Возвращайся к тому, на чём остановился, посмотрим ещё раз, что там у тебя с той дорожкой шагов.

– Хмм.

Виктор снял собственные защитные чехлы.

– Витя. Твой телефон, – Яков требовательно протянул руку.

Виктор гуглил. Имя того фигуриста, как оказалось, писалось практически точно так же, как произносилось.

– Витя, – окликнул оставшийся позади Яков, – не смей одновременно кататься и переписываться. Не. Смей.

Виктор уже не обращал на него никакого внимания.

V-значит-Виктор: Привет, ты же был на Кубке Франции с Юри из Японии, правильно?

Крис: ...да? а что?

V-значит-Виктор: Ты с ним разговаривал?

Крис: Похоже, ты в курсе моих предпочтений касательно задниц или типа того.

Виктор оторвал взгляд от телефона и посмотрел на другой конец катка. Да. Окей. Именно на эту часть Юри пал его взгляд в первую очередь. У них с Крисом был примерно одинаковый вкус на задницы, и у Юри она была просто великолепна.

V-значит-Виктор: Мм... Ответь на вопрос.

Крис: Я пытался с ним поговорить. Но он как бы сам по себе, понимаешь? Хороший паренёк. Тихий. Ни за что бы не подумал, что это твой тип.

V-значит-Виктор: Я бы так не сказал.

Крис: Ой-ой, да ладно?

V-значит-Виктор: Думаю, скорее это я – не его тип.

Крис: Что-то не верится. Более чем уверен, что он не натурал.

V-значит-Виктор: Нет. Он... Он натурально *втоптал меня в грязь* сегодня утром.

Крис: Что? Тихий Юри тебя обидел?

V-значит-Виктор: Очень, очень вежливо. Но всё же. Он бросил мне вызов. Ты же понимаешь, что это значит?

Крис: Ох, Виктор. Не надо.

V-значит-Виктор: Надо, Кристоф. НАДО. Не беспокойся. Я не собираюсь делать ничего плохого. Думаю, он просто расстроился из-за того, что я не знал, кто он. Я лишь хочу исполнить его желание. Я собираюсь выучить его имя так хорошо, что парень не будет знать, откуда в его огороде столько камней.

Крис: Пиздец. Беспощадный Виктор – худший Виктор.

Виктор улыбнулся. Где-то там, из-за бортика, Яков всё ещё кричал на него. Да, ему следовало вернуться к тренировке. Но была пара вещей, которые он должен был сделать, прежде чем сможет снова заняться своими дорожками шагов…

V-значит-Виктор: Ты хотел сказать... ЛУЧШИЙ Виктор.

Он нажал «Отправить» и открыл камеру.

Лишь через четыре часа катания Юри сумел выйти из подавленного состояния. Начать забывать, как он смотрел Виктору Никифорову в лицо перед короткой программой Финала Гран-При, и Виктор практически сказал: «Да кто ты такой?»

Он снял чехлы с лезвий и достал свой телефон, чтобы посмотреть, отметился ли Пхичит. В Детройте уже должно было быть довольно поздно, но Пхичит был тем ещё полуночником.

Инстаграм: У вас 103 412 новых уведомления.

– Эм? – Нахмурился Юри.

Наверное, это был какой-то глюк. Он постучал по телефону, потряс им, но число не изменилось.

С огромным волнением он открыл приложение.

v-nikiforov МОЙ ГЕРОЙ КАЦУКИ ЮРИ! Он нашёл мой телефон этим утром, пожертвовав своим режимом ради меня. БОЛЕЙТЕ ЗА НЕГО ТАК ЖЕ СИЛЬНО, КАК БОЛЕЛИ БЫ ЗА МЕНЯ!!! Не забудьте!

– Какого чёрта, – сказал Юри.

v-nikiforov ОМГ Я наблюдаю за Кацуки Юри на этой утренней тренировке. Обратите внимание на его дорожки шагов! Я уже ФАНАТ!

– Какого ЧЁРТА, – сказал Юри погромче. – Я даже не знал, что в Инстаграм можно загружать видео.

v-nikiforov Поза – просто совершенство, как по учебнику. Посмотрите, он как натянутая струна; и это вращение – оно такое быстрое.

v-nikiforov Кацуки Юри выполняет идеальный тройной аксель!

yuri-plisetsky какого хрена ты постишь все эти фото фигуриста с моим именем?

#фукакнекультурно

v-nikiforov Думаю, это у ТЕБЯ – ЕГО имя. О, и тебе тоже следует за него болеть!

yuri-plisetsky да прям щас. я никогда не стану болеть за юрия номер 2.

Уведомления начали множиться где-то с этого момента. Виктор агитировал своих фанатов отправлять ему фото Юри с прошлых соревнований, ссылаясь на аккаунты их обоих. Фотографии Юри в костюмах из его тёмного прошлого засорили всю ленту. Кто-то даже делал с ним гифки.

– КАКОГО ЧЁРТА!! – затряс головой Юри. – Что происходит?

Он стал яростно давить на кнопки, пока наконец-то...

У вас 0 уведомлений.

Юри вздохнул с облегчением и обессиленно сполз на пол. Что это вообще было? Должно быть, всё это только сон. Такого просто быть не могло, чтобы Виктор Никифоров – именно он – провёл своё утро, фотографируя и снимая на видео именно его. И как ему удалось получить столько обратной связи? Это же абсурдно. Но, к счастью, теперь всё закончилось.

Он опустил взгляд на телефон.

У вас 92 новых уведомления.

О нет. Только не снова.

Он открыл Инстаграм...

У вас 189 новых уведомлений.

У вас 939 новых уведомлений.

Комментарии всё ещё размножались, как кролики. Юри запихнул телефон в карман – и собирался выяснить, как бы заставить его прекратить вибрировать каждый раз, когда приходит уведомление, – собрал вещи и направился к выходу.

Открыв дверь, снаружи он обнаружил толпу людей.

– Это Юри! – сказал кто-то.

– Юри! – кричали они его имя.

Он захлопнул дверь.

– Какого чёрта?!

Ответа не было.

Всё ещё никакого ответа.

Он даже напечатал многоточие для большей драмы. Юри вздохнул.

Дверь с другой стороны комнаты открылась. Показалась серебристая макушка, её обладатель посмотрел на Юри...

Юри спрятал свой телефон в карман как раз, когда Виктор подошёл к нему, сияя широкой улыбкой. В отличие от Юри Виктор выглядел свежим, чистым и приятным.

Юри был в курсе, что сам он только что с тренировки. Он пахнет потом. Ему ужасно нужно принять душ. Его волосы хуже, чем просто растрёпанные, и...

– Юри! – ухмыльнулся Виктор. – Мой сладкий кексик!

Юри сглотнул.

– ...Твой что?

Виктор не ответил. Он лишь подмигнул и шагнул ближе, встав сбоку.

Юри скользнул по нему взглядом, не совсем уверенный, что говорить в такой ситуации.

– Ладно, – наконец сказал Виктор. – Ты ведь хотел, чтобы я знал твоё имя. Теперь ты в курсе, что я знаю.

– Не таким образом! – простонал Юри. – Не с помощью твоих дурацких подписчиков, засоряющих мои уведомления. Недавно я пытался выйти отсюда, и меня окружила толпа твоих людей.

Виктор хихикнул. Он на самом деле хихикнул.

Юри повернулся к нему лицом, пальцем указывая на чужую грудь:

– Ты сделал это специально.

Виктор подмигнул ему.

– Ну разумеется, специально!

– Зачем?

Виктор склонился к нему. Его пальцы легли на подбородок Юри. Его глаза сверлили глаза Юри.

– Потому что, – сказал он, – я должен был знать.

– Должен был знать что?

– Самый привлекательный парень из тех, что я видел, вернул мне мой телефон и потом просто ушёл от меня, – сказал Виктор. – Что я должен был делать?

Мозг Юри застопорился на самый привлекательный парень из тех, что я видел. Он не мог обработать эту информацию. Она не поддавалась расчётам. Если бы Виктор сказал Лемминги построили Эйфелеву башню и теперь я должен на неё забраться, в этом было бы больше смысла. После секундного колебания он выкинул из головы этот абсурд и сосредоточился на самом вопросе. Что Виктор должен был делать?

– Эм, ты мог бы попросить прощения?

– Наверное, – согласился Виктор. – Я мог бы попросить прощения и попытаться убедить тебя сходить со мной на свидание.

У Юри перехватило дыхание.

– Свидание?

Его мозг любезно перевёл: Лемминги построили Эйфелеву башню. Они сделали её из сахарной ваты.

– Но нет, – вздохнул Виктор. – Мне было любопытно. Я должен был узнать, как ты собираешься отомстить. – Его пальцы прошлись по шее Юри.

– Отомстить. – Юри почувствовал, как заливается краской. – Ты всегда столь драматичен?

Впрочем, он знал ответ на этот вопрос. Он смотрел прокаты Виктора больше десяти лет. Ответ был: нет, Виктор не всегда был столь драматичен. Обычно он был ещё хуже.

Виктор отстранился.

– Юри. Один последний вопрос.

Он собирался пригласить его на свидание. Виктор Никифоров собирался пригласить Юри на свидание и – после того, как Юри умрёт и вознесётся к небесам – ему придётся дать ответ.

– Да? – шёпотом сказал он. Ох, чёрт. Он уже ответил, хотя Виктор ещё даже не успел спросить.

Виктор опустил руку на бедро Юри, снова склонился к нему и прошептал:

– Это что, вибратор в твоём кармане? Или ты просто рад меня видеть?

Юри потребовалась пара секунд, чтобы понять, о чём говорил Виктор. Чтобы осознать, где именно лежит Викторова рука – на его телефоне в кармане штанов, который всё вибрировал и вибрировал.

А Виктор уже уходил.

– Это из-за уведомлений Инстаграма! – прокричал Юри ему вслед. – Это всё твоя вина!

Виктор лишь засмеялся.

В этот момент Юри осознал, что их с Виктором объединяет помимо фигурного катания.
Юри тоже хотел знать, как собирается отомстить.

– Виктор. Ты не мог, – сидящий перед ним в кафе Крис просматривал свой Инстаграм, качая головой. – Ты решил, что тебе понравился этот парень, и ты хотел получше его узнать, и потому ты натравил на него своих фанатов из Инстаграма?

– На тот момент это казалось мне хорошей идеей, – пробормотал Виктор.

– Зачем тебе это?

Виктор и сам хотел бы знать. Он прилетел в Сочи. Он помахал своим фанатам. Он раздал автографы и сделал разминку и...

И этот сезон? У него имелось уже четыре золотых медали с Гран-При, а пятую можно было заранее считать выигранной.

– Мне было скучно, – признался он наконец. – Я имею в виду, раньше на соревнованиях было весело. А теперь что? Я иду. Я катаюсь. Я выигрываю.

Крис щёлнул его по лбу.

– Эй, самонадеянная задница, ты ещё не катался! Я всё ещё могу тебя превзойти.

Виктор ничего не сказал. Только ждал.

– То есть, ты ведь всегда можешь сломать лодыжку, – добавил Крис. – Но это не значит, что я не собираюсь попытаться. А у тебя может выдаться очень, очень неудачный день.

– Давай будем честны, – вздохнул Виктор. – Кто смог бы меня превзойти? Никто не получает столько баллов за технику, сколько получаю я, даже близко. И даже если я разок упаду, я всё равно выиграю. Так что вот он я – в депрессии от этого сезона. Ничего кроме побед, побед и снова побед в обозримом будущем. И тут этот потрясающий, сексуальный парень приходит ко мне, протягивает мне мой телефон. И пока я пытаюсь узнать его имя и номер, он от меня уходит. Это первый раз в моей жизни, когда мне не удалось получить абсолютно всё, что я хотел, на соревновании по фигурному катанию. Что, как ты думал, я должен был делать?

– Он тебе нравится, – сказал Крис. Он смотрел поверх его плеча, сфокусировав взгляд на чём-то отдалённом.

– А то, – закатил глаза Виктор.

– Отлично, – сказал Крис. – Потому что он идёт прямо сюда.

Виктор подскочил с места, оборачиваясь, вытянул шею... О господи. Это был он. Юри, очаровательный, прекрасный, восхитительный Юри, в этих очках и с румянцем на щеках, и со своей невероятно подтянутой задницей...

Он сменил свой спортивный костюм на нечто более официальное – широкие брюки и рубашку. Он помылся и уложил свои волосы гелем, но те всё равно немного торчали.

Он нёс букет синих роз. Его взгляд прошёлся по ресторану, упал на Виктора.

На какой-то момент они, разделённые расстоянием в десять метров, просто смотрели друг другу в глаза. Виктор почувствовал, как краснеет. Синие розы были его. Любой из его фанатов знал, что он любит синие розы. И тут Юри пришёл с букетом.

Он собирался пригласить Виктора на свидание. Нахуй соревнования. Виктор был готов сегодня послать Якова и сказать да. Ему нужно было убраться в своём номере. Найти какую-нибудь смазку...

Юри густо покраснел, когда подошёл к их столику. Он перебирал в руках розы – их была целая дюжина – и бросал взгляды на Виктора. Словно от смущения, он прикусил губу.

Господи, он был настолько прекрасен, что невозможно.

– Юри. – Виктор положил руку на сердце. – Они для меняяя?

Юри взглянул на него ещё один раз. Его щёки окрасились в ярко-розовый.

И тогда он повернулся к Крису.

– Крис, – сказал Юри застенчиво. – Это тебе.

Виктор уронил челюсть.

Крис разразился глубоким грохочущим смехом.

– Юри, – сказал он, – ты прелесть.

Юри слегка кивнул.

– Да, – сказал он решительно. – Да, я такой.

– Возьми себе стул.

Довольно быстро Юри устроился и даже успел заказать себе эспрессо у подошедшей к ним официантки. И с того момента, как он сел, Виктор не удостоился ни одного его взгляда. Всё своё внимание он уделял не кому-нибудь, а Крису, который, в свою очередь, выглядел чрезвычайно довольным собой.

Какого чёрта.

– Итак, Крис, – сказал Юри, когда принесли его кофе. – Мы так и не поговорили как следует на Кубке Франции.

– Ммм, – Крис едва сдерживал ухмылку. – Уж точно не из-за недостатка стараний с моей стороны.

– Эм... Да, да, конечно, но... Я был на нервах, понимаешь, и я пытался сосредоточиться на своём катании. А ты был весьма... ошеломителен.

– Да? – Крис приподнял бровь. Над головой Юри он поймал взгляд Виктора и медленно ему подмигнул. – Так вот почему ты не согласился выпить со мной кофе после церемонии награждения. Ты пытался сосредоточиться на программах, которые уже откатал.

– Эм, – Юри густо покраснел. – Как-то так.

Крис протянул руку и положил её Юри на запястье.

– И я ещё думал, что слегка переусердствовал.

– Аааа! – Юри отдёрнул руку. – Я хотел сказать... Эм, – он сглотнул и уставился на руку Криса. Медленно, он положил свою обратно.

– Юри, – Крис вздохнул. – Ты в самом деле притворяешься, что флиртуешь со мной? Моё милое летнее дитя.

– Очевидно же, что нет! – Юри покраснел ещё сильнее. Впервые он бросил взгляд на Виктора. И быстро перевёл его снова на Криса. – Очевидно же, что я пытаюсь флиртовать с Виктором!

– Аха, – Крис наклонил голову. – Довольно необычный метод осуществления данной стратегии, но, похоже, он работает.

– Не знаю, – Юри нахмурился. – Он же полный идиот, поэтому, полагаю, пока что мы играем вот так. Цветы получаешь ты, Крис.

– Благодарю.

– Внимание получаешь ты.

– Ещё раз благодарю.

Юри поднялся.

– И это получаешь тоже ты, если не возражаешь...

Он наклонился. Виктор действительно не думал, что Юри это сделает. Не думал. Юри был слишком застенчивым, слишком тихим, слишком другим...

– Я ни капельки не возражаю, – промурлыкал Крис.

Юри поцеловал его. В губы.

О, чёрт возьми, нет, подумал Виктор. А ещё: О, чёрт возьми, да.

Это не был глубокий поцелуй. Или продолжительный. Но это было весьма целенаправленное послание.

Юри выпрямился и посмотрел на Виктора.

– Я смотрел, как ты катаешься, с одиннадцати лет, – он понизил голос. – Больше десяти лет я провёл, работая на износ, чтобы однажды встретиться с тобой на льду. И тогда ты мог бы увидеть, как я катаюсь, так, как я видел тебя.

Сердце Виктора, казалось, замерло в этот момент.

– Быть может, лемминги и построили Эйфелеву башню, – сказал Юри, и это не имело никакого смысла. – Быть может, ты хочешь сходить со мной на свидание. Хорошо. – Во рту Виктора пересохло. – Ты можешь получить всё, что хочешь. Тебе не нужно для этого играть в свои дурацкие игры. Всё, что тебе нужно – это смотреть на меня завтра на льду. Смотреть на меня во время моего выступление, и только посмей оторвать от меня свой взгляд.

Виктор не мог говорить. Не мог ответить.

Юри отряхнул руки.

– Наслаждайся своими цветами, Крис.

Отвернулся и ушёл.

Виктор смотрел на него, смотрел, как мышцы его задницы двигаются под обтягивающей их тканью брюк. Он смотрел на него и чувствовал...

Волнение. Вдохновение, впервые за многие месяцы. Какую-то тёплую щекотку в своей груди...

– Я влюблён, – мягко сказал он.

Крис потянулся и щёлкнул Виктора по лбу.

– Брось! Ты только сегодня его встретил. Ты не влюблён.

Виктор обдумал это. Он испытывал страсть, безусловно. Был пленён, определённо. Был влюблён? Он вздохнул.

– Наверное, нет, – согласился он. – Но я хотел бы быть.

У Виктора был план. Он собирался посмотреть короткую программу Юри. Он собирался бросить на лёд букет незабудок, как настоящий влюблённый. Он собирался встретить Юри в уголке слёз и поцелуев и нисколько не возражал, если Яков захочет убить его за неподготовку к собственной короткой; этого должно было быть достаточно, главное – сообщить Юри, что он смотрел, и взгляда не мог отвести, и пригласить его на ужин в качестве награды. У Виктора уже имелись забронированный столик и упаковка презервативов.

Но с того момента, как он встал у бортика катка, наблюдая за выходом Юри на стартовую позицию, Виктор уже мог сказать, что что-то не так. Тело Юри выглядело скованным напряжением, глаза были покрасневшие. Из его дорожек шагов пропала плавность, которую Виктор заметил на видеозаписях его прокатов ещё вчера.

За одну минуту Юри довольно коряво вышел из простого двойного акселя, не докрутил тройной флип и упал на четверном тулупе. С каждой ошибкой его плечи становились всё напряжённее. На это было больно смотреть – и особенно больно оттого, что Виктор буквально чувствовал, как Юри умоляет его отвернуться и не смотреть, после того, как сам приказал глаз с него не спускать.

Для всех стал облегчением момент, когда музыка закончилась и Юри застыл в своей финальной позе.

По пути к уголку слёз и поцелуев Виктор медлил. Что-то было не так, и отчего-то он знал, что любые слова утешения будут ошибкой.

Он подошёл к КиКу через несколько секунд после того, как баллы Юри объявили. Руки у того были стиснуты на коленях, голова опущена. Виктора он даже не видел.

Тогда тренер Юри, сидящий с ним рядом, слегка подтолкнул парня локтем.

– Скоро мы поговорим, Юри, – сказал он. – Но... я тебя оставлю, чтобы вы поздоровались?

Юри поднял голову и посмотрел на Виктора. Он не покраснел. Не улыбнулся. Лишь медленно выдохнул и стал ждать, когда его тренер уйдёт.

– Юри... – шагнул вперёд Виктор.
Юри отвёл взгляд и без особого энтузиазма произнёс:

– Это ты.

Пальцы Виктора теребили ленту, перевязывавшую букет, который он держал.

Юри покачал головой.

– Я не могу. Просто оставь меня одного.

– Что не так? – Виктор сделал ещё шаг. – Что произошло?

– Я только узнал. – Голос Юри дрогнул и он отвёл взгляд, резко вдыхая. – Мой пёс умер. У него был рак. Мы прошли операцию и химиотерапию, и ветеринар полагал, что он выкарабкается. Но метастазы распространились в лёгкие...

Виктор мог лишь уставиться на него, с беспокойством и нерешительностью.

Юри встал. Он глянул на Викторов букет, и заготовленная тем напоследок маленькая шутка об их знакомстве – эти цветы-незабудки – казалась на данный момент тупой и ребяческой.

– Просто оставь меня одного, – повторил Юри. – Прямо сейчас я не в настроении для игр.

Он ушёл. В третий раз за эти два дня Виктор наблюдал, как Юри от него уходит. И в этот раз его плечи были опущены, спина тоскливо сгорблена.

Блять.

Юри не приходил на каток для тренировки весь следующий день. Виктор буквально патрулировал гостиничные коридоры в его поисках, но так и не увидел – ни в кафе, ни в ресторане, ни даже в маленькой кофейне.

К полудню Виктор начал волноваться. К трём он почти обезумел. Но это был Виктор, и уже к шести у него был план.

В семь он перехватил в одну руку пакеты, которые нёс, чтобы можно было постучать в дверь номера, который, как ему сказали, принадлежал Юри.

Он постучал. Затем постучал ещё раз. Затем, перевесив пластиковый пакет на другую руку, прислонился к двери.

– Кацуки Юри, – заявил он так громко, как мог себе позволить. – Я знаю, что ты там. Если ты не откроешь, я запощу фото этой двери в Инстаграм, и помоги тебе Господи, если твои фанаты всё правильно поймут.

Он услышал движение в номере. Громкий металлический звук эхом разнёсся по коридору, когда Юри отпирал замок. Затем парень приоткрыл дверь не больше чем на пару сантиметров. Комната была не освещена, шторы плотно задёрнуты. На Юри были тренировочные штаны и мятая футболка, и хотя глаза его были красные и опухшие, он всё равно выглядел восхитительно.

Юри глянул на Виктора хмуро и подозрительно.

– Откуда ты узнал номер моей комнаты?

– Спросил на ресепшене.

Юри нахмурился ещё больше.

– Разве здесь не следуют политике конфиденциальности? Не думал, что можно вот так просто сообщать номера чьих-то комнат.

– Хмм. Но я же Виктор Никифоров, – просиял Виктор. – Мы в России, а я национальный герой. Кроме того, все, кто подписан на меня в Инстаграме, знают, что мы с тобой дружим.

Юри вздохнул.

– Ну конечно. Ты герой.

Виктор протянул ему бумажный стаканчик, который держал в одной руке.

– Это тебе. Здесь горячий шоколад.

Юри не взял его. Он смотрел на стаканчик с подозрением.

Виктор протянул другую руку, в которой держал пластиковый пакет. В нём был завёрнутый в газету контейнер.

– Кацудон. Тоже тебе.

Юри удивлённо моргнул, выражение лица переставало быть хмурым.

– Ты упоминаешь о нём в своём профиле на сайте японской федерации конькобежного спорта, – сказал Виктор. – Я подумал, что ты был бы не против поесть его для улучшения настроения.

Дверь открылась ещё на пару сантиметром шире. Рука Юри потянулась за пакетом, но мгновением позже вернулась назад и легла на его бедро.

– Как ты раздобыл кацудон в Сочи?

Руки Виктора были заняты, так что ему удалось лишь выразительно пошевелить бровями.

– Магия.

Юри перевёл взгляд на контейнер, затем на лицо Виктора, затем снова на контейнер.

Наконец, он распахнул дверь полностью и включил свет.

– Ладно. Можешь войти. Но сразу предупреждаю – я сейчас слегка не в порядке. И ещё не был в душе сегодня.

Виктор прошёл в комнату. Юри наспех освободил место на небольшом столике, без особых церемоний сдвинул груду одежды – спортивный костюм вперемешку с костюмом для короткой программы – с крошечного дивана и предложил Виктору присесть.

Виктор сел. Юри нерешительно устроился на краешке в полуметре от него.

Больше парень не двигался, и Виктор протянул ему салфетку и пару дешёвых деревянных палочек для еды, вытащил и открыл контейнер.

От содержимого всё ещё шёл горячий пар; свинина выглядела хрустящей, яйца сверху – мягкими и вкусными.

Юри облизнулся. Он разломил палочки на две, покатал их друг о друга, чтобы не посадить занозу, потянулся вперёд...

И решительно покачал головой. Отложил палочки.

– Прости. Это было мило с твоей стороны, но... Я не могу. Я не заслуживаю кацудон.

Звучало довольно странно. Виктор не спешил отвечать, и Юри наконец продолжил.

– Мне можно есть кацудон только когда я побеждаю. Я же ничего не выиграл. Я на последнем месте.

Виктор резко придвинулся чуточку ближе к Юри.

– Но ведь это особый случай, я уверен. Тебе сейчас необходимо что-то приятное, чтобы отвлечься...

Юри судорожно вздохнул и зарылся лицом в ладони.

– Я не заслуживаю ничего приятного.

Ох. Чёрт. Он плакал. Виктор был просто ужасен в обращении с плачущими перед ним людьми. Он обводил взглядом комнату, раздумывая, какие слова сейчас будут уместны.

– Это я виноват в смерти Виччана, – сказал Юри.

Виччан это, должно быть, его пёс. Виктор был настоящим чурбаном, когда дело касалось утешений, но он понимал, что такое собаки. И любовь к ним.

– Юри. – Он наклонился чуть ближе, слегка неуверенно сжав пальцами плечо парня. – Рак не может быть чьей-то виной.

– Меня не было дома почти пять лет, – сказал Юри в ответ. – Я уехал в колледж. Катался на коньках. Тренировался, чтобы кататься. Это было всей моей жизнью. Я его даже не видел.

Виктор не видел Маккачин два месяца. Его грудь сдавило. Он ничего не сказал: было слишком больно в эту минуту. Он лишь продолжал держать Юри за руку и позволял тому выплакаться.

– Прежде чем я уехал, – сказал Юри, – Виччан был рядом, куда бы я ни пошёл.

– Мой Маккачин такой же.

– Каждый раз, когда меня охватывала тревога, я шёл на каток и катался. Неважно, днём ли это случалось или ночью. Но даже если я оставлял его дома, он всегда убегал, находил нужное здание и ждал меня. Не имело значения, насколько было поздно или какая была погода. Он всегда был там.

– Хороший пёс.

Юри всхлипнул.

– Лучший пёс.

Ещё всхлип.

– Когда я уехал из дома на соревнования... Он отправился на каток, потому что думал, что я буду там.

– Ох.

– Он отправился на каток, – сказал Юри сквозь слёзы, – и остался там. Мои родители сначала пытались забрать его домой, но он постоянно убегал. Он провёл в ожидании четыре года на катке. Дожидаясь моего возвращения домой.

– Ох, – снова сказал Виктор.

– Моя подруга Юко – она замужем за сыном владельца катка – она заботилась о Виччане для меня. Минако могла прийти и взять его с собой на пробежку. Дети на катке играли с ним, и они оправляли мне видео. Но каждый раз, когда они бросали мячик, Виччан бежал за ним, хватал и бежал обратно на своё место у входа, где ждал меня. Он никогда не переставал меня ждать, а я так и не приехал. Насколько ужасным человеком надо быть, чтобы так поступить с собакой?

– Ох, Юри. – Виктор плавно придвинулся к нему и приобнял одной рукой. – Ты не ужасен.

Юри поднял голову. Лицо парня было в пятнах румянца, глаза – болезненно красными.

– Я говорил себе, что он был в безопасности, сытый, окружённый заботой и любовью. Что для него будет только тяжелее, если я вернусь домой на день или два и потом снова покину его. Я говорил себе, что так будет лучше. Убеждал себя, что такова жизнь, и я не могу иметь всё, что хочу. Но в итоге катался я только для себя. Я был эгоистом, таким эгоистом, думая только о том, что имело значение для меня самого.

Виктору было нечего ответить. Он лишь продолжал обнимать его. Наконец, Юри повернулся к нему лицом и нахмурился. Взглянул на обхватывающую его руку. Потом снова на самого Виктора, неодобрительно.

– Не делай вид, что понимаешь. Ты бы никогда не позволил случиться подобному с Маккачин.

Виктор сглотнул.

– Ну... – Ему не хотелось этого признавать. Но он должен был. – Макка не ест, когда я в отъезде.

– Что?

– Такого не было, когда она была помоложе. Но теперь она довольно стара и, когда я уезжаю, она теряет аппетит. Сидит перед тем, кто за ней присматривает и кормит, и вздыхает, а когда голод становится слишком силён, таскает человеческую еду, которая для неё не полезна... Мне нужно звонить ей дважды в день, потому что она не станет есть, если не услышит моего голоса.

Юри помрачнел.

– Для неё это тяжело. Слишком тяжело. Но всё же я здесь. – Виктор слегка пожал плечами. – Могу я рассказать тебе кое-что?

– Конечно.

– Я подумываю о том, чтобы не кататься в следующем году. Безумие, знаю. Яков говорит, что лишь эти годы у меня и остаются, чтобы кататься. Но Маккачин сейчас четырнадцать. Как долго ещё она сможет быть со мной? Нет, не думай об этом. Я просто хотел сказать... Я знаю, что тобой движет. Я понимаю. Ты не плохой человек, Юри. И ты не эгоист.

Губы Юри изогнулись в выражении несогласия.

– Кстати. – Виктор щёлкнул пальцами. – Хочешь знать, как я сегодня раздобыл кацудон?

– Ты и так мне сказал. – Пробормотал Юри. – Магия.

– Хорошо, в данном случае, я нашёл пожилую японскую пару, которая держит в Сочи ресторан. Я позвонил им. Сказал: "Это Виктор Никифоров. Я хотел бы заказать у вас кацудон."

Юри вздохнул.

– Ну конечно. Как и с гостиничным персоналом. Старая добрая магия Виктора Никифорова. И они сказали да, разумеется.

– Нет, – спокойным тоном ответил Виктор. – Женщина, ответившая на мой звонок, сказала: "У нас в меню нет кацудона", и положила трубку.

Юри сморщил нос и повернулся, чтобы посмотреть на Виктора.

– Что ж, – сказал Виктор, – тогда я перезвонил ей и спросил, знает ли она, как готовить кацудон. Она сказала да, разумеется, она это знает. Я спросил, интересуется ли она фигурным катанием, и она сказала да, да, они с мужем следят за этим спортом с огромным интересом. Тогда я спросил, знают ли они обо мне, и стал умолять, чтобы они оказали мне любезность.

– И...?

– И она бросила трубку, – сказал Виктор.

Искорка интереса зажглась в глазах Юри.

– Что было потом?

– Я перезвонил снова и предложил просто неприличную сумму денег. Женщина сказала: "Я ни за что на стану сейчас помогать вам, Виктор Никифоров. Не звоните сюда больше". И она снова отключилась.

– И что ты сделал тогда?

– А ты как думаешь? – Ухмыльнулся Виктор. – Я перезвонил. Я умолял её не вешать трубку. Я сказал ей, что это не для меня, что это для моего друга Кацуки Юри, у которого был очень плохой день.

– И она решила помочь земляку?

– И она сказала: "Кацуки Юри? Японский ас? Кацуки Юри, единственный японец, который прошёл в Финал Гран При в этом году? Кацуки Юри, который своим катанием восхваляет мою родину?"

Юри зажмурил глаза и отодвинулся.

– Ты всё выдумываешь.

– Вовсе нет! – Виктор стал что-то искать в пакете. – Когда я пришёл, она сказала мне, что ничего не стала бы для меня делать, потому то ей осточертели мои постоянные победы. Она считала, что ты объективно лучше меня, а судьи предвзяты. Смотри, она передала тебе записку на салфетке, на японском. Думаешь, я мог бы такое подделать?

Юри нахмурил брови. Взял салфетку. Прочитал и медленно покачал головой.

– Ты катаешься не только для себя. Никогда – только для себя. Ты катался для Японии. Для своей семьи. Для детей с катка, которые играли с Виччаном и смотрели твои выступления по телевизору. Ты катался для своих друзей.

Юри сглотнул. Они встретились взглядами; глаза у Юри были богатого коричневого оттенка и блестели. На таком близком расстоянии Виктор мог рассмотреть в радужках золотистые и чёрные прожилки. Великолепные, большие глаза.

– Не забывай, – тихо прошептал Юри. – Ещё один человек. Ты.

– Я?

– Между нами четыре года разницы. – Юри протянул руку и провёл пальцами по волосам Виктора, зачёсывая их назад. – Ты катался дольше, чем должен был. Я всегда хотел кататься на одном с тобой льду... И я всегда искал возможности пересечься.

Виктор вспомнил, что Юри сказал в кафе некоторое время назад. Сглотнул. Приехав на Финал Гран При, он ожидал только скуку. Ожидал, что никто не сможет бросить ему вызов. Что ничего не вызовет у него интереса.

Как сильно, как же сильно он ошибался.

– Завтра, – медленно произнёс он. – Свободная программа...

Юри вздохнул.

– Полагаю, теперь ты скажешь мне кататься для тебя.

Виктор покачал головой.

– Я бы не посмел.

– Нет?

Он вертел в руках оставленные Юри палочки.

– Не знаю, поверишь ли ты, – наконец, сказал он, – но, как я это вижу... Я узнал о твоём существовании только пару дней назад. А кое-кто ждал возможности увидеть тебя на катке годами. И это первый раз, когда он, наконец, сможет на тебя посмотреть.

Глаза Юри влажно заблестели.

Виктор кивнул.

– Я бы не стал ждать, что ты будешь кататься для меня. Но не думаешь, что ты мог бы сделать это для своего Виччана?

– Д..да. – Голос Юри дрогнул. По его лицу снова покатились слёзы. Но он выглядел... Лучше, в каком-то смысле.

Виктор протянул ему палочки для еды.

– Вот, возьми.

Юри на пару мгновений застыл в нерешительности.

– Попробуешь его со мной?

– Конечно.

Кацудон был бесподобен. Рис немного остыл, но был всё ещё восхитительно вязким. Лук был ароматным и практически сладким, а покрывающее свиную котлету яйцо – очень нежным.

– Vkusno, – сказал Виктор.

Юри лишь покачал головой.

– У моей мамы лучше.

Когда они закончили – попеременно передавая друг другу палочки, и Юри весьма тактично не отзывался о далеко не блестящих умениях Виктора с ними обращаться, – Юри встал.

– Знаю, что ты, должно быть, уже устал. Но... подожди здесь, пожалуйста.

Он скрылся в ванной.

Виктор услышал плеск воды. Через несколько минут Юри снова появился и устроился рядом на диване. На этот раз именно он был тем, кто сел близко, так близко, что они почти касались друг друга. Он посмотрел на Викторову руку; тот перевернул её, ладонью вверх. Юри покраснел и, очень медленно, положил сверху свою.

– Что ж, – наконец, сказал он. – Это, наверное, не то, как великий Виктор Никифоров хотел бы провести вечер. Наблюдая за распускающим нюни парнем.

– Это именно то, как я хотел провести вечер, – сказал Виктор. – С самым очаровательным из парней, которых я когда-либо встречал. Он нашёл мой телефон и не позволил продолжать вести себя, как мудак.

– Всё ещё не понимаю. – Юри покачал головой. – Ты уверен, что лемминги не построили Эйфелеву башню?

– Ух. – Виктор пожал плечами. – Меня там не было, когда они её строили, так что – как знать? Может, они это всё же сделали.

– Хммм. Это многое бы объяснило.

– А что насчёт рыданий... – Виктор взялся за руку Юри, поднёс к губам и повернул так, чтобы поцеловать костяшки. – Позволь мне внести ясность, Юри. Я никогда не целую парней, которые не плакали бы по собакам.

Веки Юри задрожали и закрылись.

– Ох. Ну. В таком случае. Я как раз в твоём вкусе.

Виктор сомкнул руки вокруг его шеи. Их губы притянулись друг к другу. Соприкоснулись легко, подобно севшей на цветок бабочке, – и соединились так плотно, насколько было возможно. Дыхание Юри было горячим и сладким – должно быть, в ванной он чистил зубы, – и Виктор навис над ним, обводя языком его нижнюю губу, пока Юри не открылся, и, о, Господи, он был такой...

Виктор отстранился. Быть может, он и мог получить всё, что хотел. Просто... не сегодня.

– Спокойной ночи, – сказал он.

Юри поднял на него расфокусированный взгляд.

– И тебе... тоже, Виктор.

Он будто очнулся от чего-то, думал Юри на следующий день, снимая очки и передавая их тренеру. Лёд более не казался жёстким и не прощающим ошибок, не укорял безмолвно в том, как много времени Юри потратил, чтобы заполучить шанс здесь оказаться. Нет, он ощущался мягче, а отражающийся от него свет придавал всему вокруг налёт сверхъестественности.

Глаза Юри всё ещё побаливали от недавних слёз, но вместо того, чтобы чувствовать себя подавленным и разбитым, он ощущал...

Спокойствие. Свободу.

Когда он занимался фигурным катанием в Ледовом дворце Хасецу, Виччан сворачивался клубком там – возле того изгиба у края катка, откуда он мог наблюдать вполглаза за Юри. Здесь же на этом месте не было никого, кроме телеоператора, от линзы камеры которого отражались яркие лучи света.

Юри занял свою позицию на льду. Он подумал о ждущем его Виччане. О ночах, проведённых в объятиях со своим псом. О временах, когда он был охвачен тревогой, или кем-то обижен, и Виччан помогал ему с этим справиться. Собаки отдают так много и так мало просят взамен; это едва ли кажется справедливым.

– Виччан, – прошептал он.

Заиграла музыка.

Темой Юри в этом сезоне было "Желание невозможного". Так он думал о Викторе – о горько-сладком ощущении, что тянешься вперёд, выше и выше, за кем-то, кого никогда не поймаешь, об отказе упускать любую возможность, о мечте обратить на себя его внимание.

Музыка волнами окутывала его, и он оттолкнулся, протягивая вверх руки.

Сейчас он хотел поймать не Виктора. Это медленное скольжение по спирали, этот заклон...

Тренер Челестино всегда советовал ему раскрывать на льду своё сердце. Юри всегда слишком боялся, ему было практически стыдно за свои амбиции, он испытывал ужас при мысли о том, что кто-то сможет заглянуть так глубоко в его душу, узнать, что он хотел бы достичь высот, которые покорил Виктор Никифоров.

@темы: Рейтинг: PG-13, перевод, коллаж, другое творчество, Категория: слеш, Персонаж: Виктор Никифоров | Victor Nikiforov, Персонаж: Катсуки Юри | Katsuki Yuri, Виктури | катсудон, Big Bang 2017

---

Слышишь ли ты, как бьется мое сердце?

[Maiolaine]

Название: Слышишь ли ты, как бьется мое сердце?
Автор:  Maiolaine
Бета:  Glowfish
Иллюстратор:  Minati и анонимный доброжелатель
Размер: 11977 слов
Пейринг/Персонажи: Пхичит/Юри (и наоборот), Челестино, ОЖП (фигуристки в Детройте)
Категория: слэш
Жанр: романс, AU
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: dirty talk, мастурбация на спящего, секс перед зеркалом
Краткое содержание: Юри верил, что любовь — это болезнь. Пхичит научил его, что она может быть здоровьем.
Примечание: Плейлист на youtube с музыкой из текста

+ КП Юри

Download The xx Lips for free
на Яндекс Музыке или MEGA
Ссылка на скачивание фика: Google Drive и MEGA

в разных форматах

в epub, docx, rtf, txt, pdf
Ссылка на иллюстрации: Клип

Все началось с Дебюсси.

Ванесса вертела кольцо на пальце, улыбалась даже во сне, если верить Эшли, и между тренировками составляла список гостей. Прямо об окончании карьеры еще не объявили, но, судя по долетевшим до Юри обрывкам разговора с тренером, Ванесса на Чемпионате Мира настраивалась только на золото и присматривала домик на Восточном побережье.

Тогда Юри немного думал о любви, в основном, раздраженно, из-за предсвадебной суеты, затем пытался понять ее для своей программы, глядя в потолок ночами вместо сна и обещая себе, что больше не согласится ни с одним предложением Челестино.
Когда становилось совсем тоскливо, он оставался в спорткомплексе после закрытия и бесцельно импровизировал под Шакиру.
Он пытался не представлять, как будет смешон: не влюблявшийся ни разу, с песней, выбивающейся по стилю, жанру, попросту по всему из того, что он делал раньше.
Он отстукивал ритм "Uno, dos, tres, cuatro".

Конечно, все началось с Дебюсси. С последнего сезона Ванессы, с темы Юри "Любовь", с Эшли, которой не терпелось залить какое-нибудь видео на свой новый ютуб-канал.

Темой их отношений мог бы стать "Лунный свет": из темноты новолуния, когда они еще не были знакомы, через острый серп месяца, который с каждой проведенной вместе ночью рос и становился все ярче, к ослепительному полнолунию.

Пхичит точно знает, когда влюбился: с первого взгляда.

Был ноябрь, тренер с энтузиазмом подсчитывала вместе с Пхичитом баллы и гадала о шансах взрослых фигуристов попасть в финал Гран-При, они смотрели старые выступления фаворитов, которые неизменно воодушевляли Пхичита. Контраст между тем, что умела топовая верхушка сейчас, и тем, какими они были во время дебюта, заставлял его ощутить прилив сил, он с радостью бросался на покорение новых вершин и терпеливо сносил всю боль и такую усталость, что мешала заснуть.

И вот однажды в череде покрытых ледяной крошкой выступлений прошлых лет им попалась новинка. Пхичит успел только прочитать название видео, "Katsuki Yuri’s Hips Don't Lie! [Joe Louis Arena, Detroit]", как грянула музыка.
Пхичит вскочил, подался вперед, чтобы разглядеть движения ног, сам не заметив, как притопывает в такт. Он не верил своим глазам.
То, что они видели, не было ни выступлением, ни готовой программой, Пхичит был уверен, что попробуй тот фигурист включить песню сначала и повторить прокат, получилось бы что-то другое.

Чистое бездумное растворение в музыке.

— Эти дорожки шагов, — выдохнул он, — будто по сердцу моему. Больно смотреть на такую красоту!

Пхичит застонал на комбинации вращений, именно над ними он бился последние недели, на видео же они выглядели так, что любой прохожий, который спешил по бангкокским улочкам домой, мог бы свернуть на каток и исполнить их без особого труда.
— Страшно представить, сколько тренировок стоит за подобной легкостью, — прошептал он. И тут же решил, что скорее заночует на катке, чем завершит завтрашнюю тренировку очередным падением.
— Тренер Сацуки! — Пхичит поклонился и очень серьезно на нее посмотрел, когда закончился пятый повтор видео. — Не жалейте меня. Я прошу, помогите стать на один уровень с, — он обернулся к монитору, прочел название еще раз и продолжил, — с Кацуки Юри!
— Кое-что поздно нагонять, у этого мальчика явно балетное прошлое, — прокомментировала Сацуки. — И он старше. Но мне нравится твой настрой.
Они пожали друг другу руки.

Отпраздновали день рождения короля, год клонился к завершению, когда в самом конце декабря тренер позвала его смотреть японские национальные.

Пхичит не мог не признать, что куда-то подевались раскованность и общий дух свободы. Кацуки Юри через камеру профессионалов смотрелся совсем не так, как на любительской съемке. Что-то было не так, глубоко не так, но все равно не получилось отвести от него взгляд. Темой этого сезона была заявлена “Любовь”, и Пхичит не хотел думать о том, есть ли у этого предпосылки, и тем более, почему его это вообще волнует.

То, что катал Кацуки, не было светлым, лучшим чувством, а скорее, одержимостью, от которой кружится голова, мутнеет в глазах и бросает в жар, путающий мысли.
Пхичит замер, зачарованный, и дышал в такт музыке, только что не подпевал.

Кацуки Юри предлагал зрителям свою душу в каждом шаге, наклоне головы, вращении, и Пхичит с радостью бы ее взял.

— Как под гипноз попал, — сказал он по завершении, разглядывая Кацуки, закусившего губу в ожидании оценок. Песня продолжала вертеться у него в голове.

Новому персональному и национальному рекорду он обрадовался даже больше, чем сам Кацуки.

Когда на Азиатских играх в родном Бангкоке Пхичит выгрыз бронзу, поменяв местами прыжки, завершив программу тройным акселем, никто не удивился, что ему сразу два тренера предложили переехать.

Сацуки Мурамото с легким сердцем отпустила его в Детройт, шепнув, что не сомневалась в выборе. Мама, хоть и не одобрила, — у них дома был швейцарский флаг, на соревнованиях она болела за Джакометти с силой тысячи таек, приговаривая, что это, конечно же, пока крошка Пхичит не дебютирует со взрослыми, — но приняла и убедила отца, что Пхичит прав, каким бы опытным тренером ни был Капичек, действующий чемпион в любом случае заберет себе слишком много внимания, которое пригодилось бы и Пхичиту.

Условия Челестино Чалдини были лучше, чему Пхичит обрадовался до невразумительного писка.
"Буду кататься рядом с Кацуки Юри и вызнаю все техники и секреты. Буду. Кататься. С ним!"

Пхичит отправил пачку фото Инчхона, не успел на месте из-за толпы фанаток с плакатами, ожидающих рейс из Пекина, и огляделся: Детройт Метрополитан Уэйн Каунти в виде тега, безусловно, превосходил корейский аэропорт, но на контрасте совсем не впечатлял. Он сделал дежурные пару снимков и отписался маме о том, что приземлился.

Ответ пришел тут же:

"У тебя за спиной, под синим указателем "От A1 до A36" с белой стрелкой стоит мальчик с табличкой. Погляди на месте, мне кажется, это твое имя. Напиши, как доберешься до места и позвони завтра. Мама любит тебя <3"

Пхичит развернулся и поперхнулся воздухом.
“Я не готов”.
Чалдини его предупредил, что застрял в Ванкувере на сборах с ученицей, и, хотя до последнего надеялся, что успеет вернуться, подготовил план “Б”. Однако Пхичит совсем не соотнес заверение, что волноваться не о чем, в крайнем случае встретит его будущий сосед, с тем фактом, что кроме Кацуки у его нового тренера — сплошные девчонки.

На деревянных ногах, забыв весь свой английский, под весом разом потяжелевших чемоданов он двинулся вперед.
Кацуки заметил его, только когда Пхичит подошел впритык.
"Интересно, он в линзах катается? Я и не знал, что со зрением все так плохо".
Судя по всему, английский забыли они оба.
Пхичит ткнул в табличку и выдавил:
— Это я.

В самолете он думал, как бы половчее обставить их первую встречу, представляя в мечтах, как восхитительно катается на новой арене, а Кацуки Юри видит его из-за бортика и… После “и” вариантов было несчетное множество, сходились они в одном: реакция будет положительной.
Сейчас же Пхичит мог только тускло улыбаться, глядя на кумира снизу вверх, он не думал, что Кацуки и без коньков такой высокий.
Тот наконец отмер, впихнул табличку под мышку и протянул руку:
— Привет, я Юри. Кацуки, выступаю за Японию, одиночник, как ты, ученик Челестино.
Его голос немного дрожал.
— Пхичит Чулалонт, Таиланд. Можно просто Пхичит. Надеюсь, мы подружимся.
Они постояли, держась за руки.
Кацуки спохватился, забрал чемоданы и повел его за собой, пояснив, что такси уже ждет.
— Извини, что медленно соображаю, когда Челестино позвонил и сказал, что может не успеть вернуться, то я перенервничал. Вспоминал всю ночь себя и первые дни в незнакомой стране. — Он обернулся и оглядел Пхичита с шапки до ботинок. — А ты младше, чем я тогда.

За время поездки напряжение между ними полностью выветрилось, и в свой новый дом Пхичит входил, переполненный до краев любопытством, казалось, что от резких движений оно расплещется вокруг. Кацуки сбросил обувь у входа и пошел вперед, включая везде свет.
— Моя комната, кухня, твоя комната, там дальше — ванная.
Он остановился посреди коридора, подбирая слова:
— Наверное, разбирать вещи лучше завтра. Есть хочешь?
Пхичит покачал головой: волнение отбило весь аппетит.
— Если ночью проснешься, не стесняйся, включай свет и разогрей все в микроволновке. Пользоваться умеешь?
Пхичит промахнулся курткой мимо вешалки.
— Таиланд — цивилизованная страна. Что за вопрос!
Кацуки поднял руки:
— Прости, больше не буду. Но мне случалось встречать тех, кто не умел нажимать на кнопки.
— Не рассказывай ужасы перед сном.

Раньше Пхичиту уже приходилось бывать в странах других часовых поясов, но всегда недолго, и после окончания Кубков, Чемпионатов и Турниров он возвращался домой, в полный жизни и потенциала Бангкок, яркий и днем, и ночью в неоновом свете. Сейчас его ждали месяцы, а если все пойдет хорошо, то и годы в Детройте, одиннадцать часов разницы, многие километры суши и целый океан между ним и семьей.

Он укрылся одеялом и пожалел, что не взял с собой ни одну из мягких игрушек, подарков фанатов, чтобы сразу показаться взрослым. Очень хотелось хоть что-нибудь сейчас обнять. Он вытянул руку в сторону выхода и мысленно продолжил линию, пока не уперся в закрытую дверь: в комнату Кацуки он пока не заходил, надеялся завтра же заглянуть.
"Есть ли у него постеры на стенах и с кем? В интервью он не говорит о кумирах. На вопросы о том, кто вдохновляет его, отмалчивается, упоминает музыку к своим программам и рекламирует родительский бизнес".
Пхичит уже приметил место, куда повесит фотографию с Кристоффом Джакометти, подписанную пожеланием вырасти достойным соперником.

"Продолжай в том же духе!" — подбодрил он сам себя и дал двум перелетам, пересадке и волнениям этого дня увлечь его под густую теплую воду с бликами-сновидениями.

В первую неделю Пхичит не успевал разложить все по полочкам, и в прямом: он разобрал только один чемодан, и в переносном смысле: несколько раз принял светлокожую блондинку Илву Рабе, норвежскую спортсменку, за Эшли Смит, родом из Майями, рыжую как солнышко, с веснушками, перепутал свой шкафчик в раздевалке с пустым и, пока искал нужный, успел попрощаться с вещами, зазевался на первой же тренировке и влетел лбом в ворота для ресурфейсера, правда, отделался легким испугом и получасовой лекцией от мамы. Из последнего он извлек урок: нужно внимательнее подходить к выбору фотографий для постов, если на вас подписаны родители. По крайней мере, придержать их, чтобы отмахиваться: "Да эта ссадина зажила давно, дело было две недели назад". И, конечно, нужно просто быть внимательнее.
Еще за первым совместным завтраком Юри, — он легко разрешил называть себя по имени, развеяв все опасения Пхичита, что тот придает большое значение традиционным формам послушания и во главу угла ставит разницу в возрасте, — снял свои очки и предложил примерить, когда Пхичит поинтересовался, какое у него зрение.
Пхичит до сих пор не мог взять в толк, как Юри не впечатывается в бортик на каждой тренировке, и пару секунд подозревал, что в основном тренируется тот без лишних наблюдателей и товарищей по катку не из-за привычки, а именно потому, что все именно так и происходит. Потом устыдился, осторожно снял с себя очки и передал их назад.
"Да, нужно быть внимательнее, особенно если я могу это делать без труда".

Юри везде его водил буквально за руку. Пхичит попробовал возмутиться и тут же чуть не шагнул под машину.
— И в Японии, и в Таиланде — левостороннее движение, а здесь — наоборот. Просто нужно привыкнуть, я по себе знаю.
И руку сжимал в своей ладони крепко.
Пхичит попробовал отшутиться:
— У нас, скорее, обестороннее движение.
Юри покосился на него и невинно напомнил его же слова:
— А я думал, Таиланд — цивилизованная страна.
Пхичит кивнул, не сдержав улыбку:
— Все очень спешат в светлое будущее, чтобы придерживаться каких-то там правил.

Юри подошел перед началом тренировки, подбрасывая блокираторы левой рукой.
— Видел твою викторину для полуночников.
Пхичит взялся за голову:
— Хватит, я осознал. Все-все уже рассказали, что по ночам стоит спать.
Юри поморгал, сбитый с мысли. Он отложил блокираторы, показал раскрытые пустые ладони и проверил его коньки внутри. Пхичит закатил глаза: этот вопрос они тоже обсуждали, он не принимал такую точку зрения.
"Да, я знаком со всеми пару дней и не могу быть на все сто уверенным в каждом. Но и паранойя не выход".
— Я о другом хотел сказать. Та мелодия, что ты напевал… Это "Nessun Dorma". Немного забавно, как сложилось.
— Спасибо, я проверил утром комментарии, но их формат не самый удобный для поиска ответов, — Пхичит зашнуровал коньки, посмотрел, ровно ли лежит язычок ботинка и протянул руку за блокираторами. — Все больше пишут о том, что скучают по ярким солнечным фотографиям Таиланда. Где это я ее мог подцепить, разогнала весь сон.
— В следующий раз разбуди меня, — легко предложил Юри. — Я бы быстрее подсказал да и заснул обратно без проблем. Только я крепко сплю, хорошенько придется пошуметь. Не смущайся!

Пхичит выглядел немного оскорбленным предположением о том, что умеет смущаться, но согласился без раздумий.

Как-то Пхичит спросил, навесили ли эту заботу на Юри официально распоряжением тренера, договором с девочками, которые жили чуть дальше от родного катка и в другой стороне, но все равно пытались его опекать, или это целиком личная инициатива. Еще он уточнил, верны ли сведения в Википедии, о том что у Юри всего одна — старшая — сестра, а не ватага младших братьев и сестренок.
Юри рассмеялся:
— Я тоже читал статью о тебе! И да, есть только Мари. Она объездила автостопом всю Японию, рассказывала о жизни на Хоккайдо зимой, когда помогала собирать вещи в Детройт, четыре моих шарфа — ее рук дело, — Юри поправил один из них на Пхичите, который слово "весна" понимал чересчур прямо. — Наверное, я копирую то, как она относилась ко мне.

Он задумался, и до супермаркета они шли в молчании.

После ужина Пхичит подошел с вопросом, как лучше добраться до набережной, чтобы погулять, и можно ли верить карте от Гугла.
Юри замялся, но, заглянув в глаза напротив, все-таки рассказал:
— Когда я только переехал, все горячо предлагали помощь в любой мелочи, но мне не хотелось обременять собой и так занятых людей. Решил, что не зря двадцать первый век на дворе, нужно пользоваться. И чуть было нелегально не перешел границу Канады. Двигаясь на юг во время пробежки. На юг!
Объемы пробежек Пхичит уже успел оценить, поэтому не удивился.
— Не думаю, что набережная окажется в принципиально другом месте, просто помни, что если вокруг стало мало людей, а ты уверен, что идешь в верном направлении, позвони кому-нибудь из нас, чтобы уточнить. Детройт — это такой город, где переход границы не самое страшное. Челестино тогда хохотал до слез, я совсем было решил что все, я его доконал, мне же все время хотелось спать, я путался в ногах и проваливал простейшие элементы, допрыгался. Тренер радуется, что сплавит меня назад.
Юри легонько похлопал его по плечу и поднялся собрать тарелки:
— Это все акклиматизация. Не волнуйся, все мы прошли через это, даже Эшли. Мы понимаем. Скоро пройдет.

Пхичит и не представлял, сколько напряжения в себе носил до этого момента, когда оно схлынуло. Он встал и оттеснил Юри от раковины:
— Ты готовил, я мою посуду. Что так развеселило тренера?
— Он вспомнил одного бывшего ученика, не знаю, может, ты и в встречал его на соревнованиях, я-то старше. Жан-Жак Леруа. Он в свободное время развлекался тем, что переходил границу, чтобы с той стороны позвонить друзьям. Легально, конечно, он сам канадец.

Пхичит подумал, о скольком Юри ему уже рассказал и со сколькими людьми познакомил, поделившись важными фактами, вроде того, что с Илвой не стоит обсуждать ее программы под Грига, хотя Пхичит хотел узнать, почему она так сильно любила композитора, выступала исключительно под него, а сейчас примеряла на себя образ Кармен.
— Ты, видимо, очень общительный, — поделился наблюдением Пхичит.
— Я?! — изумился Юри.

"Или это я — особенный", — задумался Пхичит.
Он бы запостил в Инстаграм селфи с вопросом, если бы Юри (и еще двести тысяч человек) не были там на него подписаны.
Соцсети в некотором роде дисциплинировали его и поощряли спрашивать лично или молчать всегда.

— Вот что забыл. Имей в виду, будут рождественские подарки. До Рождества далеко, но чем ближе к зиме, тем суровее наше расписание, там уже на поиски времени не останется.
— Я буддист, — отмахнулся Пхичит.
Юри с жалостью на него посмотрел:
— Моя семья придерживается Синто. И это меня не спасло.
— Что вообще можно подарить тренеру?
Юри поделился:
— Я в первый год сделал четверной тулуп десять из десяти, — заметив, как Пхичит одобряюще кивнул, он поспешил продолжить: — Это не лучший пример!
— А по-моему, разумно. Тяжело, но разумно.

Пхичит подумал, что он на редкость самонадеян для человека, который только-только расправился с тройным акселем, но вспомнил, что в юниорах никто и никогда не берется за четверные, тем более, десять из десяти, чтобы можно было легко вставить прыжок в программу и выполнить на соревнованиях.
У него была вся жизнь впереди.

"И уж я как-нибудь донесу, что хотел бы гулять по городу вместе с ним, а не в обнимку с Гугл-картами".

Утром воскресенья Юри зашел в ванную и тут же шарахнулся в сторону, приложившись о косяк. Пхичит чуть не подавился зубной пастой
— Ох...
— Что не так?
— Извини. Совсем забыл, что опять живу не один, после того, как Оливер получил травму и съехал, привык, что кроме меня тут никого.
Пхичит встал на носочки и растрепал его волосы со словами "Эй, я тут уже неделю живу. Обидно". Юри заглянул в зеркало и не стал ничего поправлять.
— Я говорил, что мы завтракаем у тренера?
— Каждый день.
— Просто для меня это был тот еще стресс. Столько новых людей, у которых бесчисленное количество вопросов. Ванесса признавалась, что вначале чувствовала себя как на допросе. Не знаю, как ей удалось в итоге разговорить меня. Ванесса Рамирез, чемпионка мира среди одиночниц.
— Я знаю, кто она. У двоюродной сестры из Макао есть автограф, та ей расписалась прямо на коньках, когда приезжала в летний лагерь с программой "Спорт для девочек". Да и тренер рассказывал об успехах своих подопечных, когда знакомился с моими родителями. Он был у нас для подписания договора. Заходи, я закончил.

Дом у Челестино оказался просторным и одновременно уютным, с большими панорамными окнами, стенами в теплой гамме и мягкими коврами, одно удовольствие было по таким ходить. Они с Юри пришли первыми, что было неудивительно, Юри ходил так быстро, что Пхичит поспевал за ним только потому, что являлся профессиональным спортсменом.

Завтрак прошел в приятной атмосфере доброжелательного внимания, в котором Пхичит с удовольствием искупался. Он попал в хорошую компанию людей, которым не все равно, и с улыбкой рассказывал обо всем, будто поворачивался разными гранями к солнцу, чтобы засиять всеми цветами радуги.

Под шумок он постарался выведать как можно больше о самом Юри.

— Юниорский дебют? Это было так давно, я и не помню, — острый локоток Эшли ткнул Юри под ребра. — Вот напишу миссис Смит о том, что меня обижают.
— Давай, мама давно с тобой не общалась.
— У меня был Лоэнгрин и "Лунная соната", — все-таки ответил Юри. — Не хотел, но Минако-сенсей убедила, что несмотря на то, что старо и заезженно, стоит начинать с классики. А у тебя?
— Мой первый тренер был русским, Федоров Сергей Михайлович, — Пхичит выговорил это так быстро, что разобрал только Челестино, потому что лично был знаком с тем и даже помнил, как это пишется. — Так что короткая была под концентрированную тоску, "Слезу" Мусоргского. В жизни не слышал ничего печальнее, — нахохлился Пхичит.
— А вторая? Рахманинов? Чайковский? — предположила Илва.
Пхичит замялся, встретился взглядом с Челестино, разглядывающего его молча, со спокойным вниманием, хотя он-то точно знал, что это была за программа: они разбирали каждое выступление, начиная именно с юниоров, глубже, по словам тренера, искать было незачем, и ответил:
— Тут мы с Юри близнецы-братья.
— Тоже "Лунная соната"? Как я и говорил, заезженно.
— У тебя оценка на семь баллов выше моей, я сравнивал.
— Зачем?
Пхичит выдержал драматическую паузу и рассказал, с какими чувствами смотрел японские национальные прошлого года.
— Мне казалось, твой кумир — Кристофф, — Юри посмотрел на него с недоверием.
— Он круче всех, — горячо согласился Пхичит. — Покажите мне человека, у которого он не кумир.
— Попович! Цао Бинь! — одновременно, со смешками, выдали Илва и Эшли.
— Это уже крайности, — урезонил их Челестино.

Илва сложила руки на коленях и призналась:
— Знаете, я тут тоже в некотором роде из-за Юри. Когда мне предложили переехать в Детройт, я посмотрела текущие программы ваших учеников.
Челестино рассмеялся, вспомнив, какое поветрие их всех тогда охватило, и поняв, к чему она клонит.
— У всех как на подбор — Дебюсси: "Море", "Лунный свет", "Остров радости", несколько "Арабесок" и "Сады под дождем", один только Юри отстоял свой выбор. Я решила, что можно попробовать, раз это в принципе возможно. Дома мне кроме Грига ничего не светило.
Юри замахал руками:
— Все совсем не так! Наоборот!
Эшли повернулась к Пхичиту и изобразила:
— Я первый попросил "Лунный свет"! Я всегда соглашался с вашими предложениями, а сейчас хочу выбрать сам! — она откинула со лба прядь волос и приняла деловой вид, — Нет, Юри, солнце мое, "Лунный свет" — моя программа, это не обсуждается. Мне двадцать шесть лет, я хочу уйти с золотой медалью.
Челестино хлопнул в ладоши:
— В итоге хорошо получилось, разве не так?

Вместо ответа Юри выпил чаю.

Пхичит поспешил перевести разговор, хотя сам очень любил "Lips", произвольную того сезона.
— Все хотел спросить, чей это синтезатор у нас стоит. Забыл кто-то при переезде?
— А, это Юри играет, — легко сдала его Илва. — Когда у него не складывается с программой, он играет музыку от нее. И для меня это делал, — она благодарно улыбнулась. — Я так нервничала перед поездкой в Тронхейм на национальные, сама не знаю почему, у меня в Норвегии пока нет соперниц, что перекраивала программу по несколько раз в неделю. Я приходила перед его вечерними тренировками и просила сыграть.
Юри откинулся на спинку стула и кивнул.
— Я иногда жалею о том, что нельзя держать фортепиано на льду во время тренировок, идеи приходят во время игры десятками.
— Не забывай о важности разминки, — напомнил Челестино. — Нечего бежать от инструмента выполнять сложные элементы. Отсутствие травм — счастливый тренер! И ученик, конечно, тоже.
Пхичит подпер ладонью подбородок, оглядел Юри и от всего сердца признался:
— Я с удовольствием поставлю для тебя инструмент прямо на лед. Когда стану знаменитым и устрою свое ледовое шоу, приглашу.
— “Пхичит и друзья”? Хорошая мечта. Я гоню прочь мысли о том, что буду делать дальше, они попросту не поместятся в моей голове все вместе сейчас.
— Кстати, я понимаю, зачем ты играешь. У меня была программа под бетховенского "Сурка", намучился страшно, эй, не смешно, мне было десять лет. Поэтому по дороге на каток, во время разминки, за обедом и где только можно я сам себе напевал, — Пхичит сел ровно и тихонько затянул: — "Avecque sí, avecque là, avecque la marmotte. Avecque sí, avecque là, avecque la marmotte".
Челестино ласково на него посмотрел и сказал:
— Очень мило. Все верно делал.
Он оглядел стол, заглянул в чашки, которые уже стояли пустыми, и подытожил:
— Спасибо, что собрались. Если есть какой важный разговор, вас что-то тревожит — я рядом. Завтра начинается новая неделя, расписание такое же, кроме субботы, насчет нее решим в среду. Наберитесь сегодня новых впечатлений и отдохните. Разлетайтесь, птички.

На лестнице их нагнала Илва и спросила:
— Ты это серьезно насчет ледового шоу?
— А зачем бы иначе об этом говорить? Я хочу сделать что-то такое, — он отстучал пару тактов "Nеssun Dorma" на перилах, сам того не заметив, в поисках нужного слова, — что-то веселое. Наш вид спорта, конечно, как и многие другие, опасен, травматичен, требует больших вложений. Детям, которые только начинают кататься и родителям, которые боятся за них, хотелось бы показать, как это здорово. И просто привлечь новых зрителей. Он прошел в придержанную Юри для них дверь и, раскинув руки, покружился на месте:
— Нет ничего лучше, чем фигурное катание! Вот это я и хочу выразить.
Илва остановилась.
— Подожду Эшли, мы собрались в зоопарк глядеть на ее любимых рысей. Спасибо. Я просто тоже думаю о чем-то таком. Я дочь своего отца и норвежка, хочу поставить "Пер Гюнт" на льду.
Юри споткнулся и обернулся, изумленный:
— Ты ведь уехала жить и тренироваться в Штаты, потому что больше не могла выступать под Грига. Тебя заставляли!
— Верно. Если бы я не бросила, а вложила все, что чувствую, в соревнования, что бы осталось для чистого искусства? Ты ведь не думаешь, что я поссорилась с родителями? Мой отец — мой предыдущий тренер, — пояснила она Пхичиту.
— Раньше думал.
Илва похлопала Юри по плечу:
— Жизнь не такая черно-белая штука. О, Эшли совладала со шнуровкой новых ботинок. Мы пошли. Увидимся!

Обратно они шли гораздо медленнее, стало теплее и облака отнесло к линии горизонта, поэтому это было вдвойне приятно.
Пхичит решил узнать подробнее о том, как и на чем еще Юри играет.
— Это все Нишигори-сан, мать одного мальчика, который занимался вместе со мной в одной балетной студии. Он постарше, сейчас уже женат. Смотри, вот он с дочками.
Пхичиту продемонстрировали фотографию гордого отца с широкой улыбкой, неведомым образом удерживающего сразу троих малюток.
— Нишигори-сан сказала, что у меня красивые длинные пальцы и спросила, не хочу ли я брать еще и уроки музыки, для балета это хорошо. Так и пошло. Уже позднее я встал на коньки, стало получаться. Не то чтобы я чувствовал, что это — дело всей моей жизни, — они остановились на светофоре и Пхичит загляделся на то, как ветер одним порывом приводит волосы Юри в беспорядок.
"Надо бы и мне стричься не настолько коротко".
— Я здесь, а не в консерватории по очень простой причине. Мне бы сидение за инструментом стоило как минимум этого всего, — Юри взмахнул свободной рукой вдоль своего тела, смутившись и отведя взгляд. — Стыдно сейчас признавать, но фигурное катание я выбрал именно из-за режима тренировок и нежелания потолстеть, — он прикусил губу и свел брови. — Как, разочаровался?
— А я должен? Очень здорово. Хорошо, что не бросаешь совсем. Я в детстве одно время рисовал, но после того, как сняли гипс с левой руки, больше не брался. Каждый раз переживать, что из-за травмы не сможешь продолжать… Так вся радость со льда выветрится.

А про себя подумал, что лучший фигурист Японии выбирает очень странные черты, поступки и достижения для стыда.

К концу сезона Пхичит сам не помнил, о чем они говорили, что все еще оставалось невысказанным, а что обсудили целый десяток раз на воскресных завтраках.

Челестино был расстроен, и, хотя обязанности радушного хозяина выполнял исправно, не заметить перемену было сложно.

Пхичит не знал, как реагировать: его устраивал текущий состав учеников, он в принципе допускал, что когда-нибудь появятся другие, Эшли завершит карьеру, может быть, Юри уедет в Японию, но он не просто так выбрал Детройт вместо Базеля: четверо против девяти учеников, очевидно, где больше внимания.

Но четверной сальхов, который успешно прыгнул в финале юниорского Гран-При Плисецкий, вне всяких сомнений, его потряс. И не одного его, Челестино съездил в Москву, Юри и Эшли подписались на "Ангелов Юры" и собирались записать поздравительное видео к первому марта.

"Нет, я все-таки рад, что Фельцман остыл и решил продолжать тренировать Плисецкого".

Илва же, счастливая тем, что осталась единственной блондинкой в группе, собрала со всех показания о выступлениях, после которых они оказались в Детройте, и удовлетворенно кивнула сама себе:
— Так я и знала! Тренер выбирает нас по безрассудству!
— Я называю это искрой таланта, — не согласился Челестино. — Если вовремя не взять пламя в свои руки, оно вас сожжет. Ох, надеюсь, мы еще не раз ахнем над прогрессом Плисецкого.

На контрасте с Челестино Юри просто лучился энтузиазмом и изо всех сил сдерживаемой тайной, что-то такое он на прошлой неделе обсуждал с Ванессой по телефону, не предназначенное для ушей Пхичита.

Возможно, именно поэтому Пхичит так медленно тянул сок, понимая, что как только он поставит стакан, предвкушение и азарт сменяется точным знанием.

Так и вышло.

— Как мы все знаем, Ванесса после ухода с золотом Чемпионата мира принялась ставить не только хореографию, но и ледовые шоу. А Пхичит и Илва мечтают именно об этом. Держите, я договорился с Ванессой, тренером и вашими родителями о том, что приедете позже. "Сон в летнюю ночь" на сюиту Мендельсона. Это волшебное представление, начало постепенно сдвигается вслед закату в разных городах. Ваше будет в Ричмонде, посмотрите не только шоу, но и тренировки, репетицию в костюмах, пообщаетесь с участниками.
Илва и Пхичит вместе бросились обнимать Юри, столкнулись локтями, а тот технично увернулся.
— Я пользуюсь вашей доверчивостью в корыстных целях, если два друга будут устраивать ледовые шоу, я смогу просто быть приглашенной на все готовой звездой!
Они покивали, сделав вид, что поверили.

— Наконец-то об этом можно сказать: почему в тайском нет знаков препинания? — пожаловался Юри.
— Есть, — возразил Пхичит. — Кавычки и скобочки. Ты что, убедил мою маму на тайском?
— Для друга нет ничего невозможного.
— Ты убедил мою маму, которая не видела меня почти год, сократить визит домой. На тайском. Кажется, мне ничего не остается, кроме как поклясться выучить японский. Например, в следующей жизни, — он прижал билет к сердцу, — а то пока я слишком занят. Ну, Юри… Даже не знаю, говорить или нет? Ты мог написать отцу, он знает японский.
Юри вспыхнул:
— Мы не ищем легких путей.

Впервые Пхичит обрадовался тому, что Юри тренируется в одиночку, когда придумал номер для показательного выступления: он попросил девочек и Челестино не рассказывать о музыке и сам не постил видео с уже готовыми кусочками, хотя маме исправно их отправлял.
Такая несвойственная ему таинственность сильно обидела китайскую фанбазу, но он решил не вникать, особенно заприметив в комментариях аккаунты континентального и гонконгского фансайтов Цао Бина, которые ревностно бдили за соперниками их серебряной звездочки, просто потренировался с Гуанхуном пару вечеров и записал тошнотворно-милое обращение к фанатам, заботливо приложив в описании перевод с китайского на английский.

Юри написал с тренировки: "А ты еще спрашиваешь, почему я как тень ниндзя в соцсетях. Рехнуться можно".

Пхичит не заморачивался, он готовил сюрприз.

Последнюю серию любимого сериала они посмотрели без английских субтитров, не включили, занятые поимкой Пушистика, пока тот не добрался до стратегического запаса корма, и, судя по дискуссии после, Юри это не помешало уловить все оттенки отношений главных героев, а значит, послание дойдет!

Когда он решил, что достаточно уверен в себе, то пришел ближе к концу вечерней тренировки Юри. В груди тяжело билось сердце, звук, казалось, разносился по всей арене. Он успокоил сам себя, наблюдая за тем, как легко и свободно летает по льду его мечта.

Юри без проблем согласился остаться посмотреть готовое показательное и одолжил перчатки, о которых Пхичит забыл, а для выступления они были нужны.

С первого же шага вперед Пхичит начал рассказывать историю. Историю искреннего восхищения, каждодневного удивления новым достойным любви чертам, возбуждения, всего разом, переплетенного ленточкой судьбы.

Программа была простой, как сама жизнь, и полной радости, как каждый прожитый вместе день.

Когда смолк последний аккорд, Пхичит, не дав себе отдышаться, подкатил к бортику, лучась улыбкой. Он протянул раскрытую ладонь, и, лихо затормозив, хлопнул по подставленной ладони Юри.
Он всмотрелся в лицо напротив с немым вопросом.
— Бодро и зажигательно. Жду не дождусь показательных, чтобы увидеть тебя под светом прожекторов, в костюме, я слышал, Эшли говорила, что он просто космический.

Пхичит моргнул, переступил порог и взял у Юри блокираторы. Он стянул перчатки, подался вперед, чтобы запихнуть их в карманы олимпийки Юри, оперся на него, чтобы надеть блокираторы, и, когда был готов идти, махнул головой в сторону раздевалок.
— На футболке принт с туманностями, — он раскрыл секрет, чтобы хоть что-то сказать. — Я сначала хотел Млечный путь, ну, как бы с нашим общим домом, но туманности круче.
— И впрямь, космический. Походу, я столько думаю о метафорах и скрытых смыслах, что перестал замечать прямое значение.

Идя следом за Юри, Пхичит вздохнул, досчитал до пяти, невесело улыбнувшись, и решил, что поработает над интерпретацией музыки и своих чувств. Очевидно, пока он справляется "на троечку".

"Хотя какая тут троечка, запороть номер под песню с до невозможности конкретным названием "Я тебя люблю" еще нужно суметь..."

phichit+chu
Beijing
[изображение]

phichit+chu Готовлюсь к выходу на лед. Хочу, чтобы каждый из вас представил, что я обращаюсь к нему. Моя короткая программа о любви трагической, произвольная — о любви всепобеждающей, а показательное выступление — о нашей с вами любви. Это моя благодарность и признание каждому из вас #EX #iloveyou
Нравится yurikatsuki и еще 27 351
посмотреть все комментарии (3579)

Илва, кажется, в сотый раз повторила, что ручалась за Пхичита головой, и если он хотя бы посмотрит в сторону бара, то его останки съедят рыбы на дне Детройта.
Он не слушал, было дело поважнее: фотографировать.
Ее саму, посыпанную конфетти, в короне из кроваво-красных роз, удивительно красивую и счастливую в свой день рождения, обстановку ночного клуба, первого в его жизни, скучные банкеты не в счет, — хотя Кристофф намекал, что все самое интересное происходит после, в номерах, но его пока не приглашали, — Юри и Эшли за барной стойкой, множество селфи с общей компанией.
И безо всякой выпивки искристое веселье переполняло его.

Пхичит пропустил момент, когда людей вокруг стало так много, что из всей разношерстной компании друзей Илвы, большинство которых составляли совсем не фигуристы, а студенты-химики, рядом с ним остался только Юри.
— Красивый цвет, яркий, насыщенный, — кивнул он на стакан в его руке.
Юри наклонился к нему и, взмахнул рукой, объявил, что понятия не имеет, что же такое он пьет.
— Ты красивее. Больше всего мне нравится контраст черных волос, загорелой кожи и серых глаз. Когда ты о чем-то задумываешься,то они становятся светлые-светлые, — огорошил он внезапным откровением и, оказавшись за одно слитное, грациозно-хищное движение рядом, утащил Пхичита танцевать.

Новая песня застала их в самом центре толпы, но очень скоро это стало неважным.
Юри встряхивал волосами, подпевая, выдыхая свою часть окружающего их грохота: "Неуязвим", и мир Пхичита сузился до и в самом деле сладкого запаха с его кожи.

Пхичиту показалось, что это Юри управляет светомузыкой: синий — так он запрокидывает голову, желтый — руки взлетают вверх стремительно и вместе с тем изящно, будто нужно поймать мечту, зеленый — Юри притягивает его к себе за пояс, что-то беззвучно говорит в безумном шуме — мерцающий белый.

Юри целует его, глубоко, неторопливо, совсем не в ритм со звучащей песней — бархатный черный.

phichit+chu
Delux Lounge
[видео]

23 785 просмотров
phichit+chu когда @yurikatsuki забыли сказать, что не он звезда вечеринки (Илва, прости) #nsfw #IAmDiamondHard
загрузить еще комментарии
christophe-gc ♥♥♥ #MeToo
ilvarabeilva #завтраопятьпойдем #хочутанцеватьеще
cialdini @ilvarabeilva желание ученика — закон. Приходи на тренировку на 2 часа раньше
+guanghongji+ бро, жду кулстори о прохождении фейсконтроля
happyvanessa !!! Только стоило уехать, как стало интересно @yurikatsuki мамочка гордится тобой.
+guanghongji+ нет, серьезно, как
+guanghongji+ и тут я посмотрел не только на геотег omg @yurikatsuki я бы написал что-нибудь еще, но такие слова мне пока не полагается знать #вернитемоюневинность
leodliglesia Поздравляю с первым поцелуем!
yurikatsuki Пхичит!!! @leodliglesia кого? Кто-то на заднем плане целуется? @happyvanessa зато я собой — нет. Надеюсь только на то, что мой учитель балета никогда не увидит эту жалкую пародию на танец.
yuri-plisetsky #вернитемоюневинность [2]
sukeota3sisters (u w u) ♥ @minako-okukawa
yuri+chuislove7 ПХИЧИТ ТЫ НАШ БОГ СПАСИБО ЛЮБИТЕ ДРУГ ДРУГА
minako-okukawa @yurikatsuki поздно 😊 (на 0:14 правая рука как у манекена, 0:52 выпал из ритма, 1:07 обрати внимание на положение ног)
grrrapegr Пожаловался с трех аккаунтов на эротику, а команда модераторов игнорит.
katsukisveta93 @grrrapegr норкоман штоле?

С Мацуи, студенткой по обмену, они познакомились вместе, ведь, чем ближе был соревновательный сезон, тем меньше времени они проводили порознь. Возможно, именно поэтому то свидание вообще состоялось. Положа руку на сердце, Пхичит не был уверен, что Юри без подсказок со стороны способен заметить искренний к себе интерес, особенно романтического плана.

Иногда Пхичит задумывался, что не так со всеми теми людьми, которые не видят, какой Юри замечательный. Это-то и заставило его действовать. Он подумал, что если единственный способ рассмотреть Юри — это любить его, он не станет ревновать и к целому миру.
К тому же, он испытывал какую-то иррациональную симпатию ко всем, кому нравился Юри.

Пожалел он об этом быстро, вздрогнув от звука захлопнувшейся двери и оставшись один. Он перебрал шкаф, вытер везде пыль и искупал Мэдисон, только чтобы не представлять, что эта отчаянная выходка завершится удачей.

Юри услышал свой смех как будто бы издалека, увидел со стороны парочку как сотни других, провалился под лед.
Юри был на льду, и он забыл о нем.

Это не было погружение в образ, он не рассказывал историю, он просто катился по инерции, сжимая руку девушки, с тем же эффектом он мог бы идти пешком или даже лежать.
Ему стало неуютно, и все веселье испарилось.
Часы отсчитывали последние минуты массового катания, а Юри уже знал, что это свидание не только первое, но и последнее.
Счищая снег с ее коньков, поддерживая под локоть, пока она переобувалась, провожая ее до метро, Юри пообещал себе искать любовь на льду, а не приводить на него со стороны.

Юри тяжело вздохнул и Пхичит вынырнул из мыслей о Шекспире, Ромео и Джульетте, любви как концепции, и многообразии художественных средств ее выражения.
"Еще немного и я смогу сам публиковаться, столько диссертаций по английской литературе прочел. А толку-то".
— Что там?
Вместо ответа Юри просто скинул ему ссылку на новостной сайт. Пхичит прочел название статьи и решил, что этого с него хватит. Он окликнул тренера, вокруг которого нарезала круги Эшли и, сняв блокираторы, вышел навстречу ему на лед. Без слов отдал телефон.
— Ого. "Ученики Челестино Чалдини рано познают, что такое "Любовь"".
Пхичит забрал телефон. Он заметил, как дернулся уголок рта и посуровел взгляд.
— Закончу здесь и разберусь. Не волнуйся сам и Юри скажи. Все уладим.
Он подмигнул и потер руки.
Пхичит вернулся за бортик и оглядел Юри.
"Похоже, успел себя накрутить".
— Что-то я им не завидую. Знаешь, пока ты не волнуешься, я тоже не буду.
Юри вскинулся, пару секунд пораженно смотрел на него, потом выдохнул и кивнул.
— Годится. Сколько им осталось, минут двадцать?
— Мы сегодня рано пришли, все полчаса. Давай посидим пока, а то вся разминка без толку пройдет.

Молчание оборачивало их в мягкий кокон, и Пхичит испугался, что задохнется, если не начнет говорить.
— Ты не обязан мне помогать.
Юри пожал плечами:
— Ты не обязан принимать эту помощь. Я помню, как тяжело было с этой же темой. Казалось бы, рядом была Ванесса, которая готовилась к свадьбе, — Юри поднял указательный палец и закатил глаза, — но и ее объяснения не помогли. Тогда я набрался смелости и спросил у родителей, выслушал уйму милых и смущающих историй, честное слово, некоторые вещи я бы предпочел не знать, но не приблизился к пониманию.
Юри завел руки за спину и запрокинул голову. Пхичит повернулся к нему: глаза были закрыты, пальцы, вцепившиеся в скамью, побелели.
"Сложно об этом говорить? Может, остановить его?"
— Видимо, пресловутая "любовь" не выразима словами. Раз уж и те, кто ее испытал, не могут дать картинку. Так что я копировал немного другое. Видел, ты запоем читаешь научные работы по "Ромео и Джульетте".
— Что, думаешь, не стоит? — с вызовом спросил Пхичит. Это была его лучшая мысль, пока, правда, не принесшая ничего, кроме затягивающего все глубже водоворота глубинных смыслов.
Юри ухмыльнулся, не открывая глаза.
— Я до тошноты зачитывался стихами. Десятки поэтов с кружащейся головой, жаром в груди, спутанными мыслями, сотни — умирающих от любви, больных незнакомками.
Тут Юри резко повернулся к нему и встревоженно посмотрел прямо в глаза:
— Пообещай, что не станешь повторять то, о чем я сейчас расскажу.
— Хорошо. Не стану.
Юри покраснел и отвел взгляд.
— Я был такой дурак. Бродил под дождем, одевался не по погоде, пил холодную воду на ветру... Казалось бы, приехал в Детройт с самого южного острова Японии, много ли нужно, чтобы заболеть. Злился на себя, что такой крепкий иммунитет. Конечно, в итоге, добился, чего хотел.
— А чего ты хотел?
— Очевидно, простудиться. Заболеть если не красавицей, так хотя бы просто заболеть.
— И что, помогло?!
— Ты ведь каждый день видишь те мои оценки. Персональный рекорд, новый национальный рекорд, с той программой я был четвертым на Чемпионате мира!
Юри поморщился, вспомнив череду падений в произвольной программе, из-за чего в итоге он едва смог удержаться в первой десятке.
— У меня над столом висит распечатка с подробным протоколом не из гордыни. Стараюсь больше не повторять подобных глупостей. Свитер, закатившийся под шкафчик, будет преследовать меня всю жизнь. — Поймав недоуменный взгляд, Юри прояснил, — Пытался ходить на тренировки, хотя очень быстро меня выперли переодеться и домой, лечиться. С температурой, под таблетками не очень-то хорошо соображаешь. Я не смог найти свитер и хотел пойти без него, но Ванесса вызвалась поглядеть, сказав, что ее зрение не в пример острее моего. — Юри покачал головой, как будто бы не мог поверить в то, что сам это сделал, — Я подсказал, что в первую очередь стоит посмотреть под шкафчиком. Ведь он мог просто свернуться, сам, и закатиться.
— Как живой?
— Тогда меня ничего не смутило в этой логической цепочке.
— Не понимаю проблемы. Закатился и закатился. Нашли его в итоге?
— Да. На мне. Я надел его и забыл.
— Поучительная история. Продолжу читать изыскания профессоров, никакой самодеятельности в вопросе поиска любви! — Пхичит встал и вытянулся по стойке смирно.
Юри остался сидеть и оглядел его снизу вверх. Помолчал, подбирая слова:
— Судьи тоже люди, у каждого из нас свой опыт. Не волнуйся, если у тебя нет ответа. "Я не знаю, что такое "любовь", но положил несколько месяцев жизни, размышляя о ней" тоже ничего так.
Пхичит задержал дыхание и постарался выдохнуть медленно, отвел глаза, мимоходом полюбовавшись бильманом Эшли, и смолчал.
"У меня есть ответ".
Он сел и мысленно прокрутил их разговор несколько раз.
— Юри. О! А ты кому-нибудь еще об этом рассказывал?
— Нет. Пхичит, Пхичит, ты что, Челестино меня убьет. И позвонит маме. И Мари. Мари, — протянул Юри с ужасом. — Ты просто не знаешь, какой занудной она может быть, если это касается моего здоровья. Серьезно. Я в детстве часто болел, мама занималась онсеном, а Мари оставалась со мной. Вместо того, чтобы гулять с подружками.
Юри посмотрел на Пхичита как бы пытаясь оценить, способен ли он понять весь ужас ситуации: сидеть дома с младшим братом, вместо того, чтобы развлекаться со сверстницами. Показалось, что ответ не в его пользу.
Пхичит положил руку ему на плечо.
— Я совсем о другом. Хотя запомню, что для тебя страшнее всего на свете.
— Пхичит!
— Спасибо. Мне было полезно это услышать. И за доверие.
Пхичит украдкой поглядел на Юри, хотел смолчать, но решился и продолжил:
— А как же "Любовь — это не только чувство к другому человеку, меняется и взгляд на сам мир"?
— Что?
— Это из твоего интервью после национальных, мне отец перевел с японского.
— Обычно я стараюсь подготовить что-нибудь заранее, потому что с импровизацией, бывает, уносит слишком далеко от берега, но тогда из-за рекордов все позабыл. Я не знаю, о чем тогда думал.
Выражение его лица смягчилось, и Юри закончил:
— Хотя мысль хорошая. Я с ней сейчас согласен.
Он взглянул на часы над ареной и указал на них Пхичиту.
— Пора на разминку.

Затихли вдали шаги, в последний раз хлопнули входные двери. Пхичит вытер пот со лба и обернулся: на другой половине катка с холодной отрешенностью Юри раз за разом повторял дорожку шагов.
Пару дней назад Илва рассказала сон, в котором придумала гениальнейшую хореографию, проснулась на минутку, чтобы записать, и дальше рухнула в яркие картинки невероятного будущего на спортивной вершине. Утром оказалось, что вся программа состоит из дорожек шагов, разбавленных вращениями. Она жаловалась на подсознание, картинно вскидывая руки и мрачно поминая мастера тех самых дорожек: "Если бы существовал Чемпионат по дорожкам, все мы знаем, кому бы неизменно уходило золото".
Сложно было не согласиться. Пхичит откатился к бортику и взял телефон, чтобы записать видео.
"Нельзя прятать такую красоту от людей".
Он улыбнулся созвучию своих мыслей: что сейчас, что впервые увидев видео с Юри, он думал об одном и том же.
Он подбодрил себя: "Зато сейчас я на тысячи километров ближе к нему".

Юри завершил еще один повтор и остановился, Пхичит синхронно нажал на "стоп". Он положил телефон обратно и подъехал к Юри.
— Ну что, растяжка, душ и домой?
— Выпьем воды и попробуем кое-что. Чао-Чао, должно быть, уже говорил это, но композиция не просто так "Ромео и Джульетта", — Юри тянул "и", она сравнялась по длительности с именами. — Покажи, что на льду ты не один. Есть момент, где в хореографию это хорошо встанет. Я демонстрировал ему, так что все одобрено.

Они перевели дыхание и вернулись на лед.
— Пробуем на катке, чтобы не сбиваться с нужного настроения. Дома потом можно будет подправить, но я бы хотел начать тут. Смотри.

Юри прикрыл глаза, вспоминая музыку, и повторил программу, заменяя прыжки "бабочками", а на месте еще не продуманных отрезков катая восьмерки.
— Заметил?
Пхичит не сдержался и похлопал. Эхо гулко разнесло его восхищение до потолка и отразилось от стен.

— Не я должен тебе поверить. Не тренер, и тем более не судьи. Твоя мечта — свое ледовое шоу, там не будет судей, так что не нужно привыкать делать все с оглядкой на них.
— Зрители? — предположил Пхичит.
— Поверить должен ты сам. Попробуй.

Пхичит старался, раз за разом упуская что-то важное. Юри хмурился и тянул руки к нему, гладил воздух как живого человека, Пхичит почти видел, что на льду они втроем.
"Немного жутко".

— Вот что. Подъедь ко мне.
Юри закатал рукава и протянул руки:
— Вперед! Гладь.
Пхичит с удовольствием погладил. Кончиками пальцев по обнаженной коже.
— Пхичит. Эмм. Пхичит! Запомнил ощущение? Повтори.
Юри откатился назад и приготовился смотреть, Пхичит же постарался не запутаться в ногах.
Следующие несколько попыток он запорол.
— Нет, нет! Давай я на тебе покажу, как нужно. Может, так будет яснее.
Невесомые, как музыка к этому фрагменту хореографии, прикосновения прошили Пхичита насквозь. Указательный палец очертил контуры лица, мягкое слитное движение вперед и вверх к границе закатанных рукавов, и тут же назад, будто бы испуганное от собственной дерзости, ладонь, замершая на запястье с безмолвной просьбой "Не покидай меня".

"Пульс от этого еще больше подскочил..."
Пхичит отнял свои руки и, сделав пару шагов назад, повторил то, что от него требовалось.
Юри просиял и потянулся к нему:
— Дай пять! Конечно, это не сделает лучше твои прыжки, но свою оценку за компоненты я во многом беру именно такими мелочами. Рад поделиться с тобой. А теперь и в самом деле, все, на растяжку. Умотал я тебя.
— Есть, тренер Кацуки. Спасибо!
Юри рванул вперед, взял с бортика очки, развернулся, и, поправив их на переносице с важным видом, благосклонно ответил:
— Хорошо поработал, молодец.
Оба расхохотались.

— Скажите, почему он такой? Если бы он был исключительно добрым человеком, — Пхичит поморщился и закрыл лицо руками.
Челестино мягко погладил его по голове.
— Ты видишь, что он помогает сопернику. Моя задача не только давать вам указания на льду, поэтому я отвечу правду: для Юри это не так.
— Если вы станете убеждать меня, что все дело в любви, — напряженно начал Пхичит, — то мы говорим о разных людях.
Он судорожно сжал кулаки и зажмурился.
Челестино положил ладонь на его плечо, мягкую и горячую:
— Он не считает тебя соперником. Что там говорить, он и Джакометти не считает соперником.
Увидев, как меняется выражение лица Пхичита от сосредоточенности до фальшивой улыбки, Челестино выставил раскрытую ладонь вперед и скомандовал:
— Стоп! Ты понял неправильно. Дело в том, что единственный, самый страшный и пока непобежденный противник Юри — это он сам. В какой-то мере это правильно, — задумчиво кивнул Челестино сам себе, — но в его случае — худшее, что могло произойти. Но мы не сдадимся, — он подмигнул ученику и продолжил, — так что и ты старайся! Я на стороне каждого из вас! Все, по домам, сегодня же среда, у вас вечер ноктюрнов Шопена, хандрите вдвоем подальше от меня.
— Кто сказал, что мы хандрим?
— Очевидно, ноктюрны. Сходили бы погулять.
Пхичит поднялся и похлопал по карманам, не нащупав телефон, огляделся, заметил его на скамейке и забрал.
— Гуляем по пятницам, фильмы смотрим во вторник. Юри говорит, что те, что выбираю я, взрывают его мозг, — ухмыльнулся Пхичит.
Они спустились по лестнице и пошли к раздевалкам.
— Какой был на этот раз? "Король и фигурист 2"?
— Его мы еще три недели назад посмотрели в кинотеатре с субтитрами. Нет, "В финале Джон умрет", Саймон из "Детройт Ред Уингз" посоветовал.
— Пойдете в воскресенье на их матч?
— Как же иначе, запишу пару-тройку видео. Юри дело говорит, иногда нужно посмотреть с трибун, как на льду катаются другие. До завтра!

Юри потянулся к галстуку, чтобы ослабить его, но вовремя вспомнил, что нужно дождаться представителя "Mizuno" с новым рекламным контрактом. Только он поднял руку к затылку, чтобы досадливо растрепать волосы, как наткнулся на гель, фиксирующий их. Он сердито вздохнул и огляделся в поисках кого-нибудь знакомого, сейчас бы он согласился и на Леруа, если бы тот не был поглощен своей девушкой. К его счастью, Пхичит наконец отделался от сухоньких, жилистых мужчин в годах, похожих друг на друга больше, чем братья по крови, — образом жизни.
— Не поверишь! — горячо зашептал Пхичит на ухо. — Меня просили поделиться контактами смм-менеджера или компании, которая ведет мои соцсети.
Юри постарался скрыть смешок и отошел за колонну, потянув Пхичита за собой.
— Совершенно не удивлен. Это же ты. И что? Раскрыл секрет, что успех кроется в истинной любви к делу?
— Попытался, но не поверили. Так что пришлось вот таким тоном, — Пхичит заговорил как разведчик, у которого есть пара секунд для передачи информации, от которой зависит судьба государства, — сказать им, что те люди работают только с тайцами, в крайнем случае — японцами, — Пхичит подмигнул, напомнив Юри о всех тех фото, которые он уговорами, шантажом вида "за мной ужин и внеочередная уборка" и простой улыбкой заставил выложить на радость его подписчикам. — Я тебя не брошу в море соцсетей.
Юри прижал руки к щекам, покачал головой и громко рассмеялся, не выдержав: — Какое благородство!

Любая толпа незнакомых людей, особенно с ожиданиями от него, всегда заставляла Юри нервничать. Но рядом с Пхичитом эффект сглаживался, он чувствовал себя своим везде.

"Настоящее волшебство".

Когда они добрались до снятого на двоих номера, глухая ночь, затянутая тучами, оплетала Солт-Лейк-Сити.

Вернувшись из душа, Юри заснул сразу же, как его голова коснулась подушки.

Пхичит напротив лег набок, подложил ладонь под щеку. За окнами загудело, ветер порвал серое одеяло в клочья, и мягкий лунный свет залил комнату. Вместе с тучами пропала дрема Пхичита, он понадеялся, что сон Юри в непривычном месте так же крепок, как и дома, а еще на его близорукость: в случае, если он проснется, то не поймет, что Пхичит делает, опустив обе руки под одеяло.

Он облизал губы, обласкав взглядом белую кожу и смоль волос, длинные, концами уплывшие в тень, ресницы, приоткрытый рот. Вспомнил ощущение разгоряченного тела, прижатого к нему в клубе, вспомнил вкус коктейля на губах Юри, вкус их единственного поцелуя.

Слушая размеренное дыхание, двигая в такт ему рукой по члену, запоминая хрупкую красоту момента, ни капли не смущаясь перед самим собой, Пхичит кончил, сжав в зубах уголок подушки.

Приведя себя в порядок, он подошел к окну и задернул шторы как следует.

продолжение в комментариях

@темы: Рейтинг: NC-17, авторский фик, клип, Категория: слеш, Персонаж: Катсуки Юри | Katsuki Yuri, Персонаж: Пхичит Чуланонт | Phichit Chilanont, Big Bang 2017, ПхичитЮри |

---

[freir]

Название: Песнь воина
Автор: freir
Артер: Трандуилушка
Беты: Птица СИРИН, koganemushi
Пейринг/Персонажи: Юра, Отабек
Рейтинг: R
Категория: слэш
Жанр: romance, hurt/comfort
Размер: миди, ~10000 слов
Дисклеймер: прав не имеем, выгоды не извлекаем
Предупреждения: немного мата в исполнении Юры
Краткое содержание: На Чемпионате Мира Юра заработал травму. За время лечения у него есть возможность подумать о многом, и кто поможет ему морально встать на ноги, если не Отабек.
Примечание: спасибо ламповому кумысному чату за накурку
Ссылка: .doc с иллюстрациями

Слишком уж хорошо оторвался Леруа после короткой программы. Юра тихо ненавидел весь мир, но не мог не признавать, что судьба золота практически решена. Леруа находился в прекрасном расположении духа, цвёл и пах рядом с супругой, заботливо поглаживая её по животу. С точки зрения технической сложности заявленного – были шансы, если вдруг ему случится налажать.
Только Юра хотел победить честно. И твёрдо собирался это сделать. Не опускать же руки из-за такого явного превосходства. Пускай папе с мамой о превосходстве говорит. Ещё посмотрим, кто тут чемпион.
Другие соперники, конечно, тоже отжигали. Отабек в том числе. Юра придерживал при нём язык на тему чьих бы то ни было шансов на медали. Они оба и так знали, что на льду каждый из них – только за себя. Победить хотят все. За этим они здесь и находятся. Пока что удавалось обходить это острое противоречие между жизнью на катке и вне катка, и Юра не хотел своей ущербной деликатностью нарушить хрупкое равновесие.
«И пусть победит сильнейший!» Нет, не так. «Аве, Яков, идущие на лёд приветствуют тебя». А что, пошёл бы ему венок. Тога, правда, не очень. Юра улыбнулся, за что получил одобрительное покашливание.
- Не думай о баллах, - напутствовал его Фельцман.
- Хорошо, - торопливо бросил он, оттолкнулся от бортика и уже за спиной услышал долгожданное «давай!».
Зазвучали первые такты. Юра вскинул голову, мягко развернулся, стараясь не думать о том, сколько продержится аккуратно уложенная Лилией причёска. Он уже привык заканчивать выступление с липнущими к щекам и шее волосами, в этом была некоторая успокаивающая стабильность.
Заход-выпад-прыжок. Тройной аксель вполне удался, ставя точку в музыкальной фразе. Очередной плод их с Лилией противостояния. Она считала, что классика лучшим образом подчёркивает его сильные стороны. Он уже не выносил все эти концерты для виолончели с оркестром. Кому шла классика, так это Отабеку. Сошлись на «Лунной сонате» в современной обработке. К концу сезона Юра даже смирился.
Первая выбившаяся прядь соскользнула на глаза. Юра решил не обращать внимания. Он и так начал уставать – нелёгкий сезон, насыщенная элементами программа, постоянное «быстрее-выше-сильнее».
С сальхова он выкатился тяжеловато. Спина заныла как-то особенно неприятно. Юра стиснул зубы и упал с тулупа, чего не делал уже сто лет. Чёрт! Ну хоть было время на коленке перекроить каскад… Юра выдохнул и заставил себя докатать с прежней целеустремлённостью. Завершил комбинированное вращение и финал, застыл, хватая ртом воздух. В ушах звенело, пришлось прикусить щёку изнутри, чтобы хоть немного прийти в себя.
В рукав форменной куртки он попал не с первого раза. Осторожно сел рядом с Фельцманом в kiss&cry – любое движение вызывало внезапные уколы боли.
Блин. Ну какого хрена-то? Не впервые падает же!
- Что с тобой? – бросил Фельцман, нахмурившись.
- Всё нормально, Яков Семёнович, честно.
- Юра.
- Спина болит, - неохотно признался он.
Фельцман кивнул, перевёл взгляд на монитор. Юра, собравшись с духом, тоже. Второй после Кацуки, и Леруа ещё не выступал. Чёрт. Чёрт.
- Идём, - Фельцман поднялся первым. Юра поплёлся за ним на ноющих ногах. Будто гравитация вдвое увеличилась.
Всё было плохо, и дела не улучшились, когда Фельцман на ходу сделал знак Удальцовой, врачу сборной. Блин, ну зачем он пожаловался? Терпел бы молча!
- Светланвасильна, ну там же Леруа ещё выступает, - попробовал он воспротивиться, когда она повела его в медпункт.
- Без твоей помощи выступит, - мрачно сказал Фельцман, - иди, кому говорят.

Это только кажется, что всё успеешь. Время всегда летит быстро, слишком быстро. Юра сидел на кровати и смотрел в чемодан. Чемодан молчал и никак не помогал справиться с ситуацией.
Попробуем найти положительные стороны. Юра попинал ножку кровати, раздраженное движение отозвалось болью в пояснице. Капец. Это хотя бы конец сезона. Авось, всё быстро решится. Он вылечится, всё будет нормально, из сборной его не выставят, форму не утратит.
На другом краю постели завибрировал телефон. Юра зло выругался, потянулся, зацепил кончиками пальцев и придвинул к себе.
Сразу несколько сообщений подряд от Отабека. «Ты как?» «К тебе можно?» «Собственно, я уже иду по коридору».
Юра соскреб себя с кровати и пополз к двери, которая сама себя не откроет.
Сейчас он будет поздравлять с бронзой, и останется только кисло благодарить, потому что он от всей души, сам пролетел мимо медалей, искренне раз за друга и всё такое.
- Что с тобой? – спросил первым делом Отабек.
- А, ерунда.
- А если подробнее? – он пристроил куртку на вешалку и внимательно заглянул в глаза.
Юра пожал плечами, махнул рукой в сторону комнаты.
- Не знаю сам еще. В первом приближении – смещение диска.
- Это из-за сегодняшнего падения?
- Нет, - Юра оседлал стул, уперся подбородком в сложенные руки, - сказали, что вообще часто позвоночник страдает… Ходить могу, значит, фигня.
- Тебе придётся ложиться в больницу?
- Не знаю. Вот вернусь домой, запишусь на обследование, снимки, всё такое.
- Держи меня в курсе, хорошо?
Юра пожал плечами. Ну и что это будут за разговоры девяностолетних старпёров? А как твоя спина? А как твои ноги? Да ну нафиг.
- Ладно, - проворчал он, чтобы не начинать спорить и доказывать.
- Когда ты летишь обратно?
- Послезавтра. Но в гала не участвую. Посмотрю на тебя с трибун.
Отабек молча смотрел на него – вроде как не с жалостью. Но Юра всё равно поёжился. Ну да, ну бывает. Что делать теперь? Все спортсмены травмируются.
Ага, скажи это себе.
- Тебя отвлекать или не дёргать?
- Всё норм, Бек, правда. Я сейчас сложу вещи, потом лягу спать. Круто потратить больничный на то, чтобы выспаться, правда?
- Правда, - ответил Отабек после паузы.
- Тебе бы тоже отдыхать. Ты-то в гала участвуешь. Выспись хорошо! Хочу от тебя эту твою крутую дорожку шагов! – Юра подпустил в голос энтузиазма.
- Я постараюсь, - с сомнением сказал Отабек. Глянул в сторону, потом снова на него. Слегка нахмурился, - ты же знаешь, что можешь в любой момент обращаться, если что?
Юра с готовностью покивал. Он не сомневался, что найдутся желающие ему помочь, поддержать. Только рассчитывал, что помогать не понадобится.

Все необходимые снимки делали уже в Санкт-Петербурге. Фельцман зашёл в кабинет вместе с ним, Юра открыл рот, но промолчал. Это лучше, чем потом пересказывать, половину пропустив. Пускай узнает из первых рук.
- Ну что, - сказал врач, какое-то светило, знакомый Фельцмана, - действительно смещение. Вот, смотрите.
Он принялся тыкать обратной стороной карандаша в снимок, обильно сыпал непонятными словами. Юра даже не слушал. Где у него там и что – вопрос второстепенный. Главное – когда он сможет вернуться на лёд.
- …Так что я пишу вам направление на физиотерапию. Посмотрим, что скажет ваша спина. Вы её берегите, Юрий… эээ, Андреевич.
- А тренироваться когда? – не выдержал Юра.
Врач поправил очки, развёл руками:
- Посмотрим, как ваш позвоночник будет себя ощущать.
- А примерно хоть?! Неделя? Месяц? Год?
- Рассчитывайте на месяц-другой.
- Ско-о-о-олько?!
- Идём, Юра, - Фельцман поднялся.
- Но Яков Семёнович!
- Идём, я сказал.
Ну всё. Пропало дело. Пропало место в сборной. И он тоже пропал. Чемпионов озвереть как быстро забывают. Он и оглянуться не успеет. Статус надо ежедневно подтверждать. А тут месяц… Или даже все два вон. Ну вот почему? У него были такие планы на это межсезонье! Столько всего нового…
Физиотерапия, угу…
- А в Москве по этому направлению лечиться можно? – угрюмо спросил он, когда Фельцман завёлся и тронулся.
- Хочешь к деду? Ну поезжай. Думаю, проблем не будет.
- Угу, - Юра уставился в окно. Они тащились с черепашьей скоростью. Добираться сто лет будут, пробки, блин, как в Москве. Хорошо хоть, Фельцман тоже не горит желанием разговаривать.
Думает, наверное, кого для сборной натаскивать вместо него.
Они все будут тренироваться и прогрессировать, пока он ходит на свою физиотерапию.
- Это ненадолго, - сухо сказал Фельцман, словно в ответ на его мысли.
- Угу, - повторил Юра, натянул капюшон пониже.
Отабек просил держать в курсе. Только что ему сообщать? «Уезжаю в Москву лечиться»? «Всё плохо»?
Да ну нафиг. Жаловаться ещё. Не он первый, не он последний, надо молча. Не волновать. Юра вытащил телефон, порылся в галерее и отправил ему уютно спящего тигрёнка.
«Ну как ты?»
«Норм. К сезону оживу. Всех порву»
«Давай», - одобрил Отабек.
Как будто это так легко.

Юра и не подозревал, что бездействовать окажется настолько сложно. Подъём не по будильнику радовал только первые два дня. На третий он угрюмо встал чуть свет, пошёл на кухню греметь посудой. Дедушка выскочил из своей комнаты, заспанный, с отпечатавшейся на щеке подушкой:
- Юрочка! Ну что же ты!
- Я не инвалид! Завтрак для двоих приготовить-то могу?!
- Да спал бы и спал! Тебе до физиотерапии ещё уйма времени! Отдыхал бы спокойно!
- Я не хочу отдыхать, - огрызнулся Юра, отвернулся к окну.
- А чего ты хотел? Чтобы поправиться, терпение надо.
- Сколько у меня может быть терпения? Ради чего?
- Будешь готов слушать – обращайся, - сухо сказал дедушка и ушёл к себе.
Юра ткнулся лбом в раму. Он не видел прогресса. Врач тоже. Заявлял, что Юра слишком зациклен. Что организм до сих пор в стрессе. Бесконечно трындел про отдых.
Какой ещё отдых? Юра не мог лежать ногами кверху. Уже на второй минуте начинали одолевать мысли о том, как медленно, но верно превращаются в тыкву его навыки, достижения, форма, растяжка… Так и до ручки дойти можно. Учебники помогали мало. Его документы приняли на филфак легко. Юра добыл список литературы и взялся изучать, раз уж время есть, требуется занять мозг… и информацию усваивать всё равно надо.
В соцсети заходить не хотелось. Он и так знал, что там увидит. Обычную жизнь всех прочих, которая не останавливалась из-за чьей-то там спины. У Пхичита – селфи, хомяки и селфи с хомяками. Селфи вдвоём и собака у Виктора. Котики Криса, псина Сынгиля…
Ещё сердечки и цветы от «Ангелов», но смотреть на них тяжело.
Он исправно ходил на процедуры, отчаянно надеялся, что ну вот сегодня-то ему скажут: «Можно возвращаться к тренировкам». Но слышал всё те же слова об отдыхе.
Обнаружилось множество занятий, приобщиться к которым он до сих пор не успевал из-за плотного графика, а сейчас было нельзя из-за спины. В теории он представлял, что когда-нибудь это всё кончится. У него не перелом. У многих спортсменов бывают травмы – и более тяжелые. Виктор восстанавливался вообще после разрыва связки. Восстановился же, потом ещё несколько раз золото брал.
Но то в теории. На практике кошка ложилась поверх учебников, и он не прогонял. Обнимал её, зарываясь лицом в тёплую мягкую шерсть. Молчал. Что тут скажешь, тем более – кошке.
Иногда ему казалось, что прошёл год. Иногда – что пара дней. Бороться было сложно. С кем бороться? Он же делает всё, что говорит врач! Отдых? Ну так чем его лёжка баклажаном с книжкой – не отдых?
Дедушка подолгу разговаривал с кем-то по телефону вечерами. Зря запирался у себя – Юра не слушал. Мало ли, с кем он там может говорить. Поэтому для Юры стал сюрпризом звонок в дверь – и Фельцман на пороге.
- Здрасте, - подозрительно сказал Юра, пропуская его в квартиру.
- Здравствуй. Ну как ты тут?
- Спасибо, - угрюмо буркнул он. Как будто и так непонятно. Как он может быть? – Барахтаюсь.
- Ну-ну, - Фельцман посмотрел на него с оттенком жалости.
- Проходите. Чай? Кофе? За водкой сбегать?
- Я тебе дам водку, - Фельцман повесил шляпу на крючок и отправился на кухню. Пожал руку дедушке. Тот радостно приветствовал его, за стол усадил. Два старых конспиратора. Хорошо хоть, не заявили «пойди, Юрочка, погуляй, пока взрослые побеседуют».
Сговаривались за его спиной. Только непонятно, нафига. Будто он сам как-то влияет на свой позвоночник. Вжух – и в порядке. Сейчас будут пилить, - обречённо подумал Юра, поплёлся ставить чайник.
- Я тебе решил дать время, но вижу, что зря, - сердито заговорил за спиной Фельцман, - когда ты за ум возьмёшься?
- Я? – Юра обернулся, смахнул с глаз чёлку.
Ну офигеть постановка вопроса! А что он не так сделал-то?! Какие к нему могут быть претензии?!
- Ты, ты, - мрачно объявил Фельцман. Дедушка кивал, смотрел выжидающе. И он туда же.
- А что я не так делаю?! На процедуры хожу, книжки читаю, питаюсь как раньше!
- Утратил боевой дух, - припечатал дедушка.
- А как я должен себя вести?! – взорвался Юра. – Нормально вообще! Как я должен этот ваш боевой дух дома проявлять?! Ножи метать в стену во время готовки?!
Старые конспираторы переглянулись. Фельцман вздохнул, заговорил уже помягче:
- Нам с Николаем Степановичем не нравится, что ты захандрил. Зациклился на том, что не видишь результата от лечения. Даже в соцсети ходить перестал.
- Откуда вы знаете? – подозрительно уставился на него исподлобья Юра.
- У меня свои источники информации.
- Ну и что вы предлагаете? – Юра сел, положил руки на стол, потом вообще опустил на них голову, из-под чёлки пробубнил. – Можно подумать, инстаграм – первейшее средство в ортопедии, а я вот дурак и пренебрегаю.
Щёлкнул, выключаясь, чайник. Рядом скрипнул стул. Звяканье посуды. Дедушка чай гостю делает. Непонятно вообще, чего пристали. Если он хотел узнать, как у Юры дела, необязательно было аж пилить в Москву. Юра резко выдохнул, выпрямился:
- Останетесь ночевать, Яков Семёнович?
- Спасибо, Юра, я в гостинице остановился.
- Вы же не могли приехать только чтобы спросить, почему я не сижу в фейсбуке. Яков Семёнович, я реально не понимаю, чего вы от меня хотите.
- Знаешь, когда ты рванул в Хасецу, я был очень недоволен, но знал, что ты в тонусе, видишь цель, ищешь средства и не унываешь. А сейчас я не узнаю того Юру Плисецкого. У тебя были планы на лето. Ты даже не думаешь их воплощать.
- Я поступил, - вяло огрызнулся Юра, - чем вам не цель со средствами. Рассказать вам про средства? Выразительные которые. Метафоры всякие. Оксюмороны.
- Спасибо, обойдусь.
- Если бы не спина, моя цель была бы – тренироваться и ещё раз тренироваться, чтобы все закачались. Мне нужно золото на Чемпионате Мира в следующем году. Только я не могу.
- И вот такой настрой! – заявил дедушка Фельцману над его головой. – Я уже готов сам упаковать ему сумку и отправить в Казахстан.
- Что?! – встрепенулся Юра.
- Твой друг тебя приглашал, помнится. Ты ещё в марте отпрашивался у меня на две недели летом, - сухо напомнил Фельцман.
Юра молчал. Что-то в мире идёт не так, если его уговаривают поехать в Казахстан Фельцман и дедушка.
- Тем более, твой друг уже связался со мной, спрашивал отдельно. Утверждал, что ему нужна там твоя помощь…
- Моя?! – перебил Фельцмана Юра. – Почему он мне не написал?!
- Ну это ты его сам спроси.
Юра сцепил руки под столом, посопел. Ну, упрашивать себя он не заставит. Хотя предвкушение немного омрачалось тем, что у Отабека волшебной палочки тоже нет, да и живую воду наверняка отключили ещё до революции.
- А как же физиотерапия?
- Придётся походить там.
- Но страховой полис…
- Юра, - дедушка положил ему руку на плечо, - этот вопрос улажен. Яков Семёнович даст тебе адрес…
- А кошка? - неуверенно спросил он.
- Как-то же я до сих пор за ней следил во время твоих разъездов.
Так не бывает, - твёрдо подумал Юра, но решил не щипать себя. Жалко такой сон прерывать.

В самолёте Юра весь извёлся. Попалось место у иллюминатора, обычно он любил смотреть, что там под крылом самолёта. Теперь солнце светило как-то не так, кресло было жёсткое, еда – невкусная, томатный сок – чересчур солёный. Леденцы от укачивания не помогали, и с паспортного контроля Юра вывалился злой, помятый, взъерошенный и бледный. Зато спина аж от всей этой встряски не болела. А даже если бы и болела – всё равно перестала бы, когда он увидел Отабека.
Тот стоял в первых рядах встречающих. К счастью, с пустыми руками, а то Юра уже успел вообразить себе воздушные шарики, цветы, плюшевых медвежат и прочую фигню. Накатил острый стыд – он почти не писал всё это время, пока маялся пиздостраданиями. А Отабек ещё и ждал, и думал о нём, и пригласил.
- Привет, - он торопливо облизнул губы, протянул руку. Отабек крепко пожал, посмотрел как-то странно.
- Как долетел? – заботливо спросил он, отбирая чемодан.
- Нормально, - уверенно выдал Юра. Сунул руки в карманы, зашагал рядом.
- Я очень рад, что ты смог приехать.
- А что мне. Я-то не делаю ничего. На физиотерапию хожу и книжки читаю. Мне разрешили делать то же самое здесь.
Отабек кивнул, придерживая перед ним тяжёлую стеклянную дверь:
- Знаю. Яков Семёнович мне сказал. Я должен тебе сразу признаться, наверное. Я пригласил тебя ещё и из корыстных целей. Мне твоя помощь нужна.
- Правда? – обрадовался Юра. Не то, чтобы он не верил Фельцману, но хотелось услышать подтверждение из уст самого Отабека.
- Да. Сейчас, погрузимся в такси, я тебе расскажу. Если ты не захочешь…
- Ну хватит, блин. Не захочу – так и скажу, - перебил его Юра. Интересно, насколько действительно нужна помощь, а насколько Отабек придумывает, желая найти ему занятие? Фельцман, наверное, велел, чтобы пациент не брал тяжёлого ни в руки, ни в голову.
Все так заботятся и переживают, что стыдно так долго сидеть на больничном.
На заднее сиденье он ввинтился первым, блаженно выдохнул, оперевшись спиной об упругую спинку сиденья. Отабек сунул чемодан в багажник, сел рядом, назвал водителю адрес и посмотрел на него.
- Это мы сейчас куда?
- Это мы сейчас ко мне, - Отабек улыбнулся, - я как раз купил очень удобный диван, там твоей спине должно быть нормально.
- Не фарфоровый, - дёрнул плечом Юра, - так что от меня требуется?
Отабек мечтательно улыбнулся, пошевелил в воздухе пальцами, изобразил «пистолетик».
- Я до сих пор думаю о том, как ты из ничего устроил такое шоу в Барселоне. Я хочу, чтобы ты поставил мне программу для показательных.
Юра уставился на него, не моргая. Ничего себе запрос.
- В каком ключе?
Отабек покачал головой, бросил взгляд на водителя и снова повернулся к нему.
- В этом-то и проблема, что я не могу сформулировать. Уже месяц достаю своего тренера. Ну, то есть, доставал. Он мне и то предлагает, и это, а я ему: «Нет, как-то по-другому хочу». Уже заколебался со мной, сказал: «определишься, чего тебе от жизни надо – обращайся».
- И ты думаешь, что я разберусь лучше? Я ж не тренер ни разу.
- Да, думаю, что ты разберёшься лучше, потому что если кто тут незашоренный, так это ты.
Юра не сдержался, довольно усмехнулся. В вопросе фигурного катания он давно руководствовался принципом «почему бы и нет». Всё – ради того, чтобы было круто, красиво, технично, лучше, чем у других!
Ну и раз он выбыл из строя на неопределённый срок, круто и красиво должно быть у Отабека. Отабек сможет! Отабек поймёт! Все должны просто ахнуть! Надо хорошенько обдумать, как сделать, чтобы было зашибись.
В напряжённых размышлениях Юра даже забыл, где он. Встрепенулся, когда машина остановилась. Полез за кошельком. Отабек покачал головой, расплатился сам:
- Ты ж не менял ещё. Ну и вообще это же я пригласил.
- В следующий раз плачу я, - заявил Юра, выбираясь из такси. Огляделся, пока Отабек спасал его чемодан из чрева багажника, - а раньше ты в другом доме жил вроде? Или у меня защемление не только диска, но и мозга?
- Я две недели назад переехал. Живу отдельно теперь, - слегка смущённо ответил Отабек, - идём.
- Это я типа вместо кота, которого пускают на новоселье? – фыркнул Юра, с любопытством осматриваясь. Отабек открыл дверь «таблеткой», зазвякал ключом от почтового ящика.
- Вызови лифт. Я на пятом живу.
- Ага, - Юра ткнул в кнопку.
Блин, круто как. Аж не верится. Он будет тут отдыхать, как и собирался. Ну то есть, наверное, не совсем отдыхать, но…
Расслабляться, вот. Интересно, как живут герои Казахстана. Линялых соколов не завезли, наверное. Юра скинул кеды, прошел по недлинному коридору. Двушка, заметно, что недавно приобретённая. Порядок из любви к порядку и из-за нехватки времени всё-таки разный. Вообще-то, Отабек мог и сказать! Развёл конспирацию! Две недели молчал о том, что переехал! А если бы не случилось нагрянуть в гости, так и молчал бы?
- Вот, - Отабек толкнул первую дверь, - я уже застелил тебе свежее бельё. Обживайся. Ванная вон там. Кухня напротив. А я вот тут, - он кивнул в сторону второй двери.
- Можно посмотреть? – Юра сцепил руки за спиной.
- Конечно! – Отабек приглашающе распахнул свою дверь.
Юра заинтересованно сунул нос. Тоже раскладной диван. Сейчас разобранный и незастеленный. Правильно, зачем эти условности, можно подумать, Юра никогда не видел беспорядок. Даже приятно, что он не принадлежит к той категории гостей, перед приездом которых всё вылизываешь. Одежда, правда, не валялась. Что-что, а свои охренительные шмотки Отабек всегда берёг, вешал в шкаф или клал в стирку сразу после того, как снимал. Чехол с гитарой в углу. Клубок из наушников, зарядников и прочих проводов на столе рядом с ноутом.
- Круто, - Юра выставил большой палец, - уютно так.
- Спасибо, - польщённо улыбнулся Отабек, - а, полотенца. Можно их брать в шкафу. На нижней полке. Хоть дважды в день новое бери, мне почему-то на новоселье все несли полотенца. Можно как мумия обмотаться.
- Круто! – повторил Юра. – Тогда я, наверное, и правда в ванную.

За окном едва светало. Юра зевнул, потянулся, блаженно потёрся щекой о подушку. Даже странно, как он ухитрился так классно выспаться. Вроде и день накануне был насыщенный: перелёт, потом допоздна болтали о всякой фигне, легли поздно. А вот. Отдохнул.
Нашарив тапки, он пошёл умываться. Потом заглянул на кухню.
- Разбудил? – Отабек поднял глаза от смартфона.
- Сам проснулся. Ну и мы же договаривались вместе на твой каток ехать. Я хочу посмотреть на твои программы, мне жуть как интересно. Эксклюзив. Первый их увижу, - «из всех твоих соперников» - хотел добавить Юра, но вовремя заткнулся.
Отабек отложил смартфон, улыбнулся, не размыкая губ, но всё равно как-то тепло. Юра вспыхнул, отвернулся:
- И не хочу повторяться в твоей показательной.
- Я так и понял. Зелёный чай будешь?
- С жасмином, - попросил Юра.
Надо написать дедушке сообщение, но позже. В Москве вообще рань несусветная. Дедушка порадуется, что он тут занят делом. Добровольно куда-то прётся.
Короткую Отабек собирался катать под Пятую Симфонию Малера. «Опять классика», - едва не ляпнул Юра, но успел прикусить язык. Как будто не знает, что Отабек из любой музыки способен сделать нечто величественное и суровое.
И любой костюм на нём смотрится строго. Да хоть нацепи на него эту попугайскую хренотень Сынгиля из позапрошлого сезона – всё равно наверняка круто выйдет. Сынгиля было немного жаль. Мало ходить мрачным и на всех цыкать. Надо ещё уметь цыкать на тех, кто тебе костюм придумывает, чтобы не расходились чересчур.
Блин, надо же не только программу Отабеку придумать, но и костюм для неё. Обычным шоппингом тут наверняка не отделаешься. Юра ещё не знал, куда приведёт его фантазия, но хотелось отгрохать действительно впечатляющий номер. Безупречный. Костюм тоже важен.
Придётся советоваться с Лилией. Не факт, что она сходу одобрит любую идею, но хотя бы предложит варианты. Если вежливо её попросить. Мировая тётка. Хоть и строгая. Ну так не будешь тут строгой – сожрут же.
Попробовал бы кто сожрать Лилию. Это она кого угодно сожрёт. И скажет, что диета такая.
К бортику подъехал Отабек. Вроде бы спокойный, но смотрел вопросительно.
- Супер! – искренне отозвался Юра.
- Рад, что тебе нравится. Как ты себя чувствуешь?
- Я? Да чего я... нормально всё. Сижу - и сижу себе.
- Тогда у меня есть идея. После тренировки хочу тебе кое-что показать. Надеюсь, тебе понравится.
- Что? - заинтригованно подался вперёд Юра.
Отабек улыбнулся, покачал головой и поехал обратно в центр катка.
Вот же научился дразниться!

- У тебя точно есть силы? – обеспокоенно спросил Юра, глядя на мотоцикл.
Отабек поправил перчатки, неопределённо махнул рукой.
- Я так отдыхаю.
- Физическая активность после физической активности? – с сомнением проворчал Юра.
- Это не такая активность. Так что?
- Поехали, - Юра надел шлем. Отабек – большой мальчик, блин. Если говорит, что ему норм, значит, норм.
- Я буду вести аккуратно.
- Да ты всегда водишь аккуратно. Я из-за этого разве?
Отабек не стал отвечать. Дождался, пока он усядется поудобнее, и стартанул. Юра спохватился, что даже не спросил, куда они едут, но отвлекать было уже поздно. Обхватил его за талию и вздохнул. Всего несколько дней назад он сидел в полнейшем болоте. А теперь мчится куда-то в отличной компании, и ни единой самоедской мысли.
Отабек привёз их к куску степи, ничем не отличающемуся от прочих участков равнины. Поставил мотоцикл на более-менее ровном пятачке, почти у самой дороги. Юра осторожно размялся, попрыгал, потёр спину.
- Пойдём. Нам повезло, что успели застать. Скоро всё отцветёт, - Отабек посмотрел на степь как-то мечтательно.
- А мотоцикл не сопрут? – опасливо спросил Юра.
- Нет. Пойдём.
- Ну, как знаешь, - Юра поплёлся за ним, стараясь не морщиться от покалывания в затёкших ногах.
Солнце припекало ощутимо, и Юра втайне порадовался, что поддался уговорам намазаться защитным кремом. Было действительно красиво, только он скорее позволил бы оторвать себе ногу, чем признался, что любуется цветами. Отабек уверенно вёл его за собой. Потом резко остановился.
- Здесь.
- Угу, - покладисто кивнул Юра. Помог расстелить небольшой коврик, - это типа для намаза?
Отабек промолчал, только посмотрел так, что уши вспыхнули. Бурча себе под нос что-то вроде «уже и пошутить нельзя», Юра сел с краешку. Потом вообще лёг.
- Спина? – Отабек сел рядом.
- Не. Нормально всё.
- Есть будем сейчас? Оно пропадёт всё.
- Немного посидим сначала – и тогда пикник, - решил Юра, закинул руки за голову, осторожно потянулся. Теплынь какая. И облаков почти нет.
Отабек лёг рядом, тоже посмотрел в небо, прикрыв глаза ладонью. Юра покосился на него и быстро отвернулся. Было тихо, но в тишине постепенно становились различимы звуки. Где-то зачирикала птица. Ветер с шорохом шевелил траву. По трассе проехала машина, но далеко-далеко, на грани слышимости, и её рокот не нарушил тишины и красоты момента.
Юра отчаянно принялся перебирать в памяти подходящие случаю стихи. Зря кучу книг перечитал, что ли? Лилия долго вбивала в него концепцию уместности. Но если не читать стихи на природе Отабеку, то кому и когда? Юра снова украдкой глянул на него. Отабек расслабленно улыбался. Потом тихо, едва слышно запел. Юра, открывший было рот, тут же замолчал. Он не понимал ни слова – Отабек пел по-казахски. Но это было ещё более уместным, чем стихи. И очень ему подходило – кто бы мог подумать.
Песня кончилась неожиданно быстро. Юра едва удержался от разочарованного вздоха. Отабек смотрел на него, непривычно умиротворённый – вопреки своей обычной суровой собранности. Ну что, батырам тоже иногда надо отдыхать. И ему явно так нравилось тут, вон, как уверенно притащил. И теперь лежит. И по лицу – тень от стеблей вокруг. А на носу пыльца. Юра облизнул губы, кашлянул и пробормотал:
- Хорошо, что у нас нет аллергии, да, Бек? Иначе всю округу уже бы соплями залили.
Отабек усмехнулся, привстал, смахнув пыльцу.
- Я с собой на всякий случай взял антигистамины.
Юра промолчал. Несколько крупинок остались у него на ресницах – и как только не мешали? Золотились в солнечных лучах. Юра откинул руку вбок. Трава приятно щекотала, и внутри тоже было как-то щекотно.
- А давай приедем сюда ночью. Знаешь, какие тут звёзды? Вокруг ещё красивее, чем днём.
Юра облизнул губы. Сил хватило только на то, чтобы показать большой палец. Ночь, природа, Отабек поёт. Нихрена себе. Разве можно такое пропустить?
- А у тебя есть телескоп? – наконец, сформулировал он наиболее адекватный вопрос.
- Маленький. Знаешь, эти, из наборов «юный учёный». Сам понимаешь, руки до него доходят редко. Поэтому я тебе ничего, кроме Большой Медведицы, на небе не найду. Но просто посмотреть можно.
- А ты выспишься? Мне-то что, а тебе завтра тренироваться.
- Высплюсь. Не каждую ночь же… - Отабек замолчал. Сел, полез в рюкзак. – Тебе с чем бутерброд?
- С огурцом, - Юра тоже сел, вытащил из кармана спёртые в самолёте влажные салфетки – чтобы руки протереть.
Отабек развернул пакет, положил между ними. Воткнул в пачку сока две длинных трубочки.
- Так проще, чем из стаканчиков, - пояснил он, - не уронишь.
- Хорошо, - пробормотал Юра. Опустил голову, старательно глядя на бутерброд. Столько заботы для него одного. Столько гостеприимства и доверия его способностям, - спасибо.
- Ещё яблоки есть. Будешь?
- Ты с собой половину холодильника упаковал?
- Четверть.
Юра вздохнул, погладил пальцем корочку бутерброда, решительно встряхнул волосами:
- Как были те выходы в тишь хороши!
Безбрежная степь, как марина,
Вздыхает ковыль, шуршат мураши,
И плавает плач комариный.
Стога с облаками построились в цепь
И гаснут, вулкан на вулкане.
Примолкла и взмокла безбрежная степь,
Колеблет, относит, толкает…
Наткнувшись на взгляд Отабека, он вспыхнул и замолчал. Поскорее вгрызся в бутерброд, чтобы никак не комментировать то, что сейчас произошло. Подавился, закашлялся, пряча лицо на сгибе локтя.
Отабек молча постучал его по спине, потом протянул сок.
- Спасибо.
- Очень красивые стихи.
- Пастернак! – Юра немного приободрился.
- Почитаешь ещё какие-нибудь?
Юра быстро запихал в рот остатки бутерброда, кивнул. Попил, пытаясь потянуть время и вспомнить что-нибудь подходящее.
- А о чём ты пел?
- О чём я мог петь, - хмыкнул Отабек, - о коне.
- О коне? – Юра облизнул губы. – Ну… Тогда вот.
Там, где маки алеют щеками под солнцем,
Там, где ветер горячий, где ночь так темна,
Шёл отряд, и стучали телеги колеса,
Славный воин осаживал тихо коня.
Ты простишь ли меня, брат с лоснящейся гривой?
Чуешь запах ты воли, медвяных степей,
Я купил тебя там, где склонятся оливы
К белокаменным стенам в песках на заре.
Ты меня выносил из кровавого боя,
Я лелеял тебя, когда сам голодал.
Сколько вёрст проскакали вдвоём мы с тобою
По равнинам, у рек, по холмам, среди скал.
Погоди. Знаю - сердце так алчет и рвётся
Вольно мчаться, не думать про долг и войну.

Молвит конь: "Скоро наше закатится солнце,
Чую - враг за холмом. Мира нам не вернуть"
Снова облизнул губы и замолчал, искоса поглядывая за реакцией. Отабек протянул ему яблоко:
- Арабские кони небольшие, но быстрые. Как раз для кочевников. Насколько мне известно.
- Да, - Юра облегчённо вздохнул. Критики не последовало.
- На Пастернака не похоже, - Отабек смотрел на него внимательно.
- Не похоже, - согласился Юра, теперь сосредоточенно уставившись на яблоко, - в общем… не похоже, потому что это мои. Только никому не рассказывай.
- Почему не рассказывать? – Отабек подсел ближе, положил ладонь на плечо.
Юра вспыхнул. Ну как ему объяснить? Он достаточно начитался всяких историй, где в виде эксперимента люди постили отрывки из классики под своим именем, и их пинали ногами в комментариях, разбирая эти отрывки по косточкам. Потом, когда реальное авторство вскрывалось, было неловко всем, топикстартеры ловили лулзы, но главное Юра усвоил твёрдо: если ты внезапно что-то накатал и не готов, что тебя будут виртуально возить мордой об стол, лучше не надо ничего показывать общественности. Не то, чтобы он боялся негатива в свой адрес. Этого негатива он уже нажрался – сразу после позапрошлогоднего золота в Финале Гран При его начали поливать в открытую: и поведение припомнили, и обвиняли, что зазвездился, задрал нос. И много другой хренотени. Юра виртуозно умел вслух послать автора статьи, закрыть вкладку и выбросить из головы. Но это было – другое. В фигурном катании он уже отличился, и даже последний завистливый придурок не мог выкатить обвинение, что он хреново выступает. А в области, где он совершеннейший новичок…
- Ладно, - решительно объявил Юра, - если хочешь, рассказывай.
Ледяной тигр он или нет? Почему надо бояться какой-то там критики? Мало ли, кого окунают в грязь и почему.
- Воины всегда слагали песни о своих подвигах, - доверительно поделился Отабек, - во всех культурах. Ярл Рудольф Смелый поразил двести двадцать семь врагов и на радостях сложил вису, восхваляя Одина. Ну, в таком духе.
- Хорошо, - буркнул Юра, краснея, - я что-нибудь у себя в твиттере выложу. Раз тебе кажется, что нормально.
Не факт, что другим понравится то же, что и Отабеку, но… не плевать ли?

В итоге решили выбрать для поездки следующую ночь, чтобы возвращение выпало на выходной. Во время тренировки Отабека Юра сидел на трибуне с книгой, честно пытался вникать в общее языкознание, но текст усваивался плохо.
Что могло бы пойти Отабеку? Такое, чтобы и публику удивить, и самому смотреться органично. Какая-то трактовка образа воина, которой до сих пор не было. Юра сдался, убрал книгу в рюкзак. Тренер даже почти не покрикивает на него, так Отабек крут. И серьёзен, и не отвлекается.
И вот этот человек – его друг. И всерьёз рассчитывает на его креатив. Действительно же рассчитывает, а не для отмазки наспех придумал повод пригласить. Надо погуглить подходящую музыку. Может, тогда возникнет идея для образа?
Отабек, правда, не торопил, но совесть надо же иметь? Во время сборов Юра включил – с его разрешения – музыку. Упаковывал спальники, яблоки, воду и всякие мелочи вроде спичек под жёсткий индастриал. Нет, пожалуй, толком под это программу не построишь. Пускай даже это и для показательных выступлений – всё равно халтурить нельзя. Наоборот, тут-то и должна фантазия развернуться, можно ведь что угодно в эту программу напихать.
- Всё нормально? – проходя мимо, Отабек коснулся ладонью его спины.
- Да, - Юра повёл лопатками, выпрямляясь.
- Хорошо, - рука скользнула до плеча, коротко сжала. Отабек улыбнулся ему и пошёл на кухню, загремел там посудой. Потом снова появился, - вот, надо ещё нож упаковать на всякий случай. И это, куртку возьми.
- Ага, - Юра засунул и его в рюкзак, с сомнением посмотрел на толстовку, натянул её, - ну что, двинули?

Отабек снова оказался прав. Юра зябко натянул капюшон. Ночью ветер резко стал прохладным. Мурашки по коже. Отабек внимательно посмотрел на него. Закончил распаковываться и расправил одеяло, на котором они сидели, так, чтобы можно было укутаться краем.
- Спасибо, - Юра поёжился, нахохлился.
- Спина не болит? – Отабек, наконец, перестал хлопотать, сел рядом, вытащил телескоп из чехла.
- Нормально всё.
- Тогда держи.
- Я лучше так, - поколебавшись, Юра снова лёг. Было действительно совсем по-другому. Тоже красиво, но иначе. И опять тишина вокруг совсем не тишина. Отабек смотрел в телескоп и, видимо, что-то там понимал, раз подкручивал линзы, переводил взгляд на разные участки неба.
Он столько всего умеет.
Наблюдать за ним оказалось даже интереснее, чем за звёздами. Те сияют – и сияют себе. Может, уже не сияют, дело было миллионы световых лет назад. А Отабек сидит рядом, весь довольный. И никто не лезет и не мешает.
- Здорово, - Отабек аккуратно убрал телескоп обратно в чехол, улёгся рядом, - в городе звёзд вообще не видно, ты сам обращал внимание, как там…
- Да, - Юра закрыл глаза. Крышесносные впечатления. Можно даже представить, что он в лодке посреди океана. Они вдвоём. Плывут на необитаемый остров, где никто не будет докапываться. И ветер попутный, но слабый, лодку раскачивает мягко, медленно...
Чувствуя, что стремительно мутирует в сладкую парочку, он всё же спросил:
- А ты веришь в вот эту фигню с падающими звёздами? Ну, типа, если желание загадать?
- Почему бы и не загадать. Скорее всего, желание сбудется, потому что ты к этому приложил силы, но и иметь такое вот суеверие тоже бывает полезно для настроя.
Юра приподнялся на локте, посмотрел на него. Отабек, казалось, ни капли не насмехался. Ну да, он же такой практичный и прямой. Если загадать желание ничего не стоит – почему бы и нет?
- А что бы ты загадал? – спросил он, чувствуя, что мурашки почему-то побежали сильнее.
Отабек помолчал, наверное, обстоятельно формулировал. Юра смотрел, как он сосредоточенно хмурится, и в голову лезла совершеннейшая фигня.
- Чтобы мои близкие были счастливы. А ты?
- Не знаю, - Юра прикусил губу.
Да чего пристал к человеку, он о звёздах, а ты к нему с желаниями. Изнутри щекотало почище, чем накануне днём. Отабек продолжал внимательно на него смотреть. Ждал хоть каких-то предположений. Или перемены темы разговора. Слегка улыбался, так, что внезапно стало жарко. Они были совсем близко, и Юру затянуло водоворотом. Друг к другу подались почти одновременно. Впечатались в объятия, неловко стукнулись зубами, Отабек поднял левую руку, положил ему на затылок, поцеловал уже нормально, требовательно, но без излишней жёсткости. Юра нерешительно прикоснулся к скуле, провёл кончиками пальцев. Они точно мутировали в сладкую парочку, но об этом точно не стоило писать в твиттере.
- Ты за этим меня сюда привёз? – угрюмо спросил Юра, когда они сумели хоть чуть-чуть разлепиться. Шутка прозвучала тупо, но это было всяко лучше паузы.
- Нет. Это вышло незапланированно, - Отабек поднял с земли свою кожанку, накинул на плечи Юре, обнял снова, - но не буду врать, что никогда не думал о том, чтобы… оказаться в такой ситуации.
- Правда? И давно? И молчал? Почему молчал?
- Юра, - Отабек подышал ему в висок, - подумай сам над ответом на свой вопрос, а?
Юра обхватил его талию, прижался, зажмурился. Всё было неправильно и одновременно правильно. Как бы он отреагировал, если бы трезвомыслящий и суровый Отабек вдруг сказал ему: «Люблю тебя, бро»? Первым делом спросил бы: «Ты охуел?» Пусть потом это бы и вызвало размышления, попытки разобраться, определиться, что делать с ситуацией, первая реакция была бы именно такая. И Отабек хорошо знает, что абсолютно всё новое он встречает в штыки. Прошито недоверие. Даже к нему. Наверное, это плохо, но что со своим характером делать? Он такой, какой есть… мучительно неловко от того, что Отабеку, блин, пришлось сидеть в засаде, караулить момент, чтобы дёрганый объект не влепил промеж глаз с ноги…
- Тебе со мной тяжело. Я же злобный, матерюсь и всех ненавижу. Почему я?
- Потому что ты самый твёрдый, упорный и решительный из всех, кого я встречал.
- И как это сочетается с тем, что я столько времени сидел в соплях из-за своей спины?
- Лично я не слышал от тебя ни единой жалобы.
- Ты необъективный, - Юра замолчал. Когда улетает крыша, трудно что-то человеческим языком сказать. Отабек – какой-то ниндзя. Незаметно подкрался и встал лагерем внутри крепостных стен. Сделал это ещё в позапрошлом декабре, в Барселоне, а теперь весь такой не при делах.
Отабек не делал никаких поползновений развить успех. Обнимал, молчал, дышал тихо-тихо. Юра слышал о гормонах кое-что другое. Впрочем, ему и самому прямо сейчас не хотелось нарушать сказочность момента. Ну точно мутировал в Виктора! Скоро начнет дарить кольца и голым залезать на крышу.
Виктор наверняка мог бы дать совет, что теперь делать с собой после того, как… оказался перед фактом. Сразу столько вопросов. Как теперь жить дальше? Скоро каникулы закончатся, он уедет. Так, нет, нельзя об этом думать. Юра поднял голову, чуть высвободившись из объятий. Решительно поцеловал снова. Интересно, хватило ли обстоятельности и предусмотрительности Отабека на презервативы?
- Поехали обратно? – предложил Отабек словно в ответ на его мысли.
Юра молча показал большой палец.

На тренировку Юра приехал снова вместе с Отабеком. Привычно уселся у бортика, открыл книгу, взятую почитать у Отабека - первую, которая подвернулась под руку - и невидяще в неё уставился. Наверное, следовало понять ещё в Барселоне – и о себе, и об Отабеке. Но он тогда был ещё сопляк, думал о том, чтобы эпатировать, а не… о снятии перчаток зубами.
А вчера утром Отабек просто тихо перетащил его вещи в свою комнату. Даже не стал спрашивать «да или нет». Потом они пошли гулять, оба молчали – но не потому, что сказать было нечего. Наоборот, распирало слишком сильно, и они никак не могли определиться, с чего начать. Поели мороженое – Юра даже не чувствовал вкуса. Купили продукты для ужина, вернулись домой, сели смотреть какой-то боевик. И к середине фильма забили на сюжет, целуясь и шаря друг у друга под одеждой. Никак не могли оторваться друг от друга, чтобы хоть ноут убрать. И спина даже не болела – впрочем, Отабек, казалось, ни на секунду о ней не забывал, очень бережно с Юрой обращался.
Ну конечно, потому что это Отабек. Он никогда ничего не забывает.
Надо бы поменьше сверлить его взглядом. Иначе падать начнёт. Хотя нет, этот кремень – не начнёт. Кто сурово и мужественно сегодня вскочил на рассвете и отправился на пробежку? Юра тоже не мог спать после этого. Мысленно называя себя верной скво, пошёл на кухню сооружать нехитрый завтрак.
Завтрак. Для Отабека.
А потом этот герой всяческого труда, конечно, поздоровался словами: «ну Юр, ну зачем, я бы и сам мог». При этом задрал край майки, вытирая лицо. Только поэтому Юра не сумел возмущённо заорать. Сглотнул и молча ткнул ложкой в сторону ванной.
Разве так можно?
Всего лишь пару дней назад у него и в мыслях не было никакой романтической мути.
Нет, Отабек по-прежнему остался суровым бро, но…
Наверное, дело в том, что Отабек такой крутой и классный, что рядом с ним хочется быть в любом статусе.
Юра достал из кармана огрызок карандаша, куснул и без того видавший виды ластик. Перевернул книгу и застрочил прямо на желтоватом форзаце:
Слов для стального клинка и ножен не подобрать.
Без слов остроту оценит намётанный взгляд.
Блеск не так уж и важен, важна человека рука,
Что меч закалённый направит твёрдо к горлу врага.
Можно давать имена, можно брать с собой на ночлег,
Важен ли меч потомкам – или его человек?
Если мечом доведётся однажды родиться мне,
Знаю я, чьим клинком хотел бы быть на войне.
- Всё нормально? – к бортику подъехал Отабек.
Юра закрыл книгу и с готовностью кивнул:
- Конечно.
Всё было более, чем нормально.

Во время сеанса массажа Юра почти не думал о том, что его сейчас вобьют в кушетку. Расслабился без ста пятидесяти напоминаний. Остро требовалось сформулировать идею для показательной Отабека. Точнее, идея была, но надо же ещё с технической точки зрения продумать.
Юра был почти уверен, что Отабек согласится. Это такой человек, которого сложно заподозрить в комплексах. Ну разве что в зенитно-ракетных. Ради хорошего шоу он готов принять любую движуху. Если уж он согласился на участие в хомячином ледовом шоу Пхичита, немного этнических мотивов – фигня просто. Разве этнические мотивы могут испортить его суровый и крутой образ?
Ну вот, себя убедил, осталось убедить Отабека.
- Вставайте, - физиотерапевт скрылся за ширмой, открыл кран, - ну вот, расслабились – и сразу прогресс.
- Правда? – встрепенулся Юра, натягивая майку.
- Ну, подробнее – это по снимку только определять. Но можете довериться моему опыту. Вы выполняете все рекомендации?
- Да, как обычно, - растерянно протянул Юра. Распустил волосы, прочесал пальцами.
- Ну, значит, процедуры начали действовать. В таком деле главное – терпение.
«Мне говорили», - хотел огрызнуться Юра, но промолчал. Вылез из-за ширмы, потоптался.
- На сегодня всё, жду вас послезавтра, - ободряюще кивнул ему физиотерапевт.
- Спасибо, - Юра заставил себя улыбнуться.
Реально? Вот это они называют тем самым отдыхом, который поможет лечению?

На каток они приехали пораньше – по просьбе Юры, он даже сделал над собой усилие, поднялся в шесть ради такого. Просто хотелось, чтобы как можно меньше посторонних тусило рядом, когда они будут обсуждать наметки программы. А то всё-таки стрёмно при чужих.
- Ты в любой момент можешь сказать, что моя идея дебильная и тебе не нравится.
- Конечно, - серьезно кивнул Отабек, - но ты сначала поделись.
Юра поёрзал, зажал ладони между коленями.
- Ты столько говорил о воинах и их песнях, что я и подумал: а почему не поработать в этом направлении. Прецедент был, так что ничего невозможного я не вижу. Но и часто тоже не ставят, так что нормально будет, оригинально. И в твоем исполнении, наверное, не ожидают…
- Юр, а конкретнее?
- Будешь исполнять шотландский танец или нет? – набрав побольше воздуха, выпалил Юра. Сам же и фыркнул.
- Шотландский?
- Да. В килте.
Отабек молчал так громко, что по спине побежали мурашки. Юра вспыхнул, выпрямился. Если ему не нравится, можно ведь так и сказать! Он уже открыл рот, но Отабек прервал паузу первым.
- Давай! Все ахнут.
Юра облегчённо фыркнул. Они стукнулись кулаками.
- С технической точки зрения я всё продумал. Посмотрел несколько роликов. Я тебе покажу, как они так танцуют, что у них юбка не задирается. Примерил некоторые элементы. В общем, должно ничего так выйти. Только это… твой тренер меня не убьет?
- Он сам сказал, что я могу делать, что хочу. Тебя же не убили ни за “madness”, ни за то, что ты в прошлом году сделал с Щелкунчиком.
- Ну и вообще, сначала он должен подобрать челюсть, - подхватил Юра.
- Именно. А композицию ты уже нашёл?
- Даже несколько. Выбирай.
- Дорожка шагов получится особенно классная, - мечтательно сказал Отабек.
Юра понял, что ему очень повезло по жизни.
А мог бы и не встретить…
В интернете было полно шотландских и околошотландских композиций. Благо, мода на разные хорнпайпы и джиги цвела буйным цветом. Юра обрадованно вывалил перед Отабеком сразу пять вариантов. Молчал, нервно ёрзал, пока тот сосредоточенно слушал и смотрел. Когда Отабек начал тихонько притопывать в такт, Юра успокоился окончательно. Ну вот. Ему всё-таки нравится. Они опять думают в унисон!
- Чем не песни воинов, правда? – счастливо спросил он, когда ролики закончились.
- Правда, - подтвердил Отабек, - мне больше всего понравился третий по счёту. Ритм самый удобный.
- Отлично, мне он тоже нравится! Ты не хочешь попробовать во время дорожки шагов повторить вот эти их махи ногами?
- Хочу. В крайнем случае, мы же можем что-то поменять, если не подойдёт?
- Да! И нам вполне подойдёт, если некоторые элементы мы просто обозначим. Это же стилизация, а не настоящий шотландский танец.
- Нет, - твёрдо ответил Отабек, - если делать – так уж делать!
Разве можно быть таким совершенством?

Полноценно показывать все па Юра не мог. Приходилось большей частью объяснять, то и дело находить в ролике соответствующий кусок и звать Отабека посмотреть. Тем не менее, когда на каток подтянулись сокомандники Отабека во главе с тренером, работа кипела вовсю. Они заняли дальний угол катка, Отабек запоминал последовательность движений, решив добавлять спортивные элементы позже, когда с хореографией разберутся. В неспешном, обстоятельном разборе программы, которая рождалась буквально на глазах, было что-то завораживающее. Во всяком случае, Юра даже не устал, не клевал носом, когда они вернулись домой.
Было очень хорошо. Обычно Юру, как бы он ни хорохорился, после собственных тренировок преследовало ощущение, что он недоработал. О чём-то позабыл. Упустил. Мог бы больше, лучше.
Сегодня день определённо удался. Ну суперски же поработали. Юра блаженно растянулся на диване, пошевелил пальцами ног, пытаясь коснуться противоположной стены. Потом отполз, освобождая место Отабеку.
- Врач сказал, что видит прогресс.
- Сколько ещё сеансов?
- Настолько точно не сказал. Я спрошу.
- Ну всё равно круто. А себе ты показательную придумал?
- Думаю. Ты мне потом дай поковыряться в своем плейлисте. Может, почерпну оттуда.
- Конечно. В любой момент.
- Супер. Тогда поделюсь, когда сформулирую, - Юра всё-таки подполз поближе, цепенея от неловкости, обнял, комкая майку, мазнул кончиками пальцев по позвоночнику Отабека. Хоть бы у него не было такой же травмы. Он, конечно, кремень и скала, но скелет у него не титановый.
Отабек не стал сопротивляться. Щекотно провёл носом по его шее, приподнимая подбородок. Перелёг так, чтобы удобно опереться локтем, поцеловал. Юра был готов выдать ему премию за понимание. Никаких «тоже ведь физические нагрузки, побереги спину». Хватит думать о себе как о древней развалине! Наверное, поэтому никак не поправлялся, что в голове мысли водили хороводы вокруг травмы.
А теперь действительно хорошо…

- Почитаешь мне ещё стихи?
Юра быстро уткнулся лицом в подушку. Отабек молчал, больше не настаивал, просто тихо гладил спину. Как кота прямо. Юра свёл лопатки, ещё немного подышал в разноцветную наволочку. Потом сел, подтянул колени к груди, поставил на них подбородок и, глядя в сторону, начал:
- На замерзшую крышу падает снег.
Минутная стрелка замедлит свой бег.
Не смотри в окно, неси вино, всем понятно одно:
Один только раз живёт человек.
Снег укутает дом словно ватой, стеклом,
Но холод и блеск не останутся в нём:
Приглушённые краски и старые сказки
Одержат победу над ночью и льдом.
Над домом степенно проходит зима.
Бесконечные вьюги сводят с ума.
Есть защита, мы дома – согреты, сокрыты,
И скоро уйдёт она прочь – сама.
Отабек, вроде как, не начинал смеяться. И критиковать тоже. Потянул за руку, привлекая обратно к себе, тронул губами подушечки пальцев.
- Мне очень нравится. И неожиданно для тебя. Победа над льдом.
- Это же не такой лёд, - слабо возразил Юра.
- А мне кажется, что как раз и такой тоже. И победа над ним значит, что ты делаешь его своей стихией. Он тебе подчиняется, а не ты ему.
- А занавески всё равно синие, - Юра фыркнул, прижался, потёрся щекой.
- Тебе неприятно, что я сразу начинаю толковать?
- Мне очень приятно. Это значит, что тебя зацепило, раз ты хочешь говорить…
Отабек помолчал ещё, подышал в висок. Как хорошо тут. Даже выздоравливать не хочется. Почему он не мог так расслабиться дома? Что мешало? Дедушка ведь старался ему удобную атмосферу организовать. Чего не хватало?
- Да, хочу говорить. Наверное, кто-то другой придрался бы, не знаю, к размеру или к рифме. Или к чему-то ещё. А я не разбираюсь. Мне нравится. Красиво. И очень круто, что ты ещё и поэт.
- Да какой я поэт, - проворчал Юра, поёжился, - не поэт нихрена.
- Я уверен, другим тоже понравится. И они офигеют.
- Было бы с чего офигевать после примы-балерины. Вот если бы я рэпчик читал, тогда – да. Йе, йе, мы с бро на тусу приехали, получит кто-то на орехи, если будет надо мной стебаться, ноги оторву, и не сможет он кататься.
Отабек усмехнулся в его макушку:
- Было бы светло, я бы показал большой палец.
- Спасибо, - Юра зевнул. Приподнялся на локте – медленно, чтобы не влепить нечаянно башкой Отабеку в челюсть. Поцеловал и лёг обратно.
Когда-нибудь они смогут проводить друг с другом столько времени, сколько захотят…

Назавтра Юра даже не стал брать с собой книгу. Хватит. Начитался. Пора заниматься делом. Пусть он сам не может на лёд – если действительно в будущем приспичит стать хореографом, зачем упускать возможность? Начинай, Юра, нарабатывать опыт прямо сейчас.
Пока Отабек разминался и шлифовал короткую под одобрительные крики тренера, он краем уха слушал музыку. Если процедуры действительно влияют, он сам скоро вернётся на лёд. А значит, и правда надо бы подумать о собственной показательной.
Удивлять публику – так удивлять. Надо спросить Отабека, как называлась та песня, которую он в степи напевал. Нагуглить. И поставить номер под неё! А что! Почему бы и нет? Этнические мотивы – так этнические мотивы!
Конечно, никаких муляжей коня. Нет. Нужны другие выразительные средства. Крысиного короля он сумел показать без всякой мути вроде накладных хвостов. В конце концов, везде есть народная песня о том, как боец вернулся с войны.
Ещё бы суметь совместить весь этот полёт фантазии и спортивного рвения с учёбой. И нельзя говорить себе: «а, красный диплом всё равно не светит, чего из кожи вон лезть».
Угу, ещё одно дело, где требуется лезть из кожи вон.
Впрочем, не привыкать.
Юра встряхнулся, сосредоточившись на Отабеке. Тот как раз приступил к их идее. Над катком бодро неслись звуки волынок и скрипок. Юра не без торжества отметил, что тренер тоже начал притопывать в такт. Ну отлично же. Он, правда, не знает о килте, но начало ведь положено! Всё будет хорошо…


продолжение в комментариях

это код

<i>В рамках Yuri!!! on Ice Big Bang:</i>
Миди (10000 слов) <a href="http://yoibigbang.diary.ru/p213226649.htm">«Песнь воина»</a> (Юрий Плисецкий/Отабек Алтын, слэш, hurt/comfort, romance, R, постканон) от [L]freir[/L] артер [L]Трандуилушка[/L] на сообществе [L]yurionbb[/L]

@темы: Рейтинг: R, авторский фик, Категория: слеш, Персонаж: Юрий Плисецкий | Yuri Plisetsky, Персонаж: Отабек Алтын | Otabek Altin, Отаюра | кумыс, Big Bang 2017

---

[Aurus]

Название: Я с тобой
Автор: Aurus
Артеры: Kissyushka, ISSKRA
Бета: анонимный доброжелатель
Размер: миди (14133 слов)
Пейринг/Персонажи: Виктор/Юри
Категория: слэш
Жанр: триллер, саспенс, ангст
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: возможный ООС и лёгкий майндфак
Краткое содержание: Однажды Юри и Виктор проснулись в мире, в котором больше никого не было.
Размещение: только с разрешения автора
Ссылка на скачивание фика: гуглдокс
Ссылка на иллюстрации: от ISSKRA:
i.imgur.com/5weytYK.jpg
i.imgur.com/WYrn8DB.jpg
от Kissyushka:
j-p-g.net/if/2017/07/08/0542186001499518693.jpg
j-p-g.net/if/2017/07/08/0873431001499518693.jpg

0.

Электрическая лампочка тускло моргнула пару раз над головой и погасла. В вязкой тишине было слышно, как лопнула вольфрамовая спираль, упала с тихим шелестом на стеклянное дно, мгновенно остывая.

Ещё через несколько мгновений смолк едва ощутимый гул, и тишина сделалась ещё громче.

– Кажется, генератор умер, – прошептал Юри.

Виктор кивнул и молча прижал его ближе к себе. В комнате было тепло, но Юри всё равно невольно подумал о том, что они будут делать зимой.

И наступит ли она вообще.

Они давно потеряли счёт дням – календари, которые они таскали с собой, терялись, или они сами их выбрасывали в порыве отчаянья, а потом сбивались, пытаясь начать заново, и от этого казалось, что время утекает сквозь пальцы. А может, наоборот, застыло на месте, неподвижное и густое, как утренний туман над океаном в Хасецу.

Сколько уже прошло времени? Месяц, полгода, год?

Виктор нашёл под одеялом его руку и сжал его пальцы.

– Ты слишком громко думаешь, – тоже шёпотом сказал он. И улыбнулся. Улыбка вышла вымученной и усталой, и даже в сгущающихся сумерках Юри видел глубокие тени на его лице, но Виктор всё равно старался – ради него.

Юри вздохнул и закрыл глаза. Сжал его руку в ответ, огладил большим пальцем прохладный металл кольца.

Постарался хотя бы раз не думать о том, о чём думал каждую ночь перед сном. Эти мысли, даже приправленные налётом отчаянного неверия, всё равно каждый раз зажигали где-то глубоко в душе огонёк надежды, которому утром было непременно суждено умереть.

– Спи, Юри, – прошептал ему на ухо Виктор, потому что Виктор вообще редко знал, когда стоит промолчать. – А завтра мы проснёмся, и всё будет… всё будет по-прежнему.

Его голос слегка сорвался на последних словах, и Юри почувствовал, как внутри него тоже что-то оборвалось.

Нет, подумал он, притираясь к Виктору ближе, ещё ближе, словно пытаясь слиться с ним воедино. Он судорожно сжал в кулаке его футболку, как будто верил, что это поможет ему удержать Виктора в случае чего. Нет.

Не будет.

Но упрямая надежда снова затеплилась в груди, и привычные тиски отчаянья показались на её фоне ещё теснее.

Не будет.
 

1.

Утром они проснулись позже, чем обычно, и ещё почти час просто лениво валялись в постели, дурачась и негромко переговариваясь. В конце концов, у них был отпуск, время заслуженного отдыха.

Они собирались провести в Хасецу неделю, и впереди их ждало целых семь дней блаженного безделья, общения с родными и друзьями и просто безмятежности.

Юри впервые было так легко. Когда валяться им надоело, он скатился с кровати, со смехом выбираясь из цепких объятий Виктора, и босиком пошлёпал в коридор.

Тогда он впервые почувствовал, что что-то не так.

Это сложно было сформулировать, особенно спросонья, но странное, тревожное чувство плотно поселилось на задворках сознания и отказалось его покидать. По шее пробежал холодок.

Юри замедлил шаг, пытаясь прислушаться к своим ощущениям.

Не дойдя до середины коридора, он остановился, напряженно хмурясь.

– Юри?

Он оглянулся на Виктора, застывшего на пороге комнаты в неплотно запахнутом халате, и против воли улыбнулся. Виктор был заспанный, домашний и удивительно уютный, и смотрел на Юри с неприкрытым обожанием во взгляде, которое даже Юри наконец-то научился различать, хотя это до сих пор казалось ему чем-то из области фантастики. Скажи ему кто-нибудь десять лет назад – да что там, два года назад! – что Виктор Никифоров когда-нибудь будет стоять в дверях его спальни и вот так вот сонно улыбаться…

Сердце пропустило удар, а потом забилось чаще, и Юри даже на мгновение забыл, что именно его обеспокоило.

С Виктором вообще было очень легко забыть обо всём.

– Всё в порядке? – участливо спросил Виктор, отталкиваясь от двери, чтобы подойти ближе. Юри неопределённо повёл плечом и смущенно опустил голову, когда Виктор обнял его.

Виктор рассеянно коснулся его волос, пропуская короткие пряди сквозь пальцы, и положил подбородок ему на макушку.

– Ты выглядел… – пробормотал он, тихо и сонно, пытаясь подобрать нужное слово. – Встревоженно?

Юри вздохнул и позволил себе расслабиться, неуверенно обнимая его за талию и прижимаясь щекой к его груди.

– Всё хорошо, – так же тихо ответил он, прислушиваясь к ровномустуку его сердца.

В пустом безмолвном коридоре казалось, что оно бьётся оглушительно громко, и у Юри снова неприятно засосало под ложечкой, а по шее пробежали мурашки. Виктор усмехнулся ему в волосы и убрал руку, видимо, решив, что ему щекотно.

Юри услышал, как тикают часы у них в комнате.

Зашуршал халатом Виктор, опуская руку ему на плечо.


Размеренно билось сердце, отдаваясь шумом крови в висках.

Виктор почувствовал, как Юри напрягся, и отстранился, чтобы заглянуть ему в лицо. Юри поднял на него испуганные глаза.

В доме было тихо.

– Юри?..

Юри шумно, рвано вздохнул и помотал головой, прислушиваясь.

Даже в периоды временного затишья, в мёртвое межсезонье, в доме всегда были звуки: гремела посуда на кухне, тихо бормотало радио или телевизор, что-нибудь напевала себе под нос Мари… Гостиница никогда не молчала, даже когда в ней не было постояльцев.

Сейчас постояльцев было достаточно. Они сами видели их вчера за ужином и в горячих источниках – возможно, Ю-топия переживала не лучшие времена, но дела в ней всё равно постепенно налаживались, и пустующей её было никак не назвать.

Так тихо просто не могло быть. Не могли же все просто… уехать? Да ещё и так, чтобы они с Виктором ничего не заметили?

– Почему так… тихо? – прошептал он. Виктор недоуменно моргнул и склонил голову, словно только что заметил, и Юри почувствовал, как сдавило горло от безумной надежды, что ему просто примерещилась эта мёртвая, неестественная тишина, и сейчас Виктор спросит, что он имеет в виду, а потом внизу раздадутся чьи-то шаги, и кто-нибудь включит телевизор, или зазвонит телефон…

Непонимание на лице Виктора сменилось озадаченностью.

У Юри сердце снова упало в пятки.

– Может, все ещё спят? – предположил он. Юри замотал головой.

Дышать вдруг стало тяжело. Он не понимал, что происходит, почему тишина показалась ему такой пугающей – она подавляла, окружала их, окутывала плотной пеленой, липкая, душная, как спертый воздух, забивающий горло и ноздри. В ней становились отчётливо слышно всё то, что обычно заглушалось другими звуками, оставалось незамеченным: тиканье механических часов, шелест занавесок, шорох незамеченной обертки из фольги, загнанной под стол сквозняком.

От этого тишина казалась ещё более плотной.

Юри со свистом потянул носом воздух и постарался усилием воли удержать его в лёгких, которые отказывались работать как следует.

Должно быть какое-то объяснение. Может, все гости за это время просто разошлись по своим делам; может, в городе проходил какой-то фестиваль, или ярмарка, или что-нибудь ещё – не слишком важное, чтобы трубить об этом на каждом углу, но достаточно привлекательное для туристов. Может, все отправились туда, пока они с Виктором спали. Может, родители и Мари куда-то уехали и решили, что не стоит их будить, чтобы предупредить об этом.

Может, может, может…

Мир вокруг неумолимо поплыл у него перед глазами, и Юри судорожно сжал пальцы. Только когда Виктор тихо охнул, он понял, что держал его за руки – но отпустить не смог: ему казалось, что без Виктора он утонет в этой тишине, что она поглотит его без остатка, как и всех остальных.

– Юри!

Виктор смотрел на него с неприкрытым беспокойством, и Юри видел в его глазах отражение собственной недоумённой тревоги, но сейчас Виктора больше волновал он, и от этого дышать стало чуть легче.

Ненамного, но легче.

Юри прикрыл глаза и постарался расцепить онемевшие пальцы. Это ведь было глупо, и было стыдно признаваться Виктору в том, что его настолько напугала тишина. Он знал, что Виктор не станет смеяться, но это не особо утешало.

– Наверное, – пробормотал он и уткнулся лбом Виктору в ключицу, – наверное, все разъехались. А я просто… не до конца… проснулся.

Виктор что-то задумчиво протянул, а потом неожиданно замер. Перестал успокаивающе гладить его по спине и даже задержал дыхание.

– Разъехались, – эхом повторил он за Юри через мгновение. Его голос прозвучал странно надломленно; Юри хотел было спросить, в чём дело, а потом тоже услышал.

Вернее, не услышал. Ничего.

Даже на улице было тихо. Не ревели машины, не ругались прохожие – Юри подумал, что не может толком вспомнить всех звуков, которые обычно доносились до второго этажа гостиницы, и от этой мысли стало жутко, как будто это он был виноват в окутавшей мир тишине. Словно он упустил эти звуки сквозь пальцы, не сумел удержать в памяти, и теперь из-за него они исчезли, растворились, развеялись на ветру.

Не сговариваясь, они с Виктором повернулись в сторону лестницы, ведущей вниз. Лестницы, знакомой Юри с детства – он знал каждую ступеньку, каждую царапину на перилах, посадил бесчисленное количество заноз об деревянные перемычки. Она мало изменилась с тех пор.

Сейчас она казалась ему чужой и страшной, словно кто-то взял образ из его памяти и перерисовал, незаметно исказив какие-то мелкие детали.

Вместо знакомой лестницы сейчас перед ним была лестница, ведущая в неизвестность.

Он вывернулся из рук Виктора, с трудом сбрасывая с себя оцепенение. Каждый шаг давался с трудом, словно воздух, пропитавшийся тишиной, стал плотнее и не хотел его пропускать; но неизвестность пугала тем сильнее, чем дольше оставалась неизвестностью.

– Юри, – Виктор нахмурился, но Юри тут же помотал головой, перебивая его. Сердце по-прежнему билось где-то у горла, и говорить было тяжело, но он не собирался так легко поддаваться панике, тем более беспочвенной.

– Я, – начал он и осёкся, снова посмотрел на лестницу и обратно – на Виктора. – Надо посмотреть внизу, может… там кто-нибудь есть.

Внизу никого не было. Дом словно вымер; Юри переглянулся с Виктором, и они кивнули друг другу, расходясь в разные стороны.


– Мам? Пап?

На пустых столах стояли тарелки с остатками завтрака и чашки с остывшим чаем; в душевой валялись на полу несколько влажных полотенец.

– Мари?

Никто не сидел в горячих источниках, и прозрачную воду тревожил только ветер, гнавший по ней редкую рябь.

Снаружи было тепло, особенно у источников, но у Юри всё равно по спине забегали мурашки.

Он вернулся обратно в дом и без труда нашёл Виктора в одной из пустых комнат наверху: в воцарившейся тишине слышно было каждый шаг, и охвативший его на мгновение страх потерять друг друга отступил.

Виктор выглядел не меньше озадаченным, чем он, и не меньше встревоженным.

– Это уже интересно, – хмыкнул он, небрежным жестом откидывая чёлку с лица и в последний раз окидывая чужую комнату взглядом. – Куда все могли подеваться?

Юри осторожно поднял с незаправленной постели раскрытую книгу и расправил страницы. Потом бережно закрыл её и положил на тумбочку рядом.

– Я не знаю, – медленно произнёс он. – Я наделся, что родители оставили какую-нибудь записку, но…

Он бессильно пожал плечами, и Виктор понимающе кивнул. Если бы они что-нибудь нашли, то наверняка бы сразу поделились этим.

Но записки не было, как не было и других намёков на то, куда все могли запропаститься.

Непохоже было, чтобы хоть кто-то торопливо собирался перед тем, как покинуть дом: все вещи, насколько можно было судить, остались на местах, кое-где в комнатах остались брошенными бумажники и путеводители, обувь нетронутая стояла у дверей.

Юри почему-то вспомнилась история о корабле-призраке, с которого непостижимым образом исчез весь экипаж, и об оставшихся в каюте вещах, о незаконченном шитье и кипящем на плите даже после стольких лет плаванья кофе…

Он поёжился. Виктор тут же оказался рядом и привычно обнял его, рассеянно выглядывая в окно из-за его плеча.

– Может, это один из знаменитых японских розыгрышей? – шутливо поинтересовался он. – Юри? Признайся, вы всё это подстроили, мм?

Юри бы очень хотелось, чтобы так всё и было.

– Если так, то это, наверное, будет один из самых масштабных розыгрышей в мире, – продолжил размышлять вслух Виктор. – Как ты думаешь? Мы попадём в книгу рекордов?

Юри был даже согласен попасть в книгу рекордов Гиннеса из-за дурацкой шутки, если бы это значило, что Виктор прав.

Возможно, он и был прав, подумал Юри, невольно стискивая халат у Виктора на спине. Конечно, сомнительно, что кто-то решил бы их так разыграть, да и подготовка казалась слишком уж… масштабной, но с другой стороны, это объяснение было ничуть не хуже других.

Да и какие ещё могли быть объяснения?

– Если так, я не хочу им подыгрывать, – пробормотал он куда-то Виктору в грудь, глубоко вдыхая и стараясь успокоить снова зачастившее сердцебиение. – Пойдём завтракать.

– Юри, – укоризненно протянул Виктор. – Так нельзя. Они наверняка обидятся, если мы никак не отреагируем!

– А как мы должны отреагировать? – Юри вымучил улыбку и посмотрел на Виктора, задумчиво склонившего голову. – Бегать с криками по всей гостинице?

– Либо… можно придумать ещё что-нибудь, – вдруг усмехнулся Виктор. Эту усмешку Юри знал очень хорошо; Виктор, даром что любил удивлять других, иногда мог быть очень предсказуемым, и Юри поспешно зажал ему рот до того, как он успел высказать своё предложение.

Глаза у Виктора смеялись, и Юри в очередной раз почувствовал, что тонет в его взгляде, теряя голову, и совершенно ничего не имеет против этого.

– Юри… – Виктор попытался изобразить на лице обиду, но не справился с задорной улыбкой и послушно пошёл следом за Юри, упрямо отказывавшимся смотреть в его сторону. – Но ведь…

– Нет, Виктор!

– Но Юри…

Юри почувствовал, как его и без того пылавшие щёки вспыхнули ещё ярче.

– Если есть хоть малейший шанс, что нас и правда снимает скрытая камера, – как можно ровнее сказал он, – то никакого секса. И нудизма, – добавил он, чуть подумав.

– Упускать такую возможность, – с притворным разочарованием вздохнул сзади Виктор.

~*~*~

Они позавтракали прямо на пустой кухне, не обращая внимания на грязную посуду. Юри только молча закрыл приоткрытую дверцу посудомоечной машины – как будто тот, кто собирался её загрузить, исчез, не завершив движения, и только чудом не уронил стопку тарелок.

Юри на всякий случай отодвинул их подальше от края стола.

Ещё раз окинул кухню взглядом.

Розыгрыш. Всего лишь розыгрыш, повторил он про себя, придвигаясь поближе к Виктору.

– Сделаем вид, что нам никто не нужен, – тихо прошептал Виктор, сжимая его пальцы, и Юри кивнул, слабо улыбнувшись. – Сделаем вид, что мы даже не заметили, что никого нет.

Такое сложно было не заметить, но что ещё делать, Юри не знал.

– Да, – прошептал он. – И я бы… наверное, я бы ещё поспал. У нас ведь отпуск.

Виктор кивнул, поцеловал его в висок и поднялся на ноги, потянув его за собой. Юри машинально встал и позволил увлечь себя обратно к лестнице, отстранённо удивляясь тому, что может идти: под гнетом тишины, окутавшей дом, подкашивались колени, и он крепко сжал руку Виктора, стараясь не думать ни о чём, кроме него. Он не хотел думать о пустых стенах, о пропавших звуках и странном розыгрыше, непохожем на розыгрыш.

Он не заметил, как они вернулись в его спальню и как Виктор мягко усадил его на кровать, опускаясь перед ним на корточки. Юри рассеянно моргнул пару раз, оглядываясь по сторонам, и постарался проглотить комок в горле.

Ему совершенно не хотелось спать. Он даже не был уверен, что сможет уснуть – слишком тяжело и неспокойно было на душе. Юри снова глупо понадеялся, что тишина в доме ему померещилась и он просто не мог ничего расслышать из-за шума крови, стучавшей в висках.

Нет, спать Юри не хотелось.

Ему хотелось проснуться. Наверное, впервые в жизни ему хотелось проснуться в холодном поту, с застывшим на губах криком, в руках у перепуганного Виктора – лишь бы проснуться и понять, что ему приснился кошмар, и услышать, как во дворе шумят в горячих источниках постояльцы, как внизу на кухне гудит посудомоечная машина или шипит масло на сковороде.

Виктор держал его руки у себя на коленях, бережно сжимая тонкие запястья и считая пульс. Юри снова почувствовал себя виноватым за то, что заставил его волноваться. Он слабо улыбнулся и сжал его пальцы, потянул на себя, отодвигаясь от края кровати. Когда Виктор послушно лёг рядом, Юри прижался к его боку, надеясь, что так близко к нему он сможет ни о чём не думать, кроме биения его сердца и дыхания, и что их будет достаточно, чтобы отогнать мысли – смешные, нелепые – о всепоглощающей тишине.

Часы на стене тикали громче с каждой секундой.

Где-то дальше по коридору сквозняк гонял по полу фольгу.

Занавески в пустой комнате шелестели громче отбойного молотка.

Юри крепко зажмурился и закрыл уши руками.

~*~*~

Позже Виктор скатился с кровати, схватил его ноутбук и включил музыку. Она мгновенно заполнила собой комнату, прогоняя стылую тишину, и Юри впервые с того момента, как вышел в коридор, сумел вдохнуть полной грудью.

За громкой музыкой было не слышно, что происходит снаружи. Юри сел на кровати, подтянув к себе колени, и слабо, смущенно улыбнулся.

Странное чувство тревоги по-прежнему сидело где-то внутри, по-прежнему просительно, предупреждающе трепетало, но паника уже отступила, и комната снова приобрела ясные очертания.

Виктор глубоко вздохнул и обнял его за плечи.

Юри ссутулился и спрятал лицо в коленях.

– Прости, – пробормотал он. – Я не хотел тебя волновать.

– Ничего, – Виктор усмехнулся и потрепал его по волосам. – Мне и самому стало не по себе, если честно.

– Мы как будто в начало фильма ужасов попали, – попытался пошутить Юри. Вышло не очень смешно, но Виктор всё равно улыбнулся.

– Не люблю фильмы ужасов.

– Я тоже, – признался Юри и чуть повернулся, чтобы видеть его лицо хотя бы краем глаза. – Пхичит бы сказал, что это круто, наверное.

Они замолчали. Песня закончилась и сменилась другой.

Если очень постараться, можно было представить, что где-то внизу раздавались шаги.

– Я чувствую себя так глупо, – неожиданно сердито вздохнул Юри, прислоняясь к Виктору. Тот удивлённо на него посмотрел, и Юри пояснил: – Мы же не в фильме, в самом деле. Мало ли, куда все разъехались. Ты, наверное, думаешь, что я совсем…

– Юри, это не глупо, – тихо перебил его Виктор. Он приподнял его лицо за подбородок и подался вперёд, пока они чуть не стукнулись лбами. – Я же сказал, мне тоже не по себе.

– Просто тут редко бывает так пусто, – словно оправдываясь, Юри пожал плечами и потер шею. Виктор поцеловал его в уголок рта и негромко вздохнул.

– Ну, мы сегодня никуда не торопимся. Можем хоть весь день провести в постели, – промурчал он. Юри не смог сдержать счастливой улыбки, когда он начал покрывать его лицо поцелуями, и на мгновение позволил себе забыть о странной, неестественной тишине, затаившейся за плотно закрытой дверью, и брошенных как попало вещах, не позволявших до конца поверить в то, что все «просто разъехались».

Пока играла музыка, об этом можно было не думать. А когда они её выключат, всё снова встанет на свои места. Вернутся постояльцы, подберут оброненные ключи и бумажники, зашумит в саду Мари… и когда они спустятся на обед, им будет, кого спросить об этом странном утреннем затишье.

– Если хочешь, можем сходить куда-нибудь, – пробормотал ему в шею Виктор через какое-то время. – На каток? Или хотя бы в магазин.

Юри вздрогнул, живо представив себе, как легко может лопнуть эта идеальная иллюзия, и замотал головой.

– Может, позже, – неохотно сказал он.

Позже, когда мучительная необходимость узнать, что же всё-таки происходит, неизбежно возьмёт верх, пересилит упрямое желание забаррикадироваться в комнате, конечно, они выйдут на улицу. Но пока Юри был не готов. Не хотел снова выходить в пустой коридор, не хотел опять оказаться в мире, из которого стёрли все привычные звуки.

И не хотел проверять, изменится ли что-нибудь, если они выключат музыку.

– Ещё немного, – попросил Юри, и Виктор кивнул.

Когда плейлист подошёл к концу, они переглянулись, и никто не потянулся, чтобы запустить его заново.

Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, привыкая к тишине, которая тут же снова пробралась в комнату. Она опустилась на них мягко, как пуховое одеяло, выпроваживая последние отголоски песни, ещё несколько секунд продолжавшей играть у них в головах.

Ничего не изменилось.

Всё, что Юри успел представить за музыкой, льющейся из слабых динамиков, исчезло, лопнуло, как мыльный пузырь.

Больше не было слышно приглушенных голосов постояльцев внизу, терявшихся в песнях.

Затихли шкворчание масла и звон посуды на кухне.

Пропал тихий гул редких машин, проезжавших мимо под окнами.

Один за другим пропадали звуки, растворялись в тишине, словно призраки, оставшиеся только в воспоминаниях. Виктор зашуршал одеялом, переворачиваясь на кровати и приподнимаясь, чтобы выглянуть в окно.

Юри соскользнул на пол и подошёл к двери, чтобы выглянуть в коридор.

По-прежнему пусто.

– Я схожу вниз, – нерешительно сказал Юри. – Возьму что-нибудь перекусить, и… устроим киномарафон? – с надеждой предложил он. Виктор выпрямился, устраиваясь в позе лотоса, и ободряюще ему улыбнулся, хотя улыбка у него вышла больше механической, а глаза остались серьёзными.

Юри ещё секунду поколебался, а потом заметил, как Виктор потянулся к телефону, и решительно вышел из комнаты.

~*~*~

Внизу ничего не изменилось за это время, и задерживаться там Юри не захотелось. Он почти беззвучно вернулся в комнату и вопросительно посмотрел на Виктора, хмуро созерцавшего свой телефон.

– Думал повеселить Юрио, – хмыкнул Виктор, откладывая телефон в сторону. – Рассказать, что у нас тут происходит, но он не берёт трубку. Наверное, у них сейчас тренировка, – он посмотрел на часы и пожал плечами, а затем подвинулся и похлопал по кровати рядом с собой. Юри охотно забрался к нему, притёрся к его боку и вздохнул, стараясь избавиться от тягостного чувства, засевшего внутри.

Они запустили какой-то фильм, и тишина снова отступила, затаилась в тенях.

– Если это розыгрыш, – протянул Виктор через какое-то время, – наверное, нас будут ждать снаружи. Как думаешь, что они будут делать, если мы не станем выходить?

– Не знаю, – Юри невольно улыбнулся и прикрыл глаза, потёрся щекой о его плечо. – Хочешь проверить?

– Мм, – Виктор задумчиво прижал палец к губам. – Может, ворвутся в дом и попытаются нас напугать? Или просто вернутся, как ни в чём не бывало, и попробуют убедить нас, что всё это время были на месте?

Его нелепые предположения, как ни странно, успокаивали не хуже шумного и богатого на спецэффекты боевика, бессмысленно разворачивавшегося перед ними на экране ноутбука, на который они не обращали никакого внимания. Юри лежал на боку, прижимаясь к Виктору, и снова представлял, что за взрывами, выстрелами и зажигательным саундтреком скрывается привычная какофония уютных домашних звуков, сливающихся в белый шум.

Он даже подумал, что это не так уж и сложно – притвориться, что они одни во всём мире, что им никто, кроме друг друга, не нужен, и пока они вместе, им ничего не страшно. Даже если все люди на земле исчезнут, они по-прежнему будут рядом, и это всё, что имеет значение.

Солнце достигло зенита и медленно поползло вниз, окрашивая рваные облака в пастельные тона.

Они досмотрели третий фильм и сделали перерыв, чтобы дать отдохнуть глазам и ещё перекусить; когда они спускались на кухню, Виктор шутливо предположил, что часть предметов там окажется на других местах, чтобы сбить их с толку.

Кухня встретила их ровно той же картиной, которую они оставили после завтрака, и на мгновение они замерли на пороге. У Юри сердце снова подпрыгнуло к горлу. Он был здесь уже два раза, и оба раза ничего не менялось; от этого становилось неуютно и неспокойно.

– Давай поедим в комнате, – попросил он, и Виктор тут же согласился.

Грязную посуду решили оставить до утра.

После еды Юри вспомнил про старую приставку, и вдвоём они сумели её воскресить и подключить к небольшому телевизору в гостиной; за бездумной игрой в шумные гонки и шутливыми препирательствами прошёл остаток вечера, и в какой-то момент у Юри начали слипаться глаза. Виктор тихо вытащил у него из рук контроллер и выключил игру, а потом вытянулся на диване в полный рост и потянул Юри на себя.

Несколько секунд ещё было слышно лёгкое потрескивание статического электричества на погасшем экране, а затем осталось только их ровное дыхание и размеренное сердцебиение.

Ночная тишина, по-особому мягкая, прокралась обратно в комнату, обманчивая в своей предсказуемости. В отличие от тишины, царившей в доме днём, она была ожидаемой и знакомой.

Юри не сразу понял, почему он при этом никак не может уснуть, балансируя на тонкой грани между бодрствованием и сном. Что-то ему мешало, не давало покоя, засело на подкорке, как назойливый зуд, и в тёплой комнате, надёжно защищённой от сквозняков, у него по спине пробежал холодок.

Где-то по-прежнему тикали часы.

Размеренно дышал у него над головой Виктор.

Привычная ночная тишина превратилась в иллюзию, собственное отражение в кривом зеркале, искажённое и безобразное. Она не таила в себе шорохов и скрипов, присущих обжитому дому; никто не ворочался в постели, не вздыхал во сне, не ступал еле слышно по полу, стараясь никого не разбудить, не перелистывал страницы книги и не щёлкал по клавишам, борясь с бессонницей.

Эта тишина была такой же всеохватывающей, как и утром, но как и многие предметы, теряющие свои очертания в темноте и превращающиеся в фантастических чудищ, стала казаться ещё страшнее.

Юри рвано вздохнул и зарылся лицом Виктору в грудь, крепче сжимая в пальцах его футболку.

Виктор успокаивающе зашептал что-то и перевернулся на бок, прижимая его к себе и гладя по голове. Юри не мог разобрать слов: они терялись за громким сбивчивым стуком их сердец.

– Всё будет хорошо, – прошептал Виктор ему на ухо, целуя его в макушку, в висок, в скулу. – Всё будет хорошо, Юри. Спи. Я обещаю.

В конце концов Юри и правда уснул, измотанный и опустошённый, убаюканный неровным ритмом глухих ударов сердца и тихой колыбельной.

2.

Океан лениво набегал на берег, оставляя после себя полоску мокрого песка, пенящегося на границе с нетронутой ещё полосой прибоя. Волны шумели, нисколько не заботясь о том, что происходило вне их стихии.

Юри вдохнул полной грудью, стараясь впитать в себя солёный воздух, пропитаться им насквозь, словно он мог увезти его собой, сохранить на дне лёгких вместе с шелестом разбивающихся о берег волн и криком чаек.

Они часто возвращались сюда с Виктором. Здесь, на берегу океана, за едва различимым, но постоянно присутствующим гулом водного массива, было не слышно вымершего города.

Океан никогда не менялся. Он был здесь задолго до того, как родилось человечество, и будет ещё долго после того, как оно уйдёт. Было в этом что-то успокаивающее.

Рядом с ним Виктор поймал его руку и переплёл их пальцы, поднёс их к губам и поцеловал.

Да, подумал Юри со слабой, усталой улыбкой, щурясь на заходящее солнце, прячущееся за облаками. Некоторые вещи остаются неизменными. Как не поддался страшной, необъяснимой перемене океан, так и они с Виктором по-прежнему были вместе.

Как только солнце скрылось за горизонтом, прогревшийся за день воздух стал стремительно остывать. Вечерняя прохлада нерешительно коснулась их легким бризом, словно извиняясь; Юри нашёл взглядом выжженное пятно от костра, который они разводили на берегу, когда совсем не хотелось уходить, и вздохнул.

Ветер пробрался под куртку, пробежал по коже мурашками и на мгновение отступил, выжидая.

Виктор вопросительно посмотрел на него, и Юри сжал его пальцы, а потом развернулся и потянул его за собой в сторону дороги, туда, где они оставили машину.

~*~*~

– «Один дома», – сказал однажды Виктор, не отрывая пристального взгляда от абсолютно пустой дороги.

– Что? – Юри моргнул, выныривая из своих мыслей, и с любопытством повернулся к нему. Виктор улыбнулся и убавил звук на магнитоле.

– «Один дома». Знаешь этот фильм? Американская комедия, там ребёнок…

– Остался один дома, – закончил за него Юри, улыбаясь. – Разумеется, в Детройте его каждый год крутили по телевизору под рождество.

Он не стал спрашивать, к чему Виктор вспомнил этот фильм.

– В России тоже, – Виктор тряхнул головой, откидывая чёлку с лица, и перестроился на соседнюю полосу. – Забавно, да?

– Думаешь, все просто уехали из города, а про нас забыли? – уточнил Юри. Виктор пожал плечами, и он снова отвернулся к боковому стеклу.

Мимо на бешеной скорости проносились деревья, давно сменившие городской пейзаж, а вдали на фоне величественно и неторопливо двигались горы, подёрнутые сизой дымкой. Юри не нравилось так быстро ездить, но по абсолютно пустынному шоссе не было никакого смысла плестись медленно.

К тому же, Виктора раздражала «черепашья скорость», и это был их компромисс: внутри городов они ехали медленно, крадучись, стараясь не пропустить ни малейшей детали, часто останавливаясь и проходя пешком по несколько кварталов, зато между городами летели во весь опор.

– Мы ведь поздно приехали, – сказал Виктор. – Только поужинали и сразу пошли спать. Про нас могли просто забыть!

И про мобильные телефоны, видимо, тоже, подумал Юри. Но вслух говорить не стал.

Первое время даже думать о том, что произошло, было страшно, и они проглатывали теории, не решаясь их озвучивать, а потом, когда кто-то не выдерживал давящей тишины, их прорывало, и они говорили, говорили, говорили, захлебываясь словами, задыхаясь, теряясь в догадках и нестыковках.

Теперь уже было не так страшно. Как и любая другая эмоция, со временем этот страх притупился, потерял жуткую новизну и неохотно отошёл на второй план.

На первый вышла необходимость двигаться дальше.

– Не хватает только грабителей, – натянуто пошутил Юри, подхватывая разговор. У Виктора придумывать самые невероятные теории получалось лучше: он не задумывался об очевидных противоречиях и не старался найти максимально логичное объяснение, в отличие от Юри. Он старался просто разрядить обстановку.

– Может, мы их ещё найдём! – бодро сказал он и начал подпевать следующей песне, прибавив громкость.

~*~*~

– «Я легенда», – негромко сказал Юри, поправляя подушки у изголовья кровати в пустом номере отеля, где они решили заночевать. Ему по-прежнему не нравилось так по-хозяйски располагаться в заброшенных местах, но, как справедливо заметил Виктор, по крайней мере, они не врывались в чужие дома, только в отели и хостелы.

Со временем Юри стал ловить себя на том, что всё меньше и меньше возражает против такого размещения. В конце концов, спать в мягкой постели было куда как приятнее, чем в машине или спальном мешке.

Виктор крупно вздрогнул и обернулся к нему, широко распахнув глаза и чуть не выронив бутылку воды.

– Юри! – воскликнул он. – Нельзя посылать вселенной такие запросы! А что, если они сбудутся?

Юри улыбнулся и сел на кровать, уперев локти в колени и положив подбородок на сцепленные в замок руки.

– Но это ведь больше похоже на то, что творится вокруг, чем «Один дома».

Виктор заломил брови и, отбросив бутылку в сторону, забрался на кровать следом за ним, подползая ближе на четвереньках. Он остановился почти вплотную к Юри, едва не касаясь его носа своим.

– Когда мы найдём кого-нибудь, – строго сказал он, проникновенно заглядывая Юри в глаза, – я очень надеюсь, что это будут не зомби. Мы ведь уже это обсуждали! Никакого зомби-апокалипсиса!

Юри рассмеялся и обнял его за шею, позволяя Виктору обмякнуть у него в руках и навалиться на него всем весом, опрокидывая его на спину.

– Никакого зомби-апокалипсиса, – согласился он. Виктор что-то проворчал, но он не разобрал слов.

Где-то дальше по коридору, скорее всего, на стойке приема гостей, тихо играла музыка, которую включил Виктор, пока Юри выбирал номер. На улице ветер трепал отклеившийся лист рекламного баннера.

Все остальные номера пустовали, хотя в некоторых оставались брошенные вещи: раскрытые шкафы, бокалы с недопитым вином, раскрытые чемоданы, документы, разлетевшиеся по всей комнате, где забыли закрыть окно.

Юри никогда не заходил внутрь. Осторожно прикрывал за собой дверь, тихо щёлкавшую нерабочим электронным замком, и шёл дальше, отгоняя прочь все мысли о людях, которые когда-то жили в этом отеле.

Теперь в городах остались только призраки. Брошенные на середине улицы машины, забытые вещи, незавершенные трапезы – и ни следа тех, кто всё это оставил, ни намёка на то, что заставило их столь стремительно всё бросить.

– Юри! – неожиданно воскликнул Виктор, приподнимаясь на локтях и заглядывая ему в лицо. – Давай куда-нибудь сходим!

– Например? – Юри вскинул брови, не спеша шевелиться. Виктор погладил его по щеке, скользнул выше, зарываясь пальцами в неровно подстриженные волосы у него на виске; Юри чуть повернул голову, прижимаясь к его ладони.

– Например, в ресторан! – торжественно объявил Виктор и торопливо скатился с кровати, скептически разглядывая свою помятую рубашку. – …Но сначала – в магазин, нам не помешает новая одежда.

Он выглядел устало, отстранённо отметил про себя Юри. Под глазами залегли глубокие тени, и даже неестественно яркая улыбка не могла их осветить – лицо у него казалось таким же помятым, как и давно не глаженная рубашка. Юри знал, что и сам выглядит не лучше, но до сих пор не замечал, как сильно вымотался Виктор.

И всё же он улыбался, пусть натянуто, измученно и слегка затравленно, пусть он выглядел измождённо и небрежно, но он всё равно улыбался, всё равно старался не терять присутствия духа.

Иногда Юри казалось, что Виктор слишком легко и несерьёзно относится к этому новому опустевшему миру. Он поразительно быстро избавился от угрызений совести в том, что касалось пополнения необходимых запасов в брошенных магазинах (Юри долгое время называл это грабежом, но в конце концов смирился: других вариантов, как ни крути, у них всё равно было не так много) и даже, казалось, научился получать от этого удовольствие.

Но вместе с тем он каждый вечер в одно и то же время неизменно звонил Якову, и раз за разом выслушивал сообщение о недоступности абонента, сменившее долгие гудки без ответа примерно через неделю после того, как они проснулись одни.

– Наверное, едет в метро, – иногда говорил он, безразлично пожимая плечами.

Или хмурился и беззлобно ворчал что-то по-русски, а потом пояснял, вздыхая:

– Опять забыл зарядить.

Другие номера они перестали обзванивать после того, как впервые попали на мёртвую тишину и поняли, что часть сотовых станций без обслуживания начала приходить в негодность.

С каждым днём от привычного им мира оставалось всё меньше. Поначалу нерешительно, но всё больше набираясь уверенности, природа подступала к покинутым городам, с брезгливым любопытством трогала разбросанные, словно детские игрушки, брошенные вещи, и когда никто не спешил вернуть их себе, жадно накидывалась, сметая всё на своём пути, раздражённо прибирая учинённый людьми беспорядок и вновь подчиняя себе земли, с которых её оттеснила цивилизация.

Запустение пока ещё не бросалось в глаза, но там, где больше ничто не сдерживало непогоду, регулярные дожди и ветра делали своё дело.

Только Виктору могло прийти в голову как ни в чём ни бывало пойти в ресторан.

Юри не нашёл в себе сил ему отказать.

~*~*~

Машина заглохла на середине безлюдной дороги.

Они вышли. Виктор обошёл машину спереди и открыл капот. Заглянул внутрь с важным видом.

– Юри, – сказал он через несколько минут, когда стало ясно, что пристальный взгляд проблему не исправит и даже не определит. – Скажи мне, ты случайно не брал с собой в дорогу никаких книг вроде «Автомеханики для чайников»?

Вместо ответа Юри вздохнул и молча достал из бардачка карту.

Виктор ещё несколько минут укоризненно созерцал внутренности машины, а потом сдался и опустил крышку капота на место.

Разогретый металл обжигал руки и слепил глаза солнечными бликами, монотонно гудел, медленно, неохотно остывая, словно выражая свою солидарность. Потом наконец вздохнул и замолчал.

Ещё одним железным трупом на трассе стало больше.

~*~*~

 

Фонарь в конце улицы моргнул несколько раз, зажигаясь всё неохотней, и наконец погас, погружая город в темноту.

Юри отпустил занавеску и со вздохом отошёл от окна.

Не то чтобы при свете там было на что смотреть. Ещё один мёртвый город, ещё одна мёртвая улица, ещё одна перегоревшая лампочка, уже далеко не первая, но и наверняка не последняя, что попадётся им по пути.

Через несколько минут прекратила шуметь в ванной вода. Было слышно, как Виктор что-то мурлычет себе под нос; Юри слабо улыбнулся, нерешительно переступил с ноги на ногу, а потом молча вернулся в постель, машинально расправляя одеяло у себя на коленях.

Свет гасить не стал.

Виктор вышел в одних пижамных штанах, раскрасневшийся и осоловелый; сонно моргнул, мягко улыбнулся Юри в ответ и без лишних слов забрался в кровать, где немедленно сгрёб Юри в охапку, прижался губами к его плечу и шумно выдохнул.

Юри перевернулся на бок, устраиваясь поудобнее, и крепко обнял Виктора за плечи, как будто тот был его якорем или спасательным кругом, последним, что осталось в этом опустевшем мире.

Он сам не заметил, как уснул, убаюканный размеренным дыханием и теплом чужих рук, выводящих узоры у него на спине.

Разбудил его звук шагов.

Звук разрезал окутывавшую их плотную тишину, отдался скрипом половиц и эхом в пустом коридоре; затих на пару мгновений, словно кто-то замер в нерешительности, и снова прокрался за дверью.

Юри рывком сел в кровати, устремив невидящий взгляд в сторону двери. Сонно заворчал рядом потревоженный Виктор, нахмурился, зашарив по постели в поисках Юри. Юри моргнул и вцепился в его плечо – до боли, до синяков, не контролируя силы, слишком взвинченный, чтобы отдавать себе в этом отчёт. Виктор охнул и распахнул глаза.

– Виктор, – сдавленно выдавил Юри, снова метнув взгляд на дверь. – Виктор, там кто-то есть!

Несколько секунд они оба переваривали сказанное, и сомнение мешалось в их взглядах с недоверием и надеждой.

А потом в коридоре снова послышались шаги, и они оба, не сговариваясь, скатились с кровати и кинулись к двери, чтобы распахнуть её настежь и замереть на пороге, напряжённо вглядываясь в темноту.

В коридоре было пусто.

Потребовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли к непроглядному мраку мёртвого отеля, но даже когда очертания предметов стали различимы, ничего не изменилось: кроме них здесь больше никого не было.

Незнакомый звук снова прорезал тишину, и они вздрогнули, одновременно разворачиваясь в его направлении.

В разбитое окно в конце коридора билась под порывами несильного ветра надломленная ветка.

Юри и Виктор переглянулись и тихо закрыли за собой дверь.

~*~*~

Иногда Юри казалось, что они совершили ошибку, решив уехать из Хасецу.

Иногда ему хотелось всё бросить и вернуться домой, а там – будь что будет.

В конце концов, почему они должны были искать кого-то, а не наоборот?

Но он понимал, что Хасецу – слишком маленький город, чтобы у них были шансы кого-нибудь там встретить. Если они хотели найти других людей – а Юри не верил, что они и правда остались одни вдвоём во всём мире, – им нужно было добраться до больших городов.

По крайней мере, так подсказывала логика и в некоторой степени – истории о постапокалиптичном будущем.

Но между большими городами лежали города поменьше, и всегда был шанс, что там кто-то есть – и каждый раз они тратили как минимум день на то, чтобы изучить пустые улицы и здания вдоль и поперёк.

С каждым мёртвым городом надежды найти кого-то ещё становилось всё меньше. С каждым пустым домом усталость всё сильнее наваливалась на плечи, давила отчаяньем и безысходностью.

Юри хотелось вернуться.

– Я устал, – тихо признался он однажды вечером Виктору, прижимая колени ближе к груди. У них снова заглохла машина, до ближайшего города идти оставалось несколько километров, а небо уже стремительно темнело; идти пешком ночью у них не было ни сил, ни желания.

– Юри, – укоризненно поцокал языком Виктор и чуть повернул голову, чтобы посмотреть на него. Юри не поднял взгляда, но и так знал, что Виктор улыбается. – Как же так? Ведь это ты у нас более выносливый, и уже устал?

Юри хмыкнул и пожал плечами, запрокидывая голову – осторожно, чтобы не удариться об машину, возле которой они сидели на голой земле.

На небе проступали первые звёзды. Тонкая полоска голубого на горизонте сужалась, уходя вслед за раскалённым кругом солнца.

Юри действительно чувствовал себя уставшим. Это была та усталость, которая не имеет ничего общего с физической, хорошо знакомой ему по бесконечным выматывающим тренировкам; она тяжело опускалась на плечи, повисала на спине мёртвым грузом, сжимала в тисках голову и отравляла каждый вдох. Это была усталость бессонных ночей, от которой путаются мысли и делается невесомым тело, усталость, которая пьянит и развязывает язык крепче любого алкоголя.

Он открыл рот, чтобы пожаловаться на одинаковые города, на то, как устал видеть сплошные незнакомые места и как скучает по дому, где каждый закуток знаком с детства.

А потом посмотрел на Виктора и закрыл рот, так ничего и не сказав. Проглотил все слова, вертевшиеся на языке, и нерешительно протянул руку, чтобы коснуться его руки, неподвижно лежавшей у Виктора на колене.

Виктор вздрогнул, словно не ожидал прикосновения, и резко повернулся к нему, выныривая из своих мыслей.

Тепло улыбнулся и переплёл их пальцы.

А затем поднёс к губам и поцеловал кольцо Юри.

– Всё будет хорошо, Юри, – преувеличенно бодро пообещал он. – Вот увидишь.

Юри верил Виктору – всецело и безоговорочно, порой, возможно, даже больше, чем следовало.

И он очень хотел верить, что всё будет именно так.

Потому что больше верить было некому.

Он проглотил комок в горле, кивнул, с трудом изобразив на лице дрожащую улыбку, а потом подвинулся ближе к Виктору и уронил голову ему на плечо, не выпуская его руки.

~*~*~

– Может, всех похитили пришельцы? – предположил вслух Виктор, оглядываясь по сторонам.

Юри пожал плечами и улыбнулся уголком рта.

– Всех, кроме нас? Это как-то… несправедливо.

– Ужасно, – немедленно согласился Виктор, ныряя в плохо заметный переулок за разросшимся кустом. – Не то чтобы я мечтал быть похищенным пришельцами, но такое чувство, что про нас просто забыли! А это обидно.

Переулок заканчивался тупиком. Каменная стена с остатками граффити встретила их немым укором.

Виктор немедленно подобрал с земли ветку, взвесил в руке, отбросил в сторону и подобрал другую.

– Виктор? – Юри остановился рядом и склонил голову, с любопытством наблюдая за ним. – Что ты делаешь?

– Как в Гарри Поттере! – Виктор улыбнулся своей фирменной голливудской улыбкой и наставительно покачал веткой перед лицом Юри. – Помнишь? Надо ткнуть палочкой в кирпич, и… что-то вроде того.

Не дожидаясь ответа или реакции, он принялся тыкать во все кирпичи подряд в одному ему известном порядке. Юри привалился к стене соседнего дома и сложил руки на груди.

– Главное, не пытайся пройти сквозь стену с разбегу, – сказал он. – Боюсь, твой лоб может этого не пережить.

– Юри, – плаксиво протянул Виктор, кинув на него обиженный взгляд через плечо. – Никакой поддержки!..

– Попробуй вон тот кирпич, нет, правее. Кажется, он чем-то отличается от остальных, – вздохнул Юри, наугад ткнув пальцем в условном направлении «подозрительного» кирпича.

Виктор просиял и снова истыкал стену палкой.

Через несколько минут ему это наскучило, и он со вздохом бросил потрепанную ветку обратно на землю, вытер руки об джинсы и кивнул.

Юри оттолкнулся от стены и пошёл за ним к выходу из переулка.

Днём, когда было слышно щебетание птиц, уверенно обосновавшихся в городах, говорить было будто легче, и сочинять все более сумасшедшие версии того, куда делись другие люди, с каждым разом становилось проще.

– Думаешь, мы в параллельной реальности? – спросил он, осторожно переступая через поваленный столб рекламного щита.

– Если так, то я разочарован, – вздохнул Виктор и пнул носком ботинка подвернувшийся под ногу камень. – Попасть в параллельную вселенную без возможности встретить свою альтернативную версию? Пустая трата времени!

Юри прыснул и легонько пнул откатившийся камень вперёд.

– Как ты думаешь, – тут же спросил Виктор, останавливая его ребром стопы и передавая пас обратно Юри, – Кем бы мы были в другом мире?

– Думаешь, мы бы не были фигуристами? – удивился Юри. От неожиданности он ударил по камню сильнее, чем рассчитывал, и тот укатился прочь, подпрыгивая на неровной дороге. – Впрочем, – тут же смутился он, – возможно, я бы… остался дома. Помогал родителям.

– Мм, – Виктор остановился и шутливо прищурился, окидывая его взглядом, а потом рассмеялся и потянул его на себя за рукав. – Нет, ты прав. Я не могу представить тебя где-то, кроме как на льду. Рядом со мной, – выдохнул он Юри на ухо.

Юри растаял в его руках, обнял за шею и глупо улыбнулся, чувствуя, как быстрее забилось сердце. Что бы ни происходило вокруг, он всё так же удивлялся тому, что Виктор действительно здесь и сейчас, рядом с ним, выбрал его, как и в первый раз.

Виктор ответил улыбкой на улыбку, обнял его одной рукой за талию, а другой перехватил его руку и закружил их в беззвучном вальсе по пустынной улице, и на мгновение Юри позволил себе забыться, утонуть в этом танце и не думать ни о чём другом.

Пока случайно не зацепился взглядом за что-то за плечом у Виктора, и тут же поперхнулся собственным смехом.

– Юри? – Виктор нахмурился, встревожено и слегка обиженно, когда Юри бесцеремонно оттолкнул его, потерянно оглядываясь по сторонам.

Юри поймал его взгляд и облизал пересохшие губы. Попытался что-то сказать, но не смог, и вместо этого молча указал ему на вывеску кинотеатра, возле которого они оказались.

Виктор послушно посмотрел в ту сторону, но понимания на его лице не прибавилось.

– Юри? Хочешь сходить в кино? – он попытался свести всё в шутку, но быстро умолк, когда Юри не отреагировал. – Юри?..

– Я знаю это место, – прошептал Юри. – Я… – он беспомощно посмотрел на Виктора, тут же оказавшегося перед ним. – Нет, не может быть.

Он моргнул, избавляясь от наваждения, но кинотеатр с покосившейся вывеской остался на месте.

Юри схватил Виктора за руку и потащил за собой, чувствуя, как с каждым шагом ледяной страх всё крепче стискивает внутренности.

– Здесь было, – сипло выдавил он сквозь зубы, – кафе. С тайской кухней.

Он уверенно прошёл по улице, свернул за угол, позволяя механической памяти взять верх над разумом.

– Юри? Что происходит? Юри!

Ещё через пару поворотов он остановился и шумно вдохнул. Виктор, не рассчитавший движения, врезался в него, тихо выругался, но Юри даже не заметил.

Мир вокруг поплыл у него перед глазами.

– Это то кафе, о котором ты говорил? – спросил Виктор. Юри услышал его, как сквозь толстый слой ваты, или как будто из-под воды; как будто они были далеко друг от друга, несмотря на то, что он до сих пор держал Виктора за руку, а другой рукой Виктор рассеянно гладил его по спине.

Он кивнул.

– И… это значит… – неуверенно протянул Виктор. – Ты хочешь… зайти? Посмотреть, не осталось ли у них чего-то?

– Виктор, – пробормотал Юри, с трудом отрывая взгляд от тусклого логотипа на двери перед ними. – Я знаю это место. Я знаю это место, потому что мы с Пхичитом часто сюда ходили после кино, когда у нас был выходной.

Он развернулся к растерянно замолчавшему Виктору и глубоко вздохнул.

– Это Детройт, Виктор.

~*~*~

Детройт, которому, строго говоря, полагалось быть на другом материке, слабо изменился с тех пор, как Юри оттуда уехал.

Они молча прошлись по улицам – медленно, опасливо, как будто в любой момент земля могла разверзнуться у них под ногами и проглотить их, как венерина мухоловка.

Юри называл места, которые помнил, и Виктор неестественным голосом подтверждал, что всё действительно так, как он говорит.

Что за этим углом будет кофейня (с разбитой витриной и разбросанной по полу посудой со столиков).

Что на соседней улице будет большая аптека (где они пополнили свои запасы лекарств).

Что если пройти пару кварталов…

Дверь катка скрипнула, и от этого звука заныло сердце, до которого даже сквозь накатывающую истерию и панику добрался укол ностальгии.

– Это был мой шкафчик, – пробормотал Юри в раздевалке. – И… Пхичита, – он провёл кончиками пальцев по наклейке с весёлым хомяком, коснулся замка и тут же отдёрнул руку, словно обжегся.

Пхичит собирался вернуться в Таиланд, монотонно напомнил он себе. Тут не могло остаться его вещей.

Но на скамейке стояла чья-то расстегнутая сумка, а на полу у открытого шкафчика стоял один расшнурованный конёк, и хотя Юри мало общался с другими фигуристами, он мог знать того, кому принадлежали эти вещи.

Виктор подошёл к нему сзади и обнял, положив подбородок ему на плечо.

– Не хочешь покататься? – шутливо спросил он.

Юри улыбнулся уголком рта, глядя себе под ноги.

– Лед растаял, скорее всего. Не хочу… не хочу это видеть.

Виктор понимающе кивнул.

– Это ведь не тот же каток, да? – вдруг отчаянно спросил Юри, сжимая его руки. – Это не может быть… то есть, Детройт, Америка, мы же не… я просто…

Он всхлипнул, и Виктор шумно вздохнул.

Развернул его к себе и обхватил его лицо ладонями. Провёл большими пальцами по щекам, ловя покатившиеся по ним слёзы.

– Уже поздно, – тихо сказал он. – Давай найдём, где нам остановиться на ночь.

~*~*~

Они не стали искать роскошный отель и выбрали первый попавшийся по пути.

В нём не было электричества, а из крана шла только холодная вода, но свободные номера были чистыми, и здание не успело пострадать от буйства стихий: все окна были целы, и внутрь даже не намело мусора.

Ночную тишину нарушал только упрямый ход механических часов над кроватью.

Юри лежал на боку и не мог уснуть. Виктор лежал напротив него в точно такой же позе, и в его глазах точно так же не было ни капли сна.

В коридоре послышались шаги.

Юри крупно вздрогнул, широко распахнув глаза, и прижался к Виктору, неотрывно глядя в сторону двери.

Они оба затаили дыхание и выдохнули только тогда, когда незнакомый звук растворился в привычной тишине.

@темы: Рейтинг: PG-13, авторский фик, Персонаж: Виктор Никифоров | Victor Nikiforov, Персонаж: Катсуки Юри | Katsuki Yuri, Виктури | катсудон, Big Bang 2017

---

[Птичка на проводе]

Название: Escape
Автор:  Птичка на проводе
Артер:  Kyanite
Бета:  Kyanite
Размер: макси, 27915 слов.
Пейринг/Персонажи: Юрий Плисецкий/Отабек Алтын, Юрий Плисецкий/Жан-Жак Леруа, Виктор Никифоров/Юри Кацуки (фоном). Мила Бабичева, Кристоф Джакометти, ОМП
Категория: слэш
Жанр: посткон, драма, сонгфик, анст.
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: ООС, ненормативная лексика, нехронологическое повествование.
Краткое содержание: Юрий вполне счастлив с Отабеком — все пять лет их идеальных во всем отношений. Но почему-то все равно сбегает с собственной свадьбы.
Примечание: автор почесал все свои хотелки в плане музыки, так что вам придется смириться с его дурным музыкальным вкусом. Правда, Wings of Icarus Яндекс не нашел, так что тем, кто желает ее послушать, придется спросить у ВК.

здесь плейлист

Размещение: после завершения феста с ссылкой на автора.
Ссылка на скачивание фика: yadi.sk/i/j91tshcO3Ko6MW
Ссылка на иллюстрации: yadi.sk/d/ebWJiDsx3KkVjm

1.

В зале вылета аэропорта Вантаа было немноголюдно — утренний поток желающих улететь уже иссяк, а до вечернего было еще далеко — и почти тихо: только сообщали о начале регистрации на рейс, да иногда какая-нибудь заботливая мамочка звала своего зазевавшегося отпрыска; в основном же все были заняты своими гаджетами, багажом и кофе в картонных стаканчиках.

— Куда летит ближайший рейс?
Девушка за стойкой «Финнэйр» удивленно подняла брови, глядя на явно нервничающего блондина в белой рубашке и галстуке-бабочке, но при этом в накинутой поверх черной толстовке — что за странные вопросы? — но, глянув на экран компьютера, ответила на английском с профессиональной вежливостью:
— Цюрих в тринадцать ноль пять.
— Цюрих? — переспросил блондин. — Блядь… — он нервно потер лоб.
— Следующий — Барселона тринадцать пятнадцать.
— Нет, — блондин мотнул головой, — лучше тогда Цюрих… Мне один билет. — На стойку шлепнулись паспорт и банковская карта.
— Эммм… — девушка посмотрела на него с тем же удивлением и легкой опаской — может, он сумасшедший? Или… забивая данные паспорта, она на всякий случай продублировала их службе охраны.
— Вы будете брать билет обратно? — поинтересовалась она.
— Нет, — качнул головой блондин. — Не буду.
— На это направление есть еще один рейс на два часа позже, зато билеты там дешевле, потому что это совмещенный рейс двух компаний…
— В тринадцать ноль пять, — не дал ей договорить блондин. — Могли бы вы поторопиться… Минтту? — прочел он на ее бейджике.
— Да, конечно. — От службы безопасности пришло сообщение, что гражданин Российской Федерации Плисецкий Юрий Сергеевич — это имя показалось девушке смутно знакомым — ни по каким криминальным сводкам не проходит. — Пожалуйста, ваш билет. Стойка регистрации пятьдесят шесть.
— Спасибо, — блондин резко развернулся и, надвинув на глаза капюшон толстовки, зашагал прочь…

You would say anything
You would try anything
To escape your meaningless
And your insignificance…

…Около соседних ворот рейса в Анталью, позвякивая бутылками в фирменных пакетах дьюти-фри, шумно переговаривалась толпа летящих на отдых с огромными чемоданами, не менее огромными женами и серьезными белобрысыми детьми финнов. Юра, ожидая своей очереди на посадку, подумал, что, наверное, стоило бы тоже купить что-нибудь покрепче — сейчас бы это точно не помешало, чтобы руки перестали уже дрожать а колени подгибаться, словно они ватные, но алкоголь никогда особо не помогал ему успокоиться, да и отношения с ним у него были не сказать, чтобы очень тесные…
Мимо, шурша упаковками с чипсами и громко переговариваясь, прошла группка финских детей, и одна из них — тощая девчонка с кучей косичек на голове — быстро глянула на него и тут же что-то зашептала на ухо идущей рядом подружке. Узнала, что ли? Юра сильнее натянул капюшон толстовки на голову и для верности отвернулся, продолжая чувствовать на себе любопытный взгляд. Хорошо, что ворота на Цюрих открылись, и скоро подошла его очередь прикладывать посадочный талон к сканеру. На турникете загорелся зеленый огонек. Глядя на него, Юра судорожно вздохнул — еще не поздно повернуть назад и, включив телефон, позвонить и сказать, что скоро будет… Он сильнее вцепился пальцами в так и норовившую съехать с плеча лямку рюкзака и решительно зашагал по ведущему к самолету рукаву…

Его место оказалось около окна, что устраивало более чем — никто не будет тревожить походами в туалет, и можно, не дослушав инструктаж стюардесс, отгородиться от всего мира волосами и, воткнув в уши вкладыши наушников, включить плеер, чтобы музыка мешала думать о том, кого он оставляет за бортом самолета. И не давала жалеть об этом… и реветь, как гребаная баба-истеричка, прислонившись лбом к холодному стеклу иллюминатора…

Why can't you just love her?
Why be such a monster?
You bully from a distance
Your brain needs some assistance…

*

— Итак, — Виктор поднял бокал и улыбнулся, — давайте выпьем за еще одну пару, которая скоро пойдет по нашим с Юри стопам!
— Еще скажи, что мы это с вас вообще скопипастили, — проворчал сидящий на другом конце стола Юра. — Как все эти журналюги пишут.
— Возможно, так оно и есть, — лукаво улыбнулся тот.— Эй, ну я же шучу! — быстро добавил он в ответ на его злой взгляд.
— Сам ты дурак и шуточки у тебя такие же.
— В самом деле, Вик, — влез в назревающий скандал двух чемпионов Джакометти, — по этой тропинке и до вас ходили, и не раз, так что она, — он хохотнул, — достаточно хорошо утоптана.
— И уже больше похожа на дорогу. — фыркнула Мила.
— Шестиполосную автомагистраль, — Пхичит навел камеру телефона на Юру и Отабека. — Шикарно получились, — прокомментировал, сделав снимок.
— Хайвэй, — добавил Гоша, — такое ощущение, что из натуралов тут только я и Мила…
— И это говорит человек, макияжу которого завидуют все девушки-одиночницы…
— Хэй, это только образ, тебе ли не знать со своими стразами на всех местах!
— …подпишу как… м-мм... «Предсвадебные посиделки». О, уже и лайки посыпались!
— Заебали, — Юра демонстративно отвернулся и стал смотреть в окно, на горящее красным и золотым от садящегося солнца море. — Своими шутками тупыми. И «Инстой» тоже.

В Хельсинки, чтобы подать документы для регистрации брака, они с Бекой должны были ехать одни, но за ними со словами: «Вы же с документами накосячите наверняка, я все лучше знаю!» увязался Виктор с — куда же без него — Кацуки. А потом еще и Мила изъявила желание, потому что «вообще-то мы тоже не посторонние!» и Гоша, и изначально планируемая как романтическая, поездка начала стремительно превращаться в балаган с «да ну ваши машины, есть же «Аллегро», как раз бухлом затаримся в дьютике!». И уж совсем в цирк с конями она превратилась тогда, когда в холл отеля вплыл, сияя улыбкой направо и налево, Джакометти с Пхичитом на прицепе — «Ну, они же тоже друзья!», — пожал плечами Никифоров. В общем, побыли вдвоем, ага. Юра откровенно бесился от восторженных воплей Виктора, скользких шуточек Криса и постоянного щелканья камерой Чуланонта, и даже объятия Бека и его спокойное: «Юр, забей и расслабься, пусть делают, что хотят», не помогали — в магистрате, отвечая на вопросы анкеты и чиновника, он нервно дергался и отвечал невпопад, а потом и вовсе замолчал, насупившись, предоставив Беке все делать самому. И, разумеется, выйдя на крыльцо под нестройное и чуть хмельное: «Поздравляем!» и «А теперь в ресторан!», никакой радости от того, что они с Бекой скоро — наконец-то — поженятся, не испытал, хотя вроде и должен был. Наоборот — хотелось послать всех к чертовой матери, тем более, что они явно нарывались, вот, например, как сейчас.

— Юр, — еле слышно и щекотно выдохнул в ухо Отабек, сжимая под столом его колено, — ну, не злись…
— Юр, — услышавшая это Мила легко толкнула его в плечо, — Ну, мы же любя-я!
— Мы на самом деле за вас рады, — искренне и светло улыбнулся ему Юри.
— И даже, похоже, больше, чем вы сами, — хохотнул Гоша. — Так что давайте на самом деле выпьем уже!
— Да давно пора, — Мила с готовность подняла свой бокал, — и без пафосных речей! — сказала уже открывшему рот Никифорову.
— Эй, я на правах практически старшего брата и наставника! — оскорбился было тот. — Хотя… ладно, оставлю до свадьбы.
— Я тебя не позову тогда.
— Ты не позовешь, так Бек пригласит, — широко улыбнулся хмурому Юре Виктор, — Ну, — провозгласил он, — за Алтына и его алтынным*!
— Ура! — подхватил нестройный хор голосов.

— Наконец-то они от нас отстали, — выдохнул Юра, когда за ними закрылась дверь номера, оставив в коридоре не совсем трезвый смех и «слушайте, а ведь тут где-то рядом есть клуб!». — Такое ощущение, что у них всех весеннее обострение началось, — пробурчал он, стаскивая кеды.
— Они просто веселятся, Юр, — улыбнулся Отабек, включая настольную лампу. — Пусть. Они имеют на это право.
— А я на что право тогда имею, кроме как слушать, как Витька учит Криса петь про топор из села Кукуево? — Юра раздраженно бросил куртку в кресло и принялся расстегивать рубашку — Ты мне, между прочим, обещал, что мы будем вдвоем!
— Ну, — Отабек подошел к нему и обнял за талию, притягивая к себе, — сейчас мы как раз вдвоем, — сказал в прикрытое волосами ухо. Его горячие ладони скользнули Юре под рубашку и, легко царапнув соски, спустились к поясу джинсов. — И кровать у нас кинг-сайз… — одна из них скользнула под ткань и легко сжала его член.
— Бек… — Юра положил ладони поверх его рук, — я… мне бы в душ… сначала. Ммм?
— Можем потом сходить вместе, — вторая ладонь присоединилась к первой.
— Бека… — Юра напрягся, — пожалуйста… — в его голосе снова послышались нотки раздражения.
— Хорошо, — тот нехотя отпустил его. — Могу тебе спинку потереть, — предложил он, внимательно следя, как Юра раздевается.
— Знаю я твое «потру» и что оно значит, — ворчливо сказал тот, избавляясь от джинсов и проходя в ванную — вполне в стиле пятизвездочного отеля просторную и потрясающую воображение. И с дебильной резиновой уточкой зеленого цвета, восседающей на бортике ванны — финны, что с них взять. Странная нация все же, но их можно истово полюбить только за то, что они разрешают зарегистрировать у себя, пусть и не без кучи бумаг и бюрократических проволочек, однополый брак граждан другого государства… Вернее, даже двух разных государств, в одном из которых про такое принято говорить только шепотом, а в другом — вообще молчать.
Юра со вздохом подставил лицо под теплые струи и потянулся за гелем для душа — как и положено, понтовым и с надписью «SPA». Пахнущая ванилью пена смывала не только пот, но, кажется, и усталость и раздражение от сегодняшнего суматошного дня. Настроение Юры стремительно улучшалось, и он совершенно точно не стал бы возражать, если бы Бека присоединился к нему и потер ему спину… даже если бы не потер ее вовсе — давно они не трахались в душе…
— Эй, — крикнул он, чуть прикрутив воду, — ну так как насчет спинку потереть??А? Бе-ека!!!
Однако тот не спешил отзываться — что за фигня такая, уснул, что ли? Юра быстро ополоснулся и, натянув халат и небрежно замотав волосы полотенцем, вышел в номер.
— Да, апа… все хорошо…— Отабек сидел на краю кровати с телефоном у уха. Юра тихо сел рядом и легко провел ладонью по его напряженной спине — тот вздрогнул от неожиданности, но тут же коротко улыбнулся, перехватывая и сжимая его ладонь. — В Хельсинки сейчас… по делам … Мы в магистрат заявление подавали на разрешение для вступления в брак… Да, тут можно. Апатай, — он нахмурился — увидев это, Юра прикусил губу, — нет, нельзя просто…потому что мы сами хотим… Нет, не только Юра, — Отабек, словно извиняясь за это, сжал Юрину ладонь — тот в ответ дернулся нервно и поморщился, — я тоже хочу, апа… Я понимаю, тебе это тяжело понять, но все же…Я не знаю, когда, сейчас дел много…хорошо, я попробую вырваться. Ты тоже всем привет передавай… сау болыңыз**, я тебя тоже люблю. Ты уже помылся? — спросил Юру, отложив телефон на тумбочку.
— Да, я тебя звал.
— Тут просто мама позвонила, и я…
— Я понял уже. — Юра посмотрел на свои босые ступни, утопающие в ворсе ковра ступни и вздохнул.

Это было самым больным — как к их отношениям отнеслась семья Отабека. Замечательно и чудесно, и тетя Роза — мама Беки — встречала Юру как родного каждый раз, когда он приезжал в гости, и закармливала его всякими вкусностями. Ровно до того момента, как они рассказали — вернее, Бек рассказал им, хоть Юра и говорил, что не надо, — что они не просто друзья… И все сразу поменялось, потому что его родители решили, что это Юра сбил их сына с пути истинного, хотя Бек и сказал им, что это он первый влюбился, еще в тринадцать лет, и вообще никуда со своего пути не сбивался. Но помогло это мало — его отец с тех пор с ним не общался, как и братья, а мама — только со слезами. Юра же вообще стал персоной нон грата — не то, что бы его это волновало, в общем, хотя… было все же неприятно, и еще он иногда чувствовал себя виноватым перед Бекой за это — что тот влюбился в него, а не в какую-нибудь Айгуль или там Ляйсан…
— Бека?— Юра провел кончиком указательного пальца по складке между его бровями, тревожно заглянул в глаза, — у нас же все хорошо, правда?
— У нас все отлично, — Отабек улыбнулся — вымученно, как показалось Юре — обнял его и поцеловал. — Все просто замечательно, — выдохнул губами во влажные волосы на виске, — И мы скоро поженимся, как и хотели.
— Да, — Юра обнял его за шею и прижался плотнее, — как хотели. Я тебя люблю.
— Я тебя тоже.

У них действительно все прекрасно и замечательно, даже несмотря на родителей Беки, и то, что последний год был пиздец непростым для обоих. Они все так же любят друг друга, и Юра все так же плывет и тает, когда ладонь Отабека зарывается в волосы на его затылке и сгребает их в горсть — то сильно, почти на грани боли, то легко, оглаживая кончиками пальцев кожу за ушами. И заводится от этого, и трется, как кот, щекой о грубую джинсовую ткань, и тянется к пряжке ремня и молнии. И тянет нетерпеливо вниз все и сразу, целуя твердый живот, спускаясь ниже, зарываясь носом в темные жесткие волосы в паху, и сползает вниз на ковер, чуть ли не выпадая из халата, обхватывая губами головку и сразу же заглатывая почти на всю длину, повинуясь все той же перебирающей волосы у него на затылке ладони. И сам заводится от этого и тихих хриплых стонов еще больше — так, что перед глазами все плывет, и выдыхает с облегчением, когда Отабек за плечи тянет его вверх, и когда его ладони ложатся на его бедра, а язык кончиком проходится по выступающим ребрам. И выпутывается нетерпеливо из совсем перекосившегося халата, одновременно жадно смотря, как Бек избавляется от джинсов и рубашки, и обвивает руками его крепкую шею, а ногами бедра, вплотную притираясь своим стояком к его, и вздыхает почти с облегчением, когда пальцы надавливают на вход. И, падая спиной на матрас, сам тянется за валяющимся на тумбочке флаконом смазки и разводит ноги — широко, насколько позволяет растяжка, и приглашающе. И сам двигает бедрами навстречу аккуратным толчкам, и просит, вцепляясь в плечи и захлебываясь стонами — сильнее, еще, пожалуйста, Бека, еще! И его мир, перед тем, как взорваться и обрушиться, как всегда сужается только до горящих темных глаз и обжигающих губ…
И потом лежит, разморенный и полусонный, головой на влажном животе Отабека, слушая, как постепенно выравнивается стук его сердца, жмурясь и чуть ли не мурлыча довольно, когда его пальцы снова зарываются ему в волосы, и тихо смееясь, когда Бека говорит, что, пожалуй, да — их безумную компанию однозначно надо, как и советовали в брачном агентстве («Это последняя тенденция, молодые люди!»), вывозить в Лаппеенранту, чтобы они не нашли себе приключений на задницу. И отвечает ленивым поцелуем и согласным мычанием на «Давай завтра туда махнем вдвоем?». И засыпает, как всегда, обняв руку Беки.
У них все хорошо.
У них все просто замечательно.
Но почему-то Юру даже во сне преследует ощущение надвигающегося пиздеца.

*

It doesn't matter where I have gone
I just can't afford to
Pay for all the mistakes
that you have made
It's about time I was paid...

— Дамы и господа, наш самолет приземлился в аэропорту города Цюрих…температура за бортом… просьба не вставать со своих мест до полной остановки…

Шагая за толпой пассажиров к выходу в город, Юра достал из кармана толстовки телефон и повертел его в руках, размышляя — включать или нет? По идее, надо бы словить вай-фай и сориентироваться по отелям и вообще… Как-то решить — куда дальше, а с другой стороны… Он поморщился, представив количество сообщений о пропущенных звонках — может, просто местную симку купить? Все же решившись, он глубоко вдохнул и нажал кнопку на торце — экран послушно сверкнул заставкой с тигром, и практически сразу, как и ожидалось, посыпались смс: от Виктора, Юри, Милы, Гоши, Фельцмана… и еще с одного номера.
«Юр, ты где?»
«Что случилось?»
«Юра, ответь»
«Юра, тут все с ума сходят»
«Юра, пожалуйста, дай о себе знать, я волнуюсь»
«Ну хорошо, тебе срать на меня и то, что я чувствую сейчас, но другие причем?»
«Юра»
«Мать твою за ногу»
«Юр…»

Остановившись посреди людского потока и не замечая, что его толкают со всех сторон, Юра тупо прокручивал ленту сообщений вверх-вниз — слова сливались в одно темное пятно. В горле стоял предательский комок, а на душе явственно скреблись кошки, и безумно хотелось позвонить и сказать, что дурак и мудак, и снова сначала сделал, а потом подумал — зачем, забери меня отсюда, нет, не забирай, я сам прилечу, а ты просто встреть, дома встреть, я очень домой хочу, и чтобы все было так, как раньше…
Только как раньше — Юра знал — уже не будет…
Шмыгнув носом, он провел пальцем по фотографии на экране, словно извиняясь, и набрал совершенно другой номер.
— ТЫ!!! Ебаный ты дебил! — закричали ему в ухо после первого же гудка. — Как ты посмел вообще такое сделать, да еще и…
— Мила, — прервал он поток гневных слов, — так было надо.
— Кому, блядь, было надо? — снова взвилась она. — Беке? Всем нам? Ты, самовлюбленный долбоебище! Ты вообще понимаешь, что…
— Бабичева, помолчи минутку, — Юра, получив очередной болезненный тычок в спину и недовольный взгляд, наконец, отошел в сторону. — Просто скажи ему…
— Вот сам и говори! — на том конце что-то зашуршало. — Ты где вообще?
— Я… — Юра вздохнул и прикрыл глаза, — не важно… Но со мной все в порядке…
— Юра? — другой голос — чуть хрипловатый, знакомый каждой модуляцией — заставил вздрогнуть и чуть не выронить телефон. — Юр, мать твою, почему ты…
Не ответив, он быстро нажал на кнопку выключения и, засунув телефон в карман толстовки, быстро зашагал к выходу из терминала.

— Хэй! — раздалось за его спиной, когда он вышел из зала прилета и зашагал к стоянке такси. — Плисецкий? Вот это встреча!
— Макс? — обернувшись, Юра увидел высокого небритого парня в яркой парке. — Ты что здесь делаешь?
С Максом Ставинским — пианистом и композитором, хорошо известным в определенных кругах — он познакомился пару лет назад, когда оба были приглашенными звездами на рождественском шоу Джакометти. Тогда-то они и сошлись — не так, чтобы называться близкими друзьями, но, чтобы раз в несколько месяцев обмениваться сообщениями в соцсетях и лайкать друг друга в «инсте» или поболтать ни о чем при редких встречах — вполне. И еще от Макса, как от профессионала, спокойно принимались замечания типа «Юр, я тут транслу соревнований смотрел — все классно, но ты пару раз в музыку не попал».
— Прилетел с гастролей вообще-то, — кивнул тот на стоящий рядом чемодан, поверх которого лежал чехол для одежды. — Из Японии. А вот ты тут как оказался? Крис вроде болтал, что на вашу с Отабеком свадьбу собирается? Или, — он усмехнулся, — вы уже отгуляли и летите в романтическое путешествие?
— Нет, — Юра поморщился, — я тут один…
— Вот как? — Макс удивленно поднял рыжеватые брови. — Что-то случилось?
— Да так… — Юра как можно безразличнее пожал плечами. — Все отменилось.
— Понятно… поругались, голубки? Ничего, — Макс похлопал его по плечу, — еще помиритесь, вы же не можете друг без друга, знаю я вас…
— Ага, — Юра отвел взгляд, — не можем… Ладно, — кивнул он, — пока, рад был встрече.
— Угу, я тоже… Кстати, у меня тут тачка на парковке, могу тебя до отеля подбросить.
— Нет, — покачал головой тот, — спасибо, но я сам…
— Плисецкий, твою мать… — закатил глаза Макс, — ты как всегда... Мне все равно по пути, так что давай, переставай выпендриваться, прима, и пойдем, — он подхватил свой чемодан и пошагал к паркингу, бросив через плечо — не отставай!
Юра вздохнул — вот, блин, встретил его на свою голову! — но нехотя поплелся за ним.

— Ну, — устроившись за рулем «Рено», Макс повернулся к нему, — говори адрес отеля.
— Да я… — Юра пожал плечами, — ты меня просто до центра подбрось, а я там уже сам разберусь…
— Та-ак… — тот нахмурился и серьезно смотрел на него. — Давай-ка, выкладывай, что у тебя случилось.
— Все нормально у меня, с чего ты вообще…
— Плисецкий, — прервал его Макс, — тебя в детстве, что, не учили, что врать плохо, особенно если ты этого нихрена не умеешь? У тебя лицо… все перекособоченное, да и общий видок тоже как у… Это новая мода такая? — он кивнул на толстовку Юры. — Кстати, бабочка с толстовкой вообще никак. Так что еще раз — переставай выпендриваться и изображать из себя…
— Я не выпендриваюсь, — Юра с преувеличенным вниманием разглядывал отстрочку на своем рюкзаке, — просто... сам со всем разберусь.
— Уверен? — недоверчиво хмыкнул Макс.
— Блядь, — Юра поднял глаза и посмотрел на него, — да какое тебе-то дело вообще до того, что у меня случилось?
— Совершенно никакого, — Ставинский сел прямо и завел машину, — тем более, что я после перелета спать хочу дико, — сказал он, выруливая с парковки.
— Ну вот тогда и отвали от меня уже!
— Я бы с радостью, — кивнул Макс, — но я же тебя знаю, Плисецкий: ты в таком состоянии, да со своим языком и характером запросто влипнешь в какое-нибудь дерьмо.
— Может, — Юра криво усмехнулся, — я именно этого и хочу?
— Знаешь, мне кажется, что ты уже в него влип, м? — Ставинский вопросительно посмотрел на Юру — тот поджал губы и ничего не ответил. — Так что давай все же ко мне, а завтра, если захочешь — переселишься в отель.

Квартира Макса располагалась почти в центре Цюриха, на последнем этаже старого дома, куда подниматься нужно было или по узкой крутой лестнице — «Тут ночью надо аккуратнее, особенно в подпитии» — или в тесном, едва умещающим двоих пассажиров, лифте. Небольшая и словно необжитая — видно было, что хозяин здесь практически не живет, бывая только наездами, собственно, как и они с Бекой в их квартире на Ваське. И тем удивительнее было увидеть стоящий посреди гостиной белый рояль — единственный предмет из всего скудного интерьера, который хозяин, едва переступив порог и небрежно толкнув чемодан в угол, принялся любовно протирать от пыли, кивнув Юре в сторону другой двери:
— Располагайся, там гостевая спальня, и в шкафу все, что нужно! Ванна прямо по коридору.
— Спасибо.
Спальня больше походила на хранилище различного хлама — пожелтевшие от времени нотные тетради, стопка дипломов в рамках, упаковки гитарных струн вперемешку с книгами и дисками на полках и подоконнике — но зато из окна открывался потрясающий вид на близлежащие черепичные крыши и блестящую гладь озера между ними. Правда, любоваться им не было ни сил, ни желания — Юра, вынув все еще выключенный телефон из кармана, положил его на подоконник, и, не раздеваясь, упал на продавленную кушетку, уткнувшись лицом в пахнущую лавандой и пылью подушку. Было до жути тошно и пусто, и в горле снова, мешая дышать, разрастался комок, и рыдать хотелось так, как он не плакал никогда — даже в детстве…Даже когда — Юра громко всхлипнул — хоронил дедушку…

Проснулся он поздно, судя по заливающему комнату солнцу, и тут же услышал звуки фортепиано, доносящиеся из соседней комнаты. Пригладив волосы и раздраженно потерев стянутую кожу на щеках — он все-таки разрыдался вчера, стараясь всхлипывать и шмыгать носом как можно тише — Юра вышел в гостиную: Макс, взъерошенный и в надетой наизнанку футболке, уже сидел за роялем, сосредоточенно глядя на черно-белые клавиши.
Юра, привалившись плечом к косяку, внимательно слушал — мелодия чем-то напоминала «Аллегро», под которое он катал произвольную в первом своем взрослом сезоне… Когда он выиграл финал Гран При и познакомился с Бекой…
— Классная музыка, сам написал? — спросил он, когда Макс закончил играть.
— Нет, — тот развернулся к нему на вертящемся стуле, — это Тончи Хульжич, хорватский композитор. Тебе понравилось?
— Я же сказал, — Юра сел в стоящее в углу кресло с облупившимися кожаными подлокотниками — классная.
— У меня где-то диск его есть, — Макс опять повернулся к клавишам, — возьми себе, может, решишь прогу поставить.
— Если я вообще их буду ставить, — Юра нервно дернул плечом.
— Решил бросить фигурное катание? — тот снова крутанулся на стуле к нему. — Серьезно?
— Не знаю пока еще… Может быть.
— Плисецкий, — Макс пристально посмотрел на него, — может, ты все же скажешь уже, что с тобой происходит такое?
— Полный пиздец, — Юра отвел взгляд.
— Я это уже понял. А конкретнее?

*

Так было уже — пять лет назад, почти шесть — когда Виктор свалил к Кацуки в Японию, а Юра, как дебил, увязался следом, чтобы вернуть легендарного многократного, и больно получил в итоге по своему заносчивому носу и самолюбию. И еще программу, которую он одновременно и ненавидел, и любил, как и поставившего ее Никифорова.
Но вроде с тех пор мозгов у него прибавилось, да и то непонятное болезненное чувство к Виктору прошло — не без участия Беки в обоих случаях — и вот снова что-то внутри него дрожит мелкой противной дрожью и заставляет нервничать и психовать...

— Это просто усталость, — сказал ему Фельцман после закрытой тренировки перед Миром — Юра ее завалил почти что полностью, ни одного прыжка не сделал нормально, и чуть не сорвался из-за этого в истерику прямо там, на катке, перед всеми.
— Вот сейчас все закончится, и отдохнешь, — Лилия сунула ему под нос стаканчик с чем-то вонючим и мерзким на вкус.
— Просто все и сразу навалилось, — сказал Бека, прижимая его крепче к себе.

Навалилось в последний год действительно все и сразу — так, как ни разу до этого. И подготовка к сезону не ладилась: Юру постоянно преследовали травмы — мелкие, вроде бы, но неприятные и выбивающие из графика тренировок, которые и так проходили на нервах, потому что музыка под проги все никак не подбиралась. А потом дедушка еще…словно удар в спину и под дых одновременно, когда ни дышать нормально не можешь, ни даже разогнуться, и перед глазами пелена из темных пятен и колючих слез, а все утешения типа «Все мы смертны», «Держись» и «Он тобой гордился» делают только еще только хуже и заставляют ненавидеть тех, кто так говорит.
Поэтому все свои медали Юра вырывал действительно с потом и кровью и вопреки, а не благодаря. И, если бы не поддержка Беки, он бы, скорее всего, совсем сломался, потому что сил, чтобы быть «новой русской легендой», «главной надеждой сборной» и всем прочим временами не было вообще никаких — ни физических, ни моральных. Хотелось просто упасть и лежать, растекшись бесформенной лужицей и бездумно глядя в потолок — он не воин, он задолбался им быть, не хочет, у него все болит, и Лилия достала уже своей хореографией!
Но Бека нависал сверху и смотрел прямо в душу чернющими глазами и говорил: «Юра». «Я с тобой». «Рожденный воином не может перестать им быть». И обнимал, гладя по голове. И целовал глубоко, шепча в губы: «Жаным»***. И Юре действительно становилось легче, особенно, когда они сидели на диване, укутавшись одним пледом — они специально купили большой — и засунув сбитые ступни под один пакет со льдом. И думалось, что действительно, чего он раскис и разнылся — он же не нежная фиалка Кацуки, мать его, и дерьмо не вечно, и скоро он, получив свою очередное «золото» на Мире, действительно отдохнет от всего. И они с Бекой побудут, наконец, вместе — не наездами между соревнованиями и сборами, а по-настоящему. И распакуют до конца уже год как стоящие по углам их квартиры («Фу, вокзалище!» — морщилась Бабичева каждый раз, когда приходила в гости) коробки с вещами. И будут тупо спать до обеда, не стремясь за короткий промежуток времени вместе наверстать все упущенное и успеть все на несколько недель вперед. И посмотрят, наконец, всех «Мстителей» по порядку. И выедут уже куда-нибудь за город обкатать новый Бекин BMW и парные шлемы…

В общем, всё у них будет хорошо и просто замечательно, у них в принципе все пять лет, что они друг друга знают, всё просто замечательно: полное взаимопонимание во всем — блядь, да они поссорились-то всего пару раз! — общие интересы, охеренный секс…
Бека — самый лучший, скала спокойствия и уверенности, за которой можно укрыться от разрывающих душу противоречий. Тот, кто всегда понимает лучше всех, кто принимает таким, какой есть, ради которого хочется становиться лучше, тот человек, рядом с которым хочется провести всю жизнь…
Наверное.

— Кацудон!
— Ммм? — Юри, продолжая сосредоточенного смотреть, как группка юниоров, которых он тренировал, и которые — кто бы мог подумать вообще! — смотрели на своего всегда вежливого тренера с большим благоговением и страхом, чем на орущего матюками Фельцмана, делает прыжки, вопросительно поднял брови.
— Можно спросить?
— Да, конечно, — кивнул тот, — сейчас только, погоди пожаруста… Таня-кун, — чуть повысив голос, позвал он, — за ногой опорной следи…
— И еще она корпус заваливает пиздец как, — Юра посмотрел, как та самая Таня-кун — с огромными глазищами и веснушками на лице — выходит из тройного лутца.
— С корпусом мы боремся,— заметил Кацуки, — Таня-кун, еще раз!
— Пока хуево боретесь, но она вроде бы не безнадежная. И вот тот рыжий…
— Митя-кун.
— И он тоже.
— Аригато, — Юри улыбнулся. — Так о чем ты хотер спросить?
— Спросить… — Юра постучал носком кроссовка по бортику. — Скажи, Кацудон, вот ты столько лет с Витькой… у тебя никогда не возникало желания… — он замялся, — ну… бросить его?
— Бросить Витю? — Кацуки, забыв про Таню-кун и остальных, развернулся к нему и удивленно хлопнул глазами, — Зачем мне это хотеть?
— Ну…— Юра пожал плечами, — не бросить, а просто… вдруг он не твой человек?
— А чей тогда?
Юра вздохнул — беседовать с этим блаженным, который до сих пор смотрит на Никифорова как на ожившее божество, изначально было бесполезной идеей.
— Всем перерыв десять минут! — крикнул Кацуки своим подопечным — те стайкой потянулись к выходу. — Юра, — он сел на сиденье и сняв очки, прищурился, — я понимаю, что ты…немножко нервничаешь, да? У меня, — он коротко улыбнулся, — тоже такое быро… перед свадьбой. Потому что вся эта суета и какой торт выбрать…И еще тетушка Мидори, как всегда…
— Да не нервничаю я, с чего ты взял? — фыркнул Юра — Кацудон в ответ недоверчиво вздернул брови, но ничего не сказал. — Просто интересно — как ты понял, что Витька твой человек. С которым ты проживешь всю жизнь.
— Как поняр… — тот пожал плечами, — не знаю… Наверное, — нацепив на нос очки, он посмотрел на Юру и улыбнулся, — так же, как ты про Отабека? Просто понял и всё.
— И всё…

Бека — именно его человек, Юра в этом не сомневался — с того самого момента, как в Барселоне пожал протянутую ему руку. Ну, может, чуть позже: когда они сидели в кафе и болтали обо всем на свете — вернее, это Юра не затыкался, а Отабек просто слушал молча и внимательно. И для Юры он и самый лучший друг, и брат, и любовник, но только…

В последнее время их отношения изменились — вроде бы неуловимо, но Юра это явно чувствовал — и не в лучшую сторону. И дело не в том, что в них стало меньше страсти — понятно, что нельзя всю жизнь трахаться, как одержимые кролики, хотя, в их-то возрасте… Исчезло другое, гораздо более важное — та особая теплота, которую чувствуешь рядом с близким человеком, и стало как-то… словно сквозняком по босым ногам потянуло.

Сначала думалось, что все из-за усталости, Юркиных, чуть не стоивших ему нервного срыва загонах, и травмы Отабека — тоже вроде бы незначительной, но неприятной, из-за которой он чуть было не слился на Мире, который он провел тоже на нервах. Какая уж здесь теплота и нормальное общение, тут как бы в штопор не сорваться вообще и накатывающую, как девятый вал, истерику.
Но и потом тоже, когда они слегка перевели дух, это ощущение осталось...
…когда одному комфортнее, чем вдвоем…
Они старались, конечно, распределяться на одни и те же этапы, но получалось далеко не всегда — и даже приехать поболеть друг за друга. Или Беке надо было уехать по делам в Алматы. И в такие моменты Юра безумно скучал, а сейчас же… нет, не радовался, конечно, но и не мотался по квартире из угла в угол, постоянно проверяя телефон на предмет сообщений — просто спокойно занимался своими делами. И даже трансляцию Четырех Континентов не стал ждать — рано утром у него была своя тренировка перед Европой.

…когда чужие прикосновения напрягают, и когда чувствуешь, что так же напрягают и твои.
Они всегда смотрели фильмы в обнимку, так же, как и спали, но теперь наоборот —садились в разные углы дивана. И в кровати тоже — чужое дыхание и горячее тело, прижимающееся вплотную, безумно раздражали и мешали уснуть, и Юра, дождавшись, пока дыхание Беки выровняется, аккуратно вылезал из-под его руки и отползал подальше. И даже сменил одно большое одеяло на два поменьше — чтобы спокойно заворачиваться в свое. А Бек, в свою очередь, говоря «Сегодня снова спина ноет» тоже выскальзывал из Юриных объятий на свою половину кровати.

…когда во время ужина молчание не уютное, разделенное на двоих, а тягостное и напрягающее — они вообще теперь ужинали вместе очень редко, да и завтракали тоже, по большей части уткнувшись в свои гаджеты. Лишь бы не общаться друг с другом, потому что в последнее время практически любой их разговор заканчивался ссорой.
— Вот смотри, — Юра нацепил на вилку огурец и ткнул в экран планшета, — когда ты заходил на флип, нога у тебя пошла вообще как сама по себе, и из-за этого выход смазался, ну и потом весь каскад… ты его буквально чудом вытянул. И потом вот на дорожке… в самом начале поскользнулся и ребро потерял и…
—Ну, — Отабек поморщился и саркастично улыбнулся, — не всем же быть гребаным техническим совершенством, как Юрий Плисецкий...
— Да причем тут это, Бека? — Юра поставил воспроизведение ролика на паузу, — и ты же знаешь, что и у меня с техникой далеко не всегда все хорошо…
— Но это не мешает тебе тыкать меня носом в мои ошибки.
— Я не тыкал, просто…
— Просто что? — хмыкнул Отабек. — Думаешь, я сам их не заметил?
— Нет, просто… — Юра пожал плечами, — я думал, что тебе интересно и…
— Гораздо интереснее было бы, если бы ты просто поздравил меня с третьим местом, а не устраивал вместо ужина разбор полетов, как обычно. Словно ты мой тренер.
— Хорошо, — вспыхнул Юра, — я буду молчать. Вообще. — он демонстративно закрыл вкладку с записью выступления Отабека на Четырех Континентах и уткнулся в «Твиттер».
— Вот и отлично, — Отабек, в свою очередь, открыл форум мотолюбителей.

…когда начинает безумно бесить вечное спокойствие.
Отабек, в отличие от моментально вскипающего по любому поводу Юры, был более сдержанным и спокойным, и Юре это нравилось и, по мнению многих, явно шло ему на пользу, потому что он тоже невольно начинал контролировать свои эмоции. Но в последнее время это же вечное спокойствие в любой ситуации начинало и нехило раздражать, и Юре хотелось сделать что угодно, что-нибудь, чтобы увидеть на лице Отабека хоть какие-то эмоции вместо привычного покерфейса. Но на все его язвительные замечания и мелочные придирки реакция была нулевой — словно Бек переключал их в фоновый режим, — и от этого Юра бесился еще больше.

…когда поневоле начинает казаться, что вместе они продолжают быть просто по инерции и в силу привычки…
Как соседи по квартире, у которых иногда бывает секс. Когда про него вспоминают, и просто потому, что вроде бы так надо — быстро и без долгих прелюдий и «не забудь выключить свет в ванной!»

Юра честно старался не загоняться, убеждая самого себя, что все это ему просто мерещится, потому что за последний год он превратился в мнительную белку-истеричку. Что у них все по-прежнему отлично и чудесно, и вот, они даже к свадьбе готовятся с активной помощью, хотя его никто и не просил, Никифорова и всех остальных типа как друзей, а на самом деле любящих гиенить троллей.
И даже вроде бы с семьей Беки все наладилось: вернувшись из Алматы он, криво улыбнувшись, протянул Юре синюю бархатную коробочку, сказав:
— Это от мамы.
— Серьги? — Юра удивленно поднял на него глаза.
— Это для сырга тагу, — объяснил Отабек, — ну, когда жених типа сватается. Тогда нужно обязательно дарить серьги невесте. С бриллиантами. Мама купила их давно — я еще мелкий был — где-то в комиссионке… Помню, — Бека улыбнулся, — она всем соседкам тогда хвасталась, что у моей невесты будут самые красивые серьги…
— Но у тебя нет невесты.
— У меня есть ты, — Отабек притянул Юру к себе, — Сен менің бақытымсың****, — выдохнул, прислонившись своим лбом к его лбу, — Поэтому апа и отдала их тебе…
— То есть, это типа… — Юра погладил россыпь мелких камней на подвесках, — как благословение?
— Типа, да, — Отабек поцеловал его. — Хотя я и говорил, что ты не носишь серьги. Но апатай настояла. И аже тоже…И они нас, кстати, в гости ждут…после свадьбы.

*

Don't kid yourself
And don't fool yourself
This love's too good to last
And I'm too old to dream…

Озеро было глубокого синего цвета — как и небо над ним — и, оказывается, вовсе не Женевским, как просветил Юру Макс, а Цюрихским, и очень похожая на Фонтанку речушка Лиммат не впадала в него, а наоборот — вытекала. Юре, честно говоря, на эти географические тонкости было плевать — ему просто нравилось приходить на набережную и, облокотившись о парапет, слушать очередной диск из богатой коллекции Макса, глядя на темно-синие с зеленью волны, по которым деловито сновали туда-сюда лодки и прогулочные катера. Или в одиночестве бродить с наушниками в ушах по мощеным камнем улицам и, задрав голову, рассматривать шпили Фраумюнстер и собора Святого Петра.

За неделю стало легче — внутри уже не так ухало и дрожало, и выть ночами в подушку от отходняка и мыслей «вот я дурак, зачем?» уже не хотелось, и, хотя на душе все еще было тошно и муторно, Юра почти не сомневался, что поступил правильно. Так действительно будет лучше для него и…
Он достал из кармана телефон — все же решился его включить, старательно игнорируя кучу сообщений от друзей и знакомых, в которых — Юра даже не сомневался — ничего хорошего для себя он не прочитает. Погладив пальцами фото на заставке, открыл телефонную книгу и нашел там нужный контакт — он всегда был в начале списка, даже Фельцману Юра звонил реже. И снова услышал механический голос, сообщающий, что абонент вне зоны доступа...
Бека больше не писал — нигде ни строчки — и не звонил, словно тоже ушел в подполье. Или просто не хочет с ним общаться после всего — имеет на это полное право, кстати, — Юра на его месте поступил бы точно так же. Но все равно такой игнор не радовал, хотя одновременно он и испытывал облегчение по поводу того, что их разговор откладывается, потому что совершенно не знал, что говорить, если Бека ответит, кроме банального и тупого «прости, но я не мог по-другому».
Но ведь он же действительно не мог!

— О-ля-ля!— сидящий в облюбованном Юрой кресле в гостиной Макса Крис улыбался, но глаза его за стеклами очков были при этом совершенно серьезными. — Кого я вижу! Наша Джулия Робертс!
— Это ты меня сдал? — спросил Юра у сидящего у рояля Ставинского.
— Я не специально, — пожал плечами тот, — просто так получилось…
— Он на самом деле не специально, — подтвердил Крис. — Просто селфи выложил, а Пхичит на нем рюкзак, похожий на твой, разглядел, ну я и решил проверить…
— Не знал, что Чуланонт еще и Шерлоком Холмсом подрабатывает… — Юра прислонился плечом к косяку. — Ну, проверил. И что дальше?
— Что дальше…Не переживай, — хмыкнул Джакометти, — сообщать твоему Ричарду Гиру, куда за тобой на коне мчаться, я не буду. Да и сомневаюсь я, — он поморщился и вздохнул, — что он вообще захочет это делать…
— А мне этого и не нужно, — пробормотал Юра.
— Ой ли? — Крис недоверчиво посмотрел на него.
— Представь себе.
— Тогда ты мудак, Плисецкий, — вздохнул Джакометти.
— Я ему то же самое сказал, — подал голос Макс.
— Да ему это сейчас кто только не скажет, — Крис задумчиво посмотрел на насупившегося Юру. — Вот какого русского хрена, а?
— Такого, — закусил губу тот, — были причины.
— А Отабек их знает?
— Он трубку не берет и вообще недоступен.
— Я не удивлен. Ты просто его не видел тогда… — Крис поморщился, — а вот мы все…
— Рвал и метал? — поинтересовался Макс.
— Да лучше бы рвал… — криво улыбнулся Джакометти. — Но по этому у нас Юрочка спец, и это, поверь, гораздо легче пережить, чем… Что делать планируешь дальше? — спросил он Плисецкого. — Не вечно же тебе у Макса тусить…
— Буду решать… все вопросы, — хмуро сообщил Юра.
— Это не может не радовать, mon cher, — кивнул Крис. — Надеюсь, что в обозримом будущем?
— У меня на завтра билет в Питер.
— Сообщу Вику, обрадую, — Джакометти достал из стоявшего у кресла бумажного пакета бутылку. — Макс, у тебя стаканы где?
— На кухне, — махнул рукой тот. — Только мне тоже того… — добавил он, — улетать... послезавтра.
— Ну не завтра же, как Юре, — Джакометти встал с кресла, потянулся и торжественно водрузил бутылку на деку рояля. — Так что…

*

Change everything you are
And everything you were
Your number has been called…

— А я думал, что ты снова сбежишь по дороге, — Виктор встречал Юру в «Пулково», и это напоминало события недельной давности, только в зеркальном отображении. — Например, куда-нибудь в Катманду.
— Очень смешно, ага, — буркнул тот — голова после пойла Криса была противно тяжелой, и даже выпитый в самолете кофе не помог.
— Да я и не смеюсь вовсе, Юрочка, — хмыкнул Никифоров. — Маленький ты эгоистичный пиздюк.
— Да кто бы говорил-то.
— Даже мне до такого как до Китая раком… Юр, — Виктор остановился и заглянул ему в глаза, — вот скажи — захуя?
— Потому что, — Юра посмотрел на серое небо за окнами — Питерская погода, как всегда, была в своем репертуаре — и направился к выходу.
— У вас же все хорошо было, — Никифоров зашагал рядом с ним.
— До много, блядь, ты знаешь про это хорошо! — Юра резко остановился и повернулся к нему, чувствуя, что его накрывает волной раздражения — как в большинстве случаев, когда Виктор пытался изобразить заботливого старшего брата-отца и еще хуй знает кого. — Заладили, блядь! Было хорошо, в том-то и дело! — зло выплюнул он. — Раньше! А сейчас… — он резко замолчал, снова почувствовав, как в горле разбух тошнотворный комок. Тоскливо посмотрел на серое, без единого просвета небо.
— Знаешь, детка, я тебе открою маленькую тайну, — сказал Никифоров, когда они в полном молчании дошли до сверкающей глянцевыми серебристо-голубыми боками Infiniti — «Машина истинных чемпионов», как гласил рекламный слоган. — Семейная жизнь она вообще в принципе нихуя не праздник с фейерверком каждый день и круглосуточной еблей. Иногда и будни трудовые случаются. И полная жопа.
— А то я не в курсе, ага, — Юра отвернулся к окну, по которому стекали дождевые капли.
— Тогда я вообще ничего не понимаю…
— Это твое обычное состояние. Совсем охуел? — Юра зло зыркнул на отвесившего ему подзатыльник Никифорова.
— А это чтобы ты вспомнил, что старшим хамить чревато, — невозмутимо ответил тот.
— Ох, простите, Виктор Андреевич, нас, пиздюков невоспитанных, — ядовито отозвался Юра, потирая затылок.
— Самокритика это хорошо, — безмятежно улыбнулся тот. — Прощаю. А теперь, — он уже серьезно посмотрел на Юру, — давай, Женя Лукашин, куда тебя везти в первую очередь?
— Тот в Питер сбежал вроде… — пробурчал тот.
— Тут ключевое слово именно «сбежал», Юрочка. Так куда?
— К Якову Борисовичу.
— Уверен, что туда? — Виктор вопросительно поднял бровь.
— Да, — кивнул он. — Там важнее.
— Ох, Юрка… — Никифоров покачал головой, — пороть тебя надо было… А теперь уже поздно. Ну, к дяде Яше так к дяде Яше…

Фельцман, увидев Юру, сурово глянул на него из-под сведенных бровей, но, вопреки ожиданиям, не начал орать о том, где его носило и кто он такой — просто после «Яков Борисович, поговорить бы» цепко ухватил его за плечо и повел в кабинет, бросив Никифорову:
— Проследи тут, чтобы не сачковали!
— Да мне бы, может, с вами… — попробовал возразить тот, на что Фельцман хмыкнул: «А то мы без тебя не разберемся-то, Вить!»
— Ну, — сказал он, когда они зашли в тренерскую, все стены которой были завешаны вырезками из газет и журналов с фотографиями учеников Фельцмана на пьедесталах — их регулярно обновляла Лилия, и около десятка тут были с Юриным лицом. — Давай, вещай, Плисецкий. Я тебя внимательно слушаю.
— Яков Борисович, я… — Юра замялся, — я хотел сказать вам…
— Ну так и говори тогда, что ты кота за яйца тянешь?
Юра глубоко вдохнул — как в воду прыгать собрался — и выпалил:
— Я хочу уйти.
— Вот так, значит? — Фельцман удивленно поднял брови. — Уйти… — он грузно опустился в стоящее у стола продавленное кресло. Побарабанил пальцами по столешнице. — Совсем? — спросил, глянув на застывшего посреди комнаты Юру.
— Нет, — качнул головой тот, — я хочу поменять тренера.

Это решение принимать было еще больнее мучительнее, чем то, другое — ведь именно Фельцман вытащил Юру к себе в группу, именно он учил его, решал проблемы, отстаивал, орал на тренировках, называл зазнавшейся бездарью и идиётом… Он заботился по-отцовски, жалел — неловко, словно стесняясь этого; носился с ним, когда Юра получал травмы… И уходить от него, да и от Лилии тоже, было действительно больно — словно по живому отрезать часть себя, но…
— Яков Борисович, я вам действительно благодарен за все по гроб жизни, вы же… Я бы без вас ни хрена ничего не добился, и…
— Ну, ты мне-то не говори, чего бы ты добился… — хмыкнул Фельцман, хлопая себя по карманам спортивной куртки. — Благодарен он… — он открыл нижний ящик стола, и, пошарив там, достал мятую пачку — нычку на черный день, которую (об этом знали даже зеленые юниоры) доставал только в случае глобальной задницы, и зажигалку. — Хуевая у тебя благодарность тогда, Плисецкий, — пробормотал, закуривая. — Будешь?
— Нет, спасибо, — Юра качнул головой и сцепил подрагивающие пальцы в замок за спиной. — Яков Борисович, я... действительно…
— Да все я понимаю, Юр, — тот глубоко втянул в себя дым и закашлялся, — фу, дрянь крепкая! Но, блядь, перед Олимпиадой….
Юра и сам прекрасно понимал, что рискует — участие в Олимпийских играх, как говорили у них, и так то ли подвиг, то ли граничащая с глупостью авантюра, а тут еще и…
— Я…просто я не могу по-другому.
— Не может он… — скривился Фельцман, стряхивая пепел в кружку с эмблемой ЦСКА, — давно ли стал такой нежной фиалкой-то…Что тебе тогда вообще в спорте делать, а, Плисецкий?
Юра не ответил — только глянул насуплено из-под челки, сжав челюсти.
— Ты дырку-то во мне не прожигай, не поможет, — фыркнул Фельцман. — Юр, — уже серьезно и, как показалось, даже жалобно сказал он, — ты бы подумал получше, а? Ну, мало ли что в жизни случается — подумаешь, не заладилось у вас, что ж теперь из-за этого…
— Я уже подумал, Яков Борисович, — твердо сказал тот. — Очень хорошо, честно, — он снова посмотрел на Фельцмана. — И это не только из-за того, что мы с Бекой… Это еще и мне надо самому, очень.
— Надо ему…— Фельцман загасил окурок о край кружки и тяжело поднялся с кресла, — еще один идиёт, который вместо башки другим местом думает…— он потянул раму окна, впуская в комнату свежий воздух.
— Яков Борисович, я… — Юра, глядя на прорезавшие его лоб глубокие морщины и седые волосы вокруг лысины, подумал, что Фельцман уже пиздец какой старый. И что большая часть седины и морщин у него наверняка и появилась от всех выебонов его подопечных, которые он разруливал, — просто я хочу расти дальше.
— Расти он хочет, видите ли, — скривился Фельцман. — Словно тебе здесь этого делать не дают…К кому ты хочешь свалить? — спросил он.
— Я… связался с Айрапетяном, и он вроде бы согласился.
— «Вроде бы», — Фельцман криво усмехнулся. — Да Рафа, небось, чуть от счастья там не умер — хрена ли, такой ученик, которого учить ничему не надо уже…Знай только мозги вправляй время от времени, чтобы херней не страдал… А он это умеет, — хмыкнул он, — в отличие от меня. Он тебе финтить не даст.
— Я надеюсь, — улыбнулся Юра.
— Надейся… — Фельцман, глядя в окно, пожевал нижнюю губу. — Это все, конечно, охереть как хорошо, но, Плисецкий, ты о другом еще подумай: если ты уедешь, то я прикрывать твой тощий зад и отстаивать тебя перед федрой за все твои выкрутасы я уже не смогу. И они тебе их припомнят, причем еще круче, чем Витьке с его Кацуки.
— Платить перестанут? — криво усмехнулся Юра. Деньги — не очень большие, но все же, — федерация им платила исправно, и льдом тоже худо-бедно обеспечивала, и коньками — особенно тех, кто в топе. Но, по негласным правилам, только если ты тренировался у своих и в России. Если же ты сваливал куда-то, пусть даже вроде бы и к своим, отношение становилось совершенно другим.
— И это тоже, — кивнул Фельцман. — Оставят копейки для вида, а так будешь надеяться только на призовые.
— Ну, будет еще один стимул усердно тренироваться?
— …и чемпионом России ты не будешь уже никогда, — Яков посмотрел, наконец, на Юру.
— Пофиг, — скривился тот. — Пусть другие становятся теперь, уступаю. Вон, Яцевич, например, ему сам бог велел после Мира. В конце концов, в сборную я все равно попаду.
— Попадешь, конечно, ты же квоты для нее и выбил… Главное, не накосячь и травму не заработай. Особенно связки на левой береги, не рви жопу сразу, — Фельцман дернул уголком рта. — Раф, конечно, не Витька, но тоже постановщик хороший, так что за проги можешь не волноваться.
— Я вообще-то сам хочу себе их ставить.
— Ну-ну, — хмыкнул Яков, — дерзай тогда сам… Дурак ты большой, Юрка, — сдавленно сказал он, подходя к нему и стискивая в своих объятьях — как делал всегда, когда он выигрывал. И когда проигрывал — тоже. — С кем меня оставляешь…
— Вам там Кацудон натаскал юниоров…— Юра обнял его в ответ, снова чувствуя комок в горле и подступающие к глазам слезы.
— Да что он там натаскал, я тебя умоляю… — Фельцман похлопал его по спине, — союз больных и нищих. Если надумаешь вернуться — милости прошу. Но лучше не надо.
— Спасибо, — пробормотал Юра в плечо его спортивной куртки. — Я не вернусь.
— Я надеюсь.

— Ну как? — поинтересовался Никифоров, когда Юра подошел к бортику катка.
— Все нормально, — он помахал тревожно глянувшему на него с другого конца катка Кацудону. — Вить, вот видишь же, что мелкий лажает, — кивнул на лед, — какого хрена молчишь-то?
— Там Юри прекрасно справляется, — Виктор внимательно посмотрел на него. — Что тебе Яков сказал?
— Что я идиёт, — хмыкнул Юра. — И что Айрапетян классный тренер…
— Классный, да… Юрк, а ты что, реально хочешь к нему?
— Нет, блядь, я просто прикалываюсь так! — огрызнулся тот. — А куда еще, не к Леруа же!
— Ну… — Виктор пожал плечами, —Мы бы вас как-нибудь развели с Беком… В конце концов, я бы мог…
— Вить, — Юра покачал головой, — я тебя, конечно, люблю и уважаю, но тренер из тебя на букву «х». Не подумай, что хороший.
— Между прочим, — Никифоров сжал губы в куриную гузку и недовольно прищурился, — не все так считают!
— Так я-то не все, — улыбнулся Юра. — Нет, Вить, — сказал он уже серьезно, — надо рубить концы. И начинать все сначала.
— Ты уверен насчет концов? — спросил тот.
— Да.
— И другие, — Никифоров выразительно поднял брови, — концы тоже рубить будешь?
— Кажется, те еще раньше обрубились…
— Думаешь? — Юра только плечом в ответ дернул. — Вам нужно поговорить. Тебе и Беку.
— Сомневаюсь, что он захочет… — пробормотал Юра, разглядывая изрезанный лезвиями коньков лед.
— Значит, сделай так, чтобы он захотел, ты же его знаешь, как никто. — Никифоров повернулся к нему.
— А смысл в этих разговорах?
— Объясниться и решить все? Ну, и даже если любовь прошла… зачем терять друга?
— Ты сам-то веришь, что мы останемся друзьями после всего? — недоверчиво скривился Юра.
— Думаю, это будет зависеть от вас, — пожал плечами Виктор.
____
* золотце
** до свидания
*** моя душа
**** ты - мое счастье

@темы: Рейтинг: NC-17, авторский фик, Категория: слеш, Персонаж: Виктор Никифоров | Victor Nikiforov, Персонаж: Катсуки Юри | Katsuki Yuri, Персонаж: Пхичит Чуланонт | Phichit Chilanont, Персонаж: Юрий Плисецкий | Yuri Plisetsky, Персонаж: Георгий Попович | Georgi Popovich, Персонаж: Кристофф Джакометти | Christophe Giacometti, Персонаж: Отабек Алтын | Otabek Altin, Персонаж: Жан-Жак Лерой | Jean-Jacques Leroy, Персонаж: Яков Фельцман | Yakov Feltsman, Персонаж: Мила Бабичева | Mila Babicheva, Отаюра | кумыс, Big Bang 2017, Плерой | брошетт

---

[shizandra]

Название: Время золота, время серебра
Автор: shizandra & Laise
Артер: Dejavidetc
Бета: Nami Fujimiya
Размер: макси, ~96500 слов
Пейринг/Персонажи: в хронологическом порядке появления в фике Виктор/Юра, ОМП/Юра, Отабек/Юра, Виктор/Юри, Крис/Джей
Категория: преслэш, юст, слэш
Жанр: тотал!АУ, экшн, постапокалиптика, приключения, немного ангста, романтики, юмора, совсем чуть-чуть триллера/хоррора
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: ООС, рейтинг проставлен в основном за описание «военных действий» и их последствий, но без особых подробностей. Особо впечатлительным советуем читать осторожно. Нецензурная лексика в объеме. Романтическая линия идет фоном, окончательно проявляется только в эпилоге. 99,9% текста является дженом.
Краткое содержание: Мир в том виде, в каком мы его знаем, больше не существует. Новая жизнь сосредоточилась в Анклавах, имеющих только порядковые номера. Серебро стало дороже человеческой жизни, и в заброшенный город со статусом опасности «Альфа» направляют группу бойцов, чья задача – найти старое хранилище с серебром и подготовить металл к транспортировке. Обычная операция, если бы не...
Примечание/Дисклаймер:: Название большей части монстров, внешний вид, а также ряд особенностей полностью или частично позаимствованы из игры «StarCraft». Это не авторская лень, это искренний фанатизм одного из авторов и дань уважения этой стратегии. Мы знаем, что сюжет далеко не нов, на оригинальность не претендуем, нам просто хотелось посмотреть на любимых героев именно в таких условиях.
Ссылки на арты в полный размер:

смотреть

static2.keep4u.ru/2017/06/27/PIRIVETfb5e8.jpg static1.keep4u.ru/2017/06/27/VITYNb275c.jpg

Ссылка на гугл-док: drive.google.com/file/d/0BzNFc6KvZ7tdWDZhNVRLbF...
Ссылка на фикбук: ficbook.net/readfic/5706970

1.

В прошлой жизни все было не так. Совсем не так. Вода не имела цвета и запаха, зато имела вкус, а в воздухе содержание углекислого газа было в разы меньше. Десять лет прошло, но он так и не смог привыкнуть к этой новой жизни. И найти в ней плюсы — тоже. Мелочи, которые раньше не стоили внимания, сейчас раздражали, понемногу подтачивая и без того шаткое спокойствие и умиротворенность. Скользнув взглядом по осколку зеркала, на скотч приклеенного к обратной стороне дверцы шкафчика, Отабек взял с полки почти пустой тюбик и отвернулся. Под насмешливым взглядом вытирающегося Криса почти демонстративно открутил крышечку и выдавил крохотную горошинку крема на тыльную сторону ладони. Мама делала это так… естественно, и он тогда, в далекой и очень сопливой юности даже предположить не мог, что будет делать также. А без нейтрально пахнущего и очень жирного крема, от местной воды у него очень сохла кожа рук. Трескалась, шелушилась, появлялись ранки, даже пальцы теряли чувствительность. А ему в его работе без этого никак нельзя. Снайперы, как хирурги, разве что в руках держат не скальпель, а винтовку.
Крис понимал, но иногда отпускал довольно ехидные шуточки, которые Бек привычно игнорировал. В конце концов, именно Крис обычно прикрывал ему спину и задницу, когда, выполняя задание, он лежал на крыше какого-нибудь почти развалившегося здания и отстреливал очередных монстров на подступах к лагерю. Они были хорошей командой. И Бек ценил это выше собственного раздражения, которое иногда появлялось в ответ на резкие выпады Криса. Хотя в шутках о смазке давно не было ничего не смешного. Последние конфликты, закончившиеся Прорывом, регулярно появляющиеся твари сократили человечество на восемьдесят процентов, женщин многие из них не видели очень давно, так как те обитали в закрытых городах-районах и за их границы не выпускались никогда. Поэтому справлялись они все своими силами или силами соседа-напарника. Те, кто успел достаточно пожить еще той, довоенной жизнью, ломались долго и сильно. Те, кому «повезло» с возрастом, прошли через ломку ориентации быстро и почти безболезненно. Кое-кто умудрился даже семью создать. Такое уже давно никого не удивляло. Никто на мужские парочки не показывал пальцем, не смеялся, не плевался вслед. Сейчас скорее присвистнут да оценивающим взглядом пройдутся по фигуре и заднице. Только дисциплина по этой части была строгой, очень строгой. Насилие приравнивалось к измене и каралось на месте, поэтому желающих и не было. Но шутить законы военного времени ничуть не мешали.
Бек держался. Пока еще держался. Не заводил романов и долгосрочных отношений, он даже Крису дал отставку после пары раз. Тот сначала дулся, а потом понял. Напарнику ты будешь прикрывать спину, а на любовника — отвлекаться, что в их случае может закончиться очень и очень плохо. Возможностей для мимолетных связей и перепиха на одну ночь хватало, и это Бека вполне устраивало.
Закончив с кремом, Отабек аккуратно закрыл его и вернул в шкафчик. Прислушался к незлобным пикировкам остальных, быстро оделся, закрыл дверцу и, проведя по еще мокрым волосам, вышел из блока. Привычно остановился на крыльце, взглядом провожая садящееся огромное, ставшее красным солнце, оглядел пики торчащих вдали деревьев и поджал губы. Этот закат, как и другие такие же до него, создавал иллюзию обычности, нормальности. Лес скрывал покореженный взрывами и войной мегаполис, зияющие пустыми глазницами окон, словно покусанные небоскребы, погнутые башни электросетей и телефонных вышек — всю ту реальность, о которой так хотелось, но нельзя было забывать.
— Слышал, завтра прилетает кто-то, – Крис вышел и остановился рядом, ероша выгоревшие почти добела волосы.
— Поэтому такой шмон наводят? — Бек кивнул в сторону суетящихся «духов», подметавших плац.
— Типа того, — Крис лениво потянулся. — Комендант дрожит, как осиновый листочек. Видать, разнос его жопка чует.
— Высокое начальство будет? — Бек с интересом на него покосился.
— Говорят. Начальство с подкреплением. То ли операцию готовят, то ли с инспекцией. Сам знаешь, все это только слухи.
Бек кивнул. Да, он знал. Слухи. Все, что у них есть — это слухи и спутниковая связь.
— Ладно, Крис, время ужина. И пропускать я его не собираюсь.
Крис тут же вскинулся:
— Кажется, до тебя тоже слухи долетели. Что сегодня на ужин?
— Спагетти. С мясом. И соусом таким, как ты любишь, — хмыкнул Бек, и Крис тут же схватил его за рукав и потащил за собой.
— Садист. Ужин уже минут пять как начался. И если по твоей милости соуса мне не достанется, я тебя без смазки трахну.

2.

— Ронин! Вы собрались?
Капитан сунулся в блок, окинул хмурым взглядом валяющихся на постелях солдат. Потрепанные. Усталые. Смену бы им, только все равно не пришлют никого раньше следующего месяца. А до него еще дожить надо. Хотя, эти двое точно с места не сдвинутся, даже если подыхать станут от изнеможения.
— Собрались, — послышалось из глубины двухъярусной кровати в углу. — Юрио сейчас душ примет…
— Я тебя слышу, мудло нерусское, только попробуй меня снова так назвать, и пойдешь на корм Алиену с Района… — из-за стены металлических шкафчиков высунулся мрачный и злой парнишка. Почти ребенок. В другое время и в другом месте он и правда считался бы едва-едва юношей. А здесь и сейчас, в этом ныне существующем мире Юра — солдат. А ведь когда-то он танцевал. И отлично танцевал, если судить по старым фоткам и нескольким записям в допотопной мобилке.
— Ну ладно тебе… он осознал, проникся… даже я тебя Феей не зову.
— Попробовал бы, резко расстался бы с зубами, Жанночка, — огрызнулся из-за шкафчиков парень.
— Милый, тебя Принцессой вся группа зовет, — широко ухмыльнулся коротко стриженный крепыш со второго яруса кровати. — Смирись. Ты либо кому-то дашь, и этот кто-то за тебя впишется и отрихтует фэйсы половине отделения, либо ты так и останешься нашей Неспящей Красавицей.
— В жопу, Джей-Джей. В жо-пу!
— Такой маленький и такой злой! — восхитился названный Джеем. — Если в твою, то я готов прям щас!
— Джей-Джей, отъебись от него, — устало посоветовал названный Ронином. — Юра устал, у него была тяжелая вылазка, а ты достаешь.
— Спасибо, Юри, — несмотря на холодный отстраненный тон, светлые глаза Танцора потеплели.
— Не за что, мое сокровищееее, — пропел Джей. — Хочешь, я тебе спинку потру?
— Поди подрочи, Джей. Может, мозги включатся, — хмуро бросил Юра и скрылся наконец в душевой.
— Господа, — вздохнул капитан. — Я понимаю, все устали, но давайте через полчаса вы будете готовы к выходу? Фельцман вашу группу затребовал. Так что…
— Я понимаю, — кивнул Ронин. — Постараюсь его угомонить.
Капитан кивнул и закрыл, наконец, дверь.
— Мы не сможем постоянно реагировать на любой щелчок пальцев, Юри, — Джей-Джей изволил соскользнуть на пол и принялся обуваться и шнуровать ботинки. — Юра долго не выдержит. Сам знаешь. Ему нужно больше спать. Нужно лучше есть и вообще…
Что именно «вообще» Джей умолчал. Но они оба знали. Танцору всего восемнадцать. А выглядит он в лучшем случае лет на четырнадцать. Худой, жилистый, легкий. Фарфоровая куколка. Еще и патлы отрастил блондинистые, которые в хвост собирает или в косу. Дерется, правда, как дьявол, и за словом в карман не полезет. Только таких ломают и ломают жестоко.
— Он не пойдет в штаб. И ни под кого не ляжет. Скорее сам кого угодно в бараний рог скрутит и трахнет. А потом найдем его где-нибудь за периметром с перерезанной глоткой. Если найдем.
— Я его защищаю, — возразил Ронин.
— Тебя самого защищать надо. Давно в зеркало смотрел? Глаза олененка Бэмби, талию двумя ладонями обхватить можно, — Джей последнее утверждение тут же проиллюстрировал. — А если дурацкую челку назад зачешешь, так вообще гейша.
— Джей-Джей… — негромко произнес Ронин. — Если ты сейчас не уберешь от меня руки, я подорву тебя, когда ты будешь на толчке в сортире сидеть.
— Как скажешь, Ю-ри! — широко ухмыльнулся Джей, отступая.
— Извращенцы, — из душа прошлепал мокрый, облаченный в одно только полотенце Танцор.
— Не ревнуй, сладкий, я только твой!.. — в очередной раз уколол его Джей.
— Я тебя ненавижу, — вытирался Юрка быстро и ловко. Оделся вообще почти мгновенно. Поскидывал самое необходимое в рюкзак и взялся за профессиональные примочки. «Кошки», крюки, кулаки, карабины и зажимы, оттяжки, петли и веревки в отдельную сумку.
— Думаешь, придется куда-то подниматься? — после непродолжительного молчания спросил Юри.
— Есть вероятность. Меня выдергивают, если нужно залезть куда-то и закрепиться, — пожал плечами Юрка, а потом сдвинул его в сторону и вытянулся на постели, прикрывая глаза. Десять минут. Всего десять минут и все. Потом можно двигаться дальше.
— Буду просить после вылазки увольнительную в Анклав, — негромко и куда-то в никуда заметил Ронин.
— Как скажешь, лейтенант, — безразлично отозвался Юра. — Как скажешь.

3.

Открыв глаза, Отабек усмехнулся про себя, покосился на часы и снова зарылся лицом в подушку. Начало пятого утра, а «вертушки» уже здесь. Начальству неймется? Он вздохнул и закрыл веки, пытаясь вернуться в сон, из которого его выдрал шум винтов. Но возня за стеной блока не давала расслабиться, и он коротко, но емко выматерившись про себя, откинул одеяло и сел на койке. Холод пола обжег голые пятки, но лучшего будильника для себя он не знал. А Крис спал. Но даже ругаться и завидовать было лениво. Отабек зевнул, дотянулся до одежды и уже через пару минут чистил зубы, бездумно пялясь на себя в зеркало. Побриться бы… Умывшись и пригладив волосы, он рискнул высунуться наружу. Подъем сыграют только через сорок минут, есть время разведать обстановку в лагере да немного размяться.
…Они были похожи на огромных хищных птиц. Разбиравшийся в технике Отабек только мысленно присвистнул, откровенно любуясь строгими силуэтами вертолетов. По сравнению с ними суетящиеся вокруг людишки казались неказистыми и неуклюжими, и Отабек в который раз пообещал себе, что, как только станет чуть полегче, возьмет отпуск и пойдет в ученики к какому-нибудь пилоту. Держать штурвал в руках — что может быть лучше? Разве что руль мотоцикла, но ощущение все равно не то. Отабек улыбнулся и шагнул на плац, стараясь не попадаться коменданту на глаза. Судя по его доносящемуся откуда-то сбоку визгливому и очень возбужденному голосу, высоких гостей он так рано не ждал. Проскользнув между двумя вертолетами, Отабек запнулся о деревянный ящик и чуть не пропахал носом землю, если бы его не придержали. Властная рука сильно ухватила его за локоть, и Отабек невольно поморщился. Завтра точно синяки будут от такой хватки.
— Для капитана вы слишком неуклюжи. Раннее утро сказывается? — грубоватый голос принадлежал обладателю густых бровей, морщинистого лица и тяжелого взгляда. Яков Фельцман собственной персоной. Поправка — генерал Фельцман. И если он здесь — ничего хорошего их не ждет абсолютно точно. Отабек вытянулся в стойку «смирно».
— Вольно, — Фельцман устало усмехнулся. — Капитан…
— Капитан Алтын, — отрапортовал Отабек, чуть расслабляясь. Он никогда не был настоящим военным, и его профессия до всего этого была вполне мирной. Когда началась всеобщая мобилизация, на муштру времени уже никто не тратил, обучить бы зеленых салаг хотя бы правильно винтовку держать. Потом, позже, дисциплину ужесточили, но никто не требовал полного соблюдения устава, и за не отданную «честь» и кривую стойку «смирно» никто на трибунал не тащил, все понимали, что они не настоящие военные и никогда ими не будут. Но Отабек старался быть образцовым солдатом. Хотя получалось все равно плохо и через раз.
— Капитан Алтын… — в словно выцветших глазах Фельцмана засияла мягкая, на удивление теплая насмешка. — Что вы делаете на площадке в такое время?
Отабек смутился. Признаваться прославленному генералу в мечте было почему-то стыдно. Но тяжелый взгляд требовал ответа, да и окружающие уже начали коситься, так что пришлось колоться.
— Мне всегда нравились вертолеты. Никогда не видел таких вблизи.
— Какие твои годы, сынок, еще успеешь налюбоваться, — Фельцман похлопал по горячему металлу черной «тушки». — Хорошая птичка, верная. Соляры жрет немерено, но оно того стоит. Так ты из казармы вышел, чтобы на вертолеты посмотреть?
— Размяться. Обстановку разведать.
— А, ну тогда не смею мешать, — сбоку кто-то грохнул ящик оземь, и Фельцман, тут же развернувшись, выдал тираду, из которой к цензурной речи относились только предлоги. Отабек невольно восхитился, а виновник вжал голову в плечи и даже забыл извиниться. — Недотепа… — бросил генерал вслед удирающему с поднятым злополучным ящиком пареньку и снова повернулся к Отабеку. — Ты вот что, капитан Алтын… Раз уж проснулся, помоги парням устроиться, — он кивнул в сторону соседнего вертолета. — Покажи казармы, да где тут что. А часа через два соберемся. Ты ведь тот самый Алтын, который «Стрелец»?
Отабек в ответ только настороженно кивнул, невольно напрягаясь. К прославленным бойцам он не относился, знали его только свои. Фельцман наводил справки?
— Так точно, генерал.
— Вот и отлично, на ловца и зверь бежит. Тогда тебе и твоему напарнику быть на вводной ровно через два часа.
— Есть! — Отабек кивнул, снова забывшись, и метнулся к вертолету, из которого на землю уже летел походный рюкзак.
В рюкзаке тяжело и солидно брякнуло. Весомо так. Следом выбрался совсем молоденький парнишка. Потянулся всем телом, довольно захрустел суставами, мучительно зевнул. Следом за ним выскользнул высокий азиат. Японец или китаец? Может, кореец? Сдвинул сонного товарища в сторонку, почти заботливо прислонил к гладкому боку вертушки.
— Доброго утра, — поздоровался не бодро и не с шиком. Скорее с какой-то безысходной усталостью. — Лейтенант Кацуки Юри, позывной «Ронин». Сержант Плисецкий, позывной «Танцор», капрал Леруа…
— Можно просто Джей-Джей, — жизнерадостно улыбнулся во все изумительно ровные тридцать два появившийся последним капрал.
— Если будет доставать, дайте ему промеж глаз, — Танцор повернул голову и, поймав ртом хвостик косы, сжал его зубами, в попытке снова не раззеваться.
Ронин закатил глаза и покачал головой:
— Группа сопровождения. Не думайте, что они клоуны по жизни, просто тяжелая вылазка была. Нервная.
Отабек кивнул, запоминая.
— Добро пожаловать на базу. Капитан Алтын Отабек.
— Лейтенант Кристофф Джакометти, — Крис появился, как черт из табакерки. Пронырнул под брюхом вертолета и улыбнулся, почти затмив улыбкой Джей-Джея. Хотя ресницы у него были все-таки длиннее и гуще. И хлопал они ими… почти профессионально. — Как-то мало вас, парни. Мы думали, больше будет. Или еще не все?
— У нас, насколько мне известно, не массированная зачистка, а вылазка в формате: на брюхе и как можно тише? — Танцор с силой потер лицо ладонями, чертыхнулся, когда продрал щеки тактическими перчатками.
— Сержант отвечает за… — Кацуки замялся, нахмурился, в попытке подобрать нужное слово. — Сержант профи в промышленном альпинизме. Взберется куда угодно, закрепится и поднимет остальных. Я — подрывник. Джей — следопыт и спец по разделке чего угодно на кацудон.
— Это котлетос такой, если что, — пробормотал Танцор.
— Я и сам могу, Юри-о, — очаровательно усмехнулся Джей-Джей. — Но вообще да.
— А я вообще мимо проходил, — Крис все еще улыбался. Только в глаза словно заползал холод. Знакомое выражение. Кристофф вспоминает. Перебирает-перелистывает личные карточки-досье тех, кто перед ним.
— Я почти тоже. Меня Фельцман поймал, велел помочь вам с квартирой, — Отабек оглянулся на просыпающуюся базу. — Ну что, пошли? Сбор через два часа, а вам еще надо устроиться.
— А нам еще и пожрать, — добавил Крис. — Так что… Шевелите булками, мальчики, отоспаться успеете.
— Пожрать — это отлично, — мечтательно покачался с пятки на носок Джей.
— Утроба, — протянул Танцор и, подхватив свой тяжело звякнувший рюкзак, бросил взгляд на капитана. — Обожрет и не подавится.
— Мы будем очень признательны, если нам позволят еще немного поспать. Спать в вертушке, как вы понимаете, немного неудобно, — «перевел» на человеческий язык лейтенант.
— До сбора два часа, — повторил Отабек. — Как их использовать — ваше дело. А пока — следуйте за мной, — он кивнул в сторону базы и неторопливо направился к казармам, даже не оглядываясь.
Крис тут же пристроился к новоприбывшим и громко зашептал:
— Не обращайте на Бека внимание. Он у нас тут за главного буку. Улыбки от него хрен дождешься, смеха и подавно. Серьезный и основательный, что твой танк. Что монстров мочит, что трахает — почти с одним выражением лица.
— Крис, убью, — ласково оскалился Отабек, оборачиваясь лишь на мгновение. Ну да, он серьезный и основательный, но не бука. И смеялся не далее, как вчера, над бородатым анекдотом. А Крис, и правда, мелкий засранец, даром, что старше по возрасту.
— Вот. О чем я вам и говорил! — тут же многозначительно посмотрел на остальных Крис. — Чуть что — сразу убью.
— Крис, отстань от парней, они для твоих шуток еще не совсем проснулись, — Отабек притормозил, перехватил напарника и кивнул в сторону казармы. — Можете располагаться там, комендант вроде блок для вас приготовил. Столовая там, — кивок в другую сторону. — Завтрак длится полчаса, но если придете под конец, мало что останется, хотя голодными не уйдете. Штаб — вон то здание с антенной на крыше.
— Прям наш Юрио, — восхитился Джей-Джей. — Что по стенам лазить, что монстров глушить, что нахуй посылать — с одним выражением на его фейской физиономии.
— Джей, я все слышу, — протянул Танцор. — Натяну, как сову на глобус!
— Ой, от тебя дождешься, — деланно надулся «специалист широкого профиля».
— Джей, на хуй это туда! — Танцор махнул рукой не глядя. Джей обернулся и гнусно заржал. В указанном направлении маячил Фельцман. — Делай, что хочешь, а я спать.
— Будешь трахать — не буди, — фыркнул тот.
— Все, успокойтесь, — вздохнул Кацуки. Кажется, он хоть и привык к этому детсаду, время от времени все равно раздражался по причине их вечных пикировок и подъебов. Он просто зацепил обоих за петли на рюкзаках и поволок за собой к казарме. Было слышно, как он выговаривает обоим за «кретинское поведение, задолбали, сколько можно… два дебила это сила…» Последнее в устах болезненно-вежливого лейтенанта звучало совершеннейшим диссонансом. Все трое довольно оперативно скрылись за дверью, и на плацу снова стало условно тихо.
В следующий раз троицу можно было заметить через полтора часа. Они, кажется, даже позавтракали. Джей был бодр и оптимистичен, лейтенант Кацуки — спокоен и собран, Танцор — просто был. И даже почти не сонным. По всей видимости, он все-таки успел подремать. Впрочем, час сна не стер с его лица усталости. Под глазами залегли глубокие тени.
Как и было приказано, все трое в оговоренное время явились в штаб. Фельцман уже был там, стоял, нависнув над старой бумажной картой, хотя голографическая проекция незнакомого пока города немым укором крутилась совсем рядом. «Капитан» Алтын, и «просто-мимо-проходящий» Крис тоже уже присутствовали. Так же там находились еще двое явно штабных военных и парень в гражданском то ли с седыми, то ли крашенными в пепельный волосами. Он сидел ко всем спиной и, держа пальцами фляжку, лениво играл с ней, ловя блики на полированную металлическую поверхность, и на окружающее внимания не обращал совсем. На первый взгляд, надменный сноб, но что-то не давало расслабиться в его присутствии. Даже сидя в сторонке и помалкивая, он все равно притягивал взгляд. А еще почему-то очень не хотелось вставать к нему спиной.
— Итак, господа… — при их появлении Фельцман выпрямился, кивнул, и остальные разошлись, оставив его одного у тактического стола. — Вижу, вы уже познакомились. Тем лучше. Не надо смотреть на меня таким взглядом, сержант Плисецкий, на отдых у вас будет достаточно времени. Но вводную я дам вам всем уже сейчас. Итак… Вы все знаете, как туго у нас с поставками серебра. Почти все его месторождения в зонах прорывов, а те, что доступны, находятся слишком далеко от населенных пунктов. Нам пока добыча не по зубам. Ситуация с каждым днем становится все острее, поэтому было принято решение навестить города. В любом уважающем себя банке были запасы не только золота, но и серебра, которое очень и очень нам нужно. Вот здесь, — он ткнул пальцем в точку на карте, — если верить остаткам архива, когда-то было государственное хранилище. Часть опустошили еще в то время, а часть оставили. Неприкосновенный запас, время для которого пришло. И вам, господа, нужно его добыть. Найти хранилище, обеспечить быструю погрузку и транспортировку. Вертолеты будут ждать вашего сигнала. Это если коротко. Вопросы по тому, что озвучено, есть?
— Как два пальца, господин генерал, — пожал плечами упомянутый Плисецкий. — Хранилище надземное или подземное? Клаустрофобией не страдаю, конечно…
Когда-то была эпоха камня и меди. Затем, эпоха бронзы. Было время железа, а потом наступило время золота. Время информации. Время денег, которые не имели материального воплощения. А то, что происходит теперь, принято называть «Временем серебра».
Мягкий, бесполезный, в сущности, металл, в один момент стал единственной защитой уцелевших людей от монстров. Растворы на основе серебра останавливали мутацию, не давали тварям регенерировать и останавливали разрастание первичной материи, которую быстро прозвали Слизью из-за ее консистенции. Но для эффективной войны серебра было недостаточно, и иногда деятельность боевых соединений сводилась к вылазке до ювелирного магазина. Цинично и смешно.
— Найти хранилище, добраться до запасов серебра, подготовить к погрузке и вызвать вертолеты, — перечислил задания Кацуки. На первый взгляд, нетрудно. Вернее сказать, не особо отличается от выполняемых до сих пор.
— В целом, верно, — Фельцман качнул головой.
— Но есть «но»? — Отабек рискнул подать голос.
— И не одно, — генерал нахмурился и одним движением раскрыл голограмму схемы. — Этот город имеет альфа-статус опасности. Там был один из самых сильных прорывов за всю историю. Периметр еще держат, но с большим трудом. Монстры то ли мутируют, то ли просто появляются новые. Карта города у нас есть: осталась с прежних времен, но что там теперь — покрыто мраком. Спутник передает в лучшем случае размытые картинки, но это обычно для Альфа-городов. Большую группу посылать бессмысленно, да и маленькой затеряться проще. Город огромен, и монстры, как мы думаем, сосредоточены по окраинам, а не рассредоточены на всей его территории.
— Как вы думаете? — Отабек вскинул бровь. Мало того, что миссия предстояла совсем нерадужная, так и все, что у них есть — это домыслы?
— Похоже, они организованы. Самые сильные — это аванпост по окраинам. Только те, кто в самом центре, могут с ними посоперничать, — до сих пор сидящий тихо и безразлично парень с пепельными волосами встал и вскинул голову, открывая тонкое, почти девичье лицо и пронзительно светлые голубые глаза. Не бывает таких у людей. Крис тихо присвистнул, явно оценив и длину ног, и рисунок губ, и откровенную хмель глаз. Фельцман в ответ наградил его сердитым взглядом.
— Это Виктор. Если и есть больший спец по этим тварям, то я его не знаю. И он идет с вами.
— Зачем? — Отабек нахмурился.
— Это приказ, капитан Алтын. Шансов выполнить задание без Виктора у вас нет, — голос Фельцмана похолодел на пару градусов.
— Хочешь сказать, Вик-тор, — по слогам, певуче, спросил Крис, откровенно любуясь парнем, — что монстры обладают разумом?
— Они организованы, — повторил тот. — Они что-то защищают. И нам через их защиту надо пройти.
— Откуда тебе это знать?
— Я не всегда полировал своей выдающейся задницей стулья в кабинете, — Виктор усмехнулся и оттянул ворот тонкого свитера. Там, на белой коже шеи слишком сильно выделялись шрамы от когтей. Не привычно-рваные, а ровные, словно оставленные скальпелем. — После встречи с родным братом этого парня шансов выжить у вас нет. Если не умрете от потери крови, то умрете от яда. И вам повезет, если быстро.
— Я видел с вышки одного такого, если это тот, о ком я думаю, — задумчиво протянул Танцор. — Вроде удалось разойтись почти миром. Он заметил меня, но не дотянулся. Я сумел уйти партизанскими тропами.
— Ты ушел, потому что я сумел прикрыть твою маленькую фейскую задницу, а Юри расхерачил под ушлепком кусок парковки.
— Это мелочи, я хочу сказать, что мы друг друга условно знаем. Знаем, кто и как работает, и знаем, что каждый способен себя вытащить из дерьма. Ну или на крайняк не утащить в дерьмо другого. А о, гм… Викторе мы них… ничего не знаем.
— Строго говоря, вы и про нас ничего не знаете, — выдал Отабек. — А информация о монстрах нам очень нужна. Но да, я хотел бы знать, кому придется доверить спину.
— У меня с этим городом и с этими монстрами свои счеты, — улыбка Виктора вышла жесткой. — В моих интересах довести вас до места и вернуть домой. Часть этого серебра уйдет на зачистку города, в которой я очень хочу принять участие.
— Какой кровожадный мальчик, — Крис демонстративно улыбнулся. На что Виктор ответил ему своей улыбкой. Неожиданно заразительной, светлой и почти настоящей. Такой, от которой вокруг засиявших глаз появились морщинки.
— С тобой я поделюсь, если захочешь. И очень попросишь.
— Отставить разговорчики! — рявкнул Фельцман. Обвел притихших парней недовольным взглядом и медленно выдохнул, успокаиваясь. — Отточить языки друг на друге у вас будет еще время. А пока… Сложно будет не только добраться и найти хранилище, но и открыть его. Там несколько степеней защиты, и мы подозреваем, что автономный генератор, питающий бункер, еще работает. Сначала вам надо будет отключить его, а потом уже браться за взлом. Остальную информацию получите на планшеты. Завтра с утра вас перебросят в лагерь у города, проведете рекогносцировку на месте и приступите к работе. Из плохих новостей — прикрытия у вас не будет. Вытаскивать ваши задницы просто будет некому, поэтому надеяться можете только на себя. С учетом всех форс-мажорных обстоятельств, на выполнение миссии у вас не больше недели, потом спутник перестанет следить за этим квадратом. А это значит, что сигнал о готовности к транспортировке мы не получим. Вопросы?
Вопросов на самом деле был миллион. И все сложены нецензурно, начиная с «Нахуя», заканчивая «бля, пиздец». Вопросы в основном были риторические и озвучивались сержантом. После очередного экзерсиса генерал просто выставил его за дверь.
— Ну, бля, аще… — протянул Юрий, едва вернувшись в казарму. — Это ж… бляяяя… ну еб…
Джей-Джей, не чинясь, положил ладонь ему на губы, вынуждая замолчать.
— Ситуация не из приятных, согласен, но бывало и хуже, — нарушил воцарившуюся тишину Кацуки. — Наша последняя вылазка была такой же сложной.
— Только мы брали обычный банк, а не аналог Форт-Нокса! — усмехнулся Джей. — Тогда мы не были ограничены временем. И нас прикрывали.
— А сейчас монстры имеют все шансы взъебать нас по полной, — бросил Юрий, едва только растянулся на постели. Надо было собираться. Скорее всего, в свете всего уже сказанного Фельцманом, дадут дополнительных примочек-девайсов, и подобрать их надо в срочном порядке. И на все про все им дадут не больше сегодняшнего дня, а завтра погонят к Периметру. И на шеях у них будет сидеть гражданский.
Ну ладно, достаточно эффектный, кажется, даже подготовленный, бодренький такой гражданский. Возможно даже, что этот Виктор надрочен на то, чтоб мочить монстров на взлете. Допускается и такой расклад. Просто… Предстоит, ко всему прочему, привыкнуть к дополнению группы. Сложно. Да, у них были досье, но этого слишком мало.
— Нам придется работать с тем, что есть, Юра, — возразил Кацуки. — Нас не спрашивают, хотим ли мы этого. Нас ставят перед фактом: либо мы выполняем приказ и берем хранилище, готовим к доставке несколько сотен килограммов серебра, либо погибнем. Выбор прост.
— Ты передергиваешь, — дернул подбородком Юрка.
— Передергивает он, если ты еще не в курсе, в душе после отбоя, — будь они на плацу, и Джей бы сплюнул. Но они были в казарме, так что Леруа просто легонько пнул стойку кровати носком ботинка. — Он прав, Юра. Или тебя что-то смущает? Так озвучь. Мне не хотелось бы, чтоб какая-то хуйня вылезла посреди операции. Она там так и так вылезет, конечно, — философски протянул он наконец. — Но некоторые вещи лучше знать заранее. Вот например, я бы с удовольствием трахнул консультанта. Он красавчик, задница что надо и глаза блядские. Прям как у тебя, когда ты дрочишь по утрам.
— Сука, Джей-Джей, уебууу!!!.. — Юрий взвился с места, но на подлете был сбит с ног лейтенантом, а потом и вовсе вжат в постель всем весом его тела.
— Хватит! — глухим шепотом рявкнул Юри. — Хорошо что вас генерал не видит. Ками-сама, ну сколько можно? Не понимаю, почему я до сих пор вожусь с вами обоими…
— Любишь? — предположил Джей.
— Жалею. Думаю, что если вы попадете в группу кого-то менее терпеливого, вас пристрелят. Надеюсь, что капитан Алтын будет более… терпеливым, чем я.
— Убивает и трахается с одним выражением лица? Он хорош. Сразу видно. Его бы я тоже трахнул.
— И Джакометти, — подал полупридушенный голос Юрка.
— И Джакоме… бля…
— Ебарь-террорист, — безжалостно припечатал Плисецкий и тут же получил коленом в пузо от лейтенанта.
— Просто признай, что у тебя на этого консультанта тоже встал по стойке «смирно» — фыркнул Джей. — А лейтенант вообще прозрел. Правда, Кацуки? У тебя было такое выражение лица, будто тебе твой любимый кацудон приготовили…
— Леруа, ты сейчас допиздишься, честное слово! — торжественно пообещал последний.
— Нихуя ж себе, лейтенант, ты в кои-то веки говоришь, как нормальный солдат! — восхитился Плисецкий.
— Еще ты поговори, и я вспомню, как ты восхищался работой этого Алтына, — пригрозил Кацуки, освобождая подчиненного от захвата и поднимаясь на ноги. — Слушай приказ. Сейчас спим. Пару часов, не больше. Потом собираем вещи, получаем дополнительное оборудование. Разложить и затянуть все так, чтоб я даже шелеста не слышал. Все ясно? — дождавшись синхронного кивка, Юри добрался до собственной постели, рядом с которой стоял в углу его рюкзак и лежала на тумбочке штурмовая винтовка. — Отлично. А теперь спать. И чтоб больше ни слова. И по поводу консультанта тоже. Иначе выебу обоих.
Спустя всего пять минут тишину комнаты нарушало только тихое ровное дыхание людей, привыкших проваливаться в сон в любое свободное от действий время.

4.

Погода была отвратительной. Похолодало, а от лениво ползших, тяжелых темно-серых туч на земле словно лежала тень. Далекий лес почернел, но Отабеку он такой даже нравился: больше соответствовал окружающей действительности. Утро едва только занялось, и Отабек ежился от напряжения, промозглого ветра и легкого недосыпа. Их подняли слишком рано, накормили завтраком, дали пять минут на сборы и теперь они ждали сигнал к отправке. Бек пару раз видел Фельцмана, но прибывшие вчера сослуживцы еще не появлялись. Впрочем, как и загадочный Виктор, о котором Крис ничего не мог вспомнить. Генерал не сообщил ни фамилии, ни рода его занятий, хотя о последнем можно было догадаться. Действительно консультант или ученый. Или то и другое вместе. Следы когтей на его шее внушали уважение, и Бек склонялся все-таки к консультанту. Несмотря на откровенно красивое лицо без единой грубой черты, парень слабаком не казался и на ученого не тянул. Не то, чтобы Отабек в своей жизни их много повидал, но…
— Я уже говорил, что отдал бы половину своего отпуска, только бы затащить его в постель? — Крис, до сих пор молча стоявший рядом, вытянул сигарету из портсигара и прикурил, сквозь дым глядя на неторопливо идущего к ним от командного пункта Виктора. Высокий, ростом с Криса, худой, но жилистый — он брел неторопливо, плавно покачивая бедрами и уткнувшись носом в блокнот с какими-то записями, то и дело с раздражением убирая от лица волосы, с которыми играл ветер.
— Вчера, — Отабек помахал рукой в воздухе, чтобы развеять дым. Сам он мужскую красоту оценить был вполне способен, но вот разделить желание Криса не мог. Да и не хотел. — Ты пел ему дифирамбы весь вечер и выносил мне мозг.
— Ты все равно меня не слушал. Так что про вынос мозга можешь даже не начинать, — Крис выпустил дым и доброжелательно улыбнулся подошедшему Виктору. — Доброго утра.
— А оно доброе? — тот кинул на него взгляд сквозь в очередной раз упавшую прядь, а потом вдруг подался вперед и вытянул сигарету из пальцев Криса. Сделал неглубокую затяжку и вернул владельцу, блаженно улыбнувшись. — Вот теперь доброе. Хотя кофе у вас отстойный.
— Сигареты закончились? Или курить бросил? — Крис от удивления оправился быстро.
— Второе. Дыхалку берегу. Но иногда накатывает.
— Актуально, — Крис с сожалением посмотрел на кончик сигареты, но затушил ее и вернул в портсигар.
Отабек поймал на себе тяжелый взгляд голубых глаз и вскинул бровь в вежливом недоумении. Виктор качнул головой, улыбаясь одними уголками губ.
— Снайпер? — он кивнул в сторону уже сложенной для транспортировки винтовки. — Дальний бой, значит. А с ближним как? В городе снайперу особо делать нечего.
— Кто-то же должен прикрывать ваши задницы, пока вы будете пытаться открыть хранилище, — Отабек почувствовал себя почти обиженным. Крис ухмыльнулся.
— Тут он прав. Кто-то действительно должен. Правда, обычно потом я прикрываю ему спину, чтобы не убили, но в этот раз у меня другая работа, — он похлопал по чехлу со своими электронными примочками. — Судя по той информации, что мы получили, у замка есть свой мини-генератор, который включается, когда перестает поступать напряжение. Мы не знаем, насколько его хватит, так что придется взламывать коды. А это занимает время.
— И как я жил до тебя целых три года? — съехидничал Отабек, и Виктор неожиданно улыбнулся.
— Вот и мне интересно, — Крис принял самый серьезный вид. — И где наша мелочь?
— Слышь, мужик, ты кого мелочью назвал только что? — Юрий был подтянут. Юрий был хмур. И забавно, но того, как он подошел, не услышал никто. Не звякнула ни единая пряжка, ни единый звук не выдал его приближения. — Я тебя старпером не называю, так что и ты меня всуе мелочью не зови…
— Злой котенок, — улыбнулся подошедший следом Джей. — Фея сердится, если не удается пристрелить с утра пару монстров. Перед завтраком не нашел ни единого завалящего, от того и бесится!
— Доброго утра, господа, — педантично-вежливо поздоровался Ронин. Все трое полностью экипированы, собраны и готовы двигаться.
Отабек кивнул и тут же вытянулся, когда к ним подошел Фельцман. Судя по откровенно изможденному виду, спал он ночью хорошо если пару часов. На приветствия генерал время тратить на стал, окинул всех присутствующих хмурым взглядом, поджал губы и, стиснув на секунду плечо Виктора, с чувством выдохнул:
— Ну, с Богом, парни.
Ответный синхронный кивок вышел напряженным, почти жестким. Дураков не было, все понимали, что могут не вернуться.
— По машинам, — Фельцман отступил, и уже через пятнадцать минут исчез из поля зрения, когда и площадка, и база остались далеко внизу.
«Город за лесом», как называл его Отабек, они пролетели кругом, и покореженные небоскребы остались позади. Впереди еще как минимум сорок минут перед глазами будут только разбитые дороги и заброшенные деревеньки. Границы государств исчезли, и Бек не смог бы сказать, какая страна здесь была раньше, даже если бы задумывался над этим вопросом. Но вместе с границами исчезли национальности и даже самобытные языки. На английском разговаривать было проще, хотя материлась теперь вся планета исключительно на русском, переняв не только матерные слова, но и некоторые, особенно экспрессивные и актуальные идиомы. Причудливое смешение уже давно никого не коробило и не смешило, главным было то, что тебя поймут, где бы ты ни оказался.
Отабек откинул голову на переборку позади себя и поймал внимательный взгляд Виктора. Заметив, что на него смотрят, тот кивнул и громко произнес, перекрикивая гул винта:
— На земле, после высадки, времени у нас не будет, в городе — тем более. Но вам надо кое-что узнать о тех монстрах, что могут нам попасться.
— Здесь же ни хрена не слышно! — Отабек для выразительно приложил ладони к ушам. — Там, что, какие-то особенные монстры?
— Ты чем генерала слушал? — Крис оказался рядом мгновенно. Отабек нахмурился, вспоминая, и сконфуженно улыбнулся. Но сдаваться не собирался.
— И все равно здесь неслышно.
— Нормально, если сесть поближе, — Крис, демонстрируя свои же слова, тут же придвинулся к Виктору почти вплотную. Отабек только глаза закатил, но тоже пересел, оказавшись чуть сбоку.
Забавно, но троица сопровождения, недоуменно переглянувшись, дружно ткнули пальцами в наушники, висящие над сидениями, и не менее дружно надели их. Гарнитура работала исправно, частоты тоже работали без сбоев. Юри жестом предложил остальным последовать их примеру.
— Так удобнее будет и не придется орать. К тому же, микрофоны имеют функцию подавления шума, и все будет отлично слышно!
— Я собираюсь не только рассказывать, но и показывать, — Виктор даже не посмотрел в их сторону, только плечами пожал. — Если вам это не нужно, оставайтесь на местах.
— Зануууууда, — артикулировал Джей. Приткнуться и замереть так, чтоб удобно было заглядывать на дисплей, было сложно. Так что не особо высокий Ронин и еще более невысокий Танцор болтались, цепляясь за петли чтоб не навернуться.
— Ну, показывай, — подал голос Плисецкий. Ткнуться физиономией в чье-то армированное плече ему не улыбалось явно.
Виктор чуть выдвинулся вперед и разложил на коленях закатанную в пластик карту города. Не особо подробная, она тем не менее содержала все, что нужно было для миссии.
— Вот здесь, — Виктор ткнул пальцем в обрезанной перчатке в точку чуть в стороне от центральной площади, — наша цель. Путь до нее, как видите, совсем неблизкий. Была идея попытаться прорваться туда на транспорте, но потом от нее отказались: слишком много шума, шансов пройти незамеченными нет. Мы зайдем отсюда, — следующая точка, на которую он указал, находилась, с учетом масштаба карты, километрах в семидесяти от цели. — Далековато, но там пройти через кордон будет проще. Я знаю, что вы не привыкли к такому, но некоторые из монстров способны устраивать ловушки. Мы не знаем, кто они, откуда, почему такие, поэтому просто примите это, как данность. Все монстры городов класса «альфа» не просто когти и клыки, поэтому они и так опасны. Поэтому и «альфа». Нам предстоит иметь дело с противниками, с которыми вы еще ни разу не встречались. Пока все понятно?
Ронин кивнул, остальные тоже. План врезался в память, еще когда они с Фельцманом летели сюда. Теперь же он, как и Юрка, как и Жан, просто повторяли схему и убеждались, что это действительно единственный вариант.
— Тот жучара, который до тебя добрался, к какому классу относился? — поинтересовался Танцор. — Слишком ровные шрамы. Такие когти могут мои веревки перерезать, как масло.
— Они не жуки. По крайней мере те, которые нам встретятся, — Виктор сморщил нос, сдул упавшие на лицо волосы и снова склонился над картой. — Они держат оборону. И аванпост состоит из самых сильных, это я вам уже говорил. Со многими из этих монстров вы уже встречались, но вот с некоторыми… — Виктор убрал карту и на ее место положил небольшой дисковой проектор. Нажал пару кнопок и перед глазами медленно завертелась голограмма чудовища с огромными бивнями. — Познакомьтесь, господа, это руталиск. Огромен, силен, неповоротлив, но при его размерах и фактически армированной шкуре для него это не проблема. Убить обычным оружием его невозможно, только при одновременной атаке с воздуха и наземной артиллерии. Ну или подорвать к чертям, но заряда должно быть столько же, сколько понадобится на немаленький мегаполис. Хорошая новость — таких на весь город наберется от силы штук пять, но его одного хватит, чтобы от нас и воспоминаний не осталось. При встрече прячьтесь, если он вас не заметил. Если заметил, бегите туда, где повыше или под землю. Если вы останетесь на поверхности, он вас просто раздавит вместе с вашим укрытием. Чем выше от земли, тем больше шансов спастись. Своими бивнями он работает, как косами, да, они двигаются, но предназначены для жертв гораздо большего размера, поэтому вам они будут страшны, если только совсем уж не повезет. Он способен перерубить небоскреб, но обычно не тратит силы понапрасну, иначе от городов бы ничего не осталось. Еще более хорошая новость — в обычное, спокойное время он спит, ибо только так может сохранить энергию. Это одна из причин, по которой от транспорта отказались и почему, когда начнется погрузка, все должно быть очень и очень быстро. Хранилище находится слишком близко от центра, а там наверняка будет один или два таких.
Дальше… Если вам говорили, что среди монстров нет летающих, забудьте об этом. Они есть, — Виктор сменил голограмму, являя остальным четырехкрылого монстра. Перепончатые крылья, раскрытая пасть, змеиные глаза с узким зрачком, раздвоенный язык — даже от одного изображения твари веяло смертью, но не оценить ее мощь и убийственную красоту было невозможно. — Драгонлиск. С этими ребятами вы вряд ли встречались и будем надеется, что нам повезет, но вы должны знать о них на всякий случай. У них нет брони, но достать их сложно: в воздухе могут держаться на одном крыле, летают высоко, быстро, упорны и это самое отвратное, что в них есть. Если вы найдете укрытие с одним выходом, драгонлиску ничего не будет стоить зависнуть над вами на несколько часов. У него нет когтей, и по сути своей он больше напоминает китайского дракона, но его слюна очень ядовита. Второе его оружие — режущая кромка крыла, но для этого он должен поймать вас достаточно высоко от земли, так, чтобы было где развернуться его крыльям, поэтому не забирайтесь слишком высоко. Я не знаю, что творится в городе сейчас, это станет известно, когда окажемся на месте, но поглядывайте в небо на всякий случай. Кроме всего прочего, драгонлиски обладают отличным зрением, в том числе и тепловым, так что его одного хватит, чтобы испортить нам прогулку.
А теперь к тем, кто попроще. Хотя нет, есть еще один монстр, о котором вам надо знать, — Виктор смахнул голограмму драгонлиска и его место заняла тварь с длинными тонким телом, утыканном шипами по всей длине. — Его назвали Проволочником, но мы называем его короче — Червь. Вы никогда не увидите его на земле, он живет под ней. Поэтому вниз поглядывайте тоже. На обычной земле ему проще, поэтому мы будем избегать парков и лужаек, но и на бетонированных площадках от Червя никто не застрахован. Смотрите под ноги и, если увидите точки и ямки, как от снарядов, особенно построенные в линию, не наступайте на них, а еще лучше обойти по широкой дуге. И тут я вам лучше покажу, — Виктор щелкнул кнопкой, и голограмма развернулась, стала больше, объемнее, демонстрируя видеосъемку, сделанную, похоже, камерой тактического шлема. На ней небольшую площадь какого-то населенного пункта пытался пересечь боец. Он шел медленно, очень аккуратно и правильно, смотря то по сторонам, то в небо, не забывал смотреть под ноги. Они все увидели ямку, про которую говорил Виктор. Увидели, как боец прошел мимо. И как спустя десять шагов, бетон под его ногами вдруг пошел трещинами, вздыбился, и снизу взметнулся длинный тонкий шип, надевший несчастного солдата на себя, как на кол. Звука не было, но им хватило впечатлений от извивающегося тела и открытого в немом крике рта.
Виктор отключил голограмму и опустил взгляд.
— Это первое задокументированное появление Червя. С тех пор мало что изменилось. Проволочник — это «растяжка» в варианте монстров. Он чувствует вибрацию шагов, движения, и соответствующе реагирует. Из хорошего — следы его присутствия, как правило, очень легко заметить и обойти. Но если вам не повезло — бегите, бегите очень быстро, петляйте, рассыпайте мелочь, роняйте предметы, прыгайте — в общем, делайте все, чтобы его дезориентировать. Только так у вас будет шанс спастись, потому что, как правило, меняют Черви место своей дислокации очень тяжело и неохотно. Так что за вами в погоню он вряд ли кинется. Вместо него это может сделать он, — Виктор снова включил проектор, и на группу теперь смотрело существо, чем-то напоминающее драгонлиска, если тому отрезать крылья, добавить длинный шипастый хвост и лапы с острыми, очень длинными когтями, от одного вида которых перед глазами сами собой всплыли шрамы на шее Виктора. — Гидралиск. Обычно они атакуют группой, но и одного хватит, чтобы потрепать отряд, сократив его, как минимум, вполовину. Убегать от него бесполезно, он очень быстр и подвижен. Кроме когтей, клыков и хвоста может прикончить вас ядовитой слюной, которая ничуть не менее ядовита, чем у драгонлиска.
Виктор выключил проектор и потянулся к фляжке, промочить горло. — Это если коротко и о самых основных пакостях. С другими вы уже сталкивались и не раз, а если и не сталкивались — они в любом случае не так страшны, как эти. Хотя бы потому, что не обладают даже зачатками разума и живут исключительно на инстинктах. Даже те, кто когда-то были людьми. В маленьких городках таких почти не осталось — они успешно поедают друг друга сами или становятся пищей для истинных тварей, но в городах, подобно этим, их достаточно. Старайтесь не попадаться им на пути. Они не так опасны, но мы до сих пор не знаем, кто или что смотрит их глазами. И еще… Серебро им не наносит особого вреда. Об этом стараются не распространяться, чтобы не вызывать панику, но вы знать должны.
— Охуенчик, че, — криво ухмыльнулся Танцор, возвращаясь на свое место. — Как ты от него ушел? Вряд ли эта «гидра» по доброте душевной тебя отпустила.
— Его отвлекли, — Виктор пожал плечами, теряя весь интерес к разговору и отворачиваясь к иллюминатору. Там, под брюхом вертолета проплывали давно заброшенные поля, и казалось, что в мире ничего не случилось и что вот-вот выползут ленивые и неповоротливые трактора.
— Думаю, что нам и костюмчики боевой пехоты из «Звездного десанта» не помогут, — протянул Джей, так же, как и Виктор, глядя в иллюминатор. — Расстреливать монстров — это одно. Пытаться обойти умного монстра… это как воевать с мамочкой «Чужого».
— Жан, прекрати панику, — попросил Ронин.
— Я не паникую, Кацуки, — покачал головой тот. — Я сожалею, что перед заданием не трахнул Танцора, и он отправится на тот свет девственником.
— Тот, кто отвлекал, выжил? — снова задал вопрос Плисецкий.
Крис, очень внимательно прислушивавшийся к разговору, переглянулся с Отабеком и спрятал усмешку за планшетом.
— Нет, — Виктор поерзал, устроился поудобнее и прикрыл глаза. — Тогда повезло только мне.
— Так кто ты на самом деле? — Отабек, внимательно следивший за мимикой тонкого лица, лишь разочаровано вздохнул: ни один мускул не дрогнул.
— Свободный охотник. Консультант. Следопыт. Называй как хочешь. Яков попросил меня помочь, потому что знает: у меня с этим городом свои счеты.
— О которых ты, разумеется, никому не расскажешь? — почти мурлыкнул Крис.
— Считаешь, что шрамов недостаточно? — Отабек вытянул ноги и попытался расслабиться.
— Для таких, как наш Виктор? Нет, — Крис покачал головой, Виктор хмыкнул, но комментировать ничего не стал.

Продолжение в комментариях

@темы: Рейтинг: NC-17, авторский фик, Категория: джен, Категория: слеш, Персонаж: Виктор Никифоров | Victor Nikiforov, Персонаж: Катсуки Юри | Katsuki Yuri, Персонаж: Юрий Плисецкий | Yuri Plisetsky, Персонаж: Георгий Попович | Georgi Popovich, Персонаж: Кристофф Джакометти | Christophe Giacometti, Персонаж: Отабек Алтын | Otabek Altin, Персонаж: Жан-Жак Лерой | Jean-Jacques Leroy, Персонаж: Яков Фельцман | Yakov Feltsman, Виктури | катсудон, Отаюра | кумыс, Big Bang 2017

---

[yurionbb]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Второй дедлайн пройден!

[yurionbb]

Миновал второй дедлайн. Все присланные письма получены, ответы - разосланы. Если вы прислали материалы, но не получили ответ - обязательно напишите нам.
Таблица с датами выкладок будет опубликована в ближайшие сутки.
Спасибо что остаетесь с нами!

@темы: организационное

---

Приближается второй дедлайн!

[yurionbb]

Набор участников: 20.03 - 26.03
Дедлайн 50% текста и саммари: 21.05
Разбор саммари: 24.05 - 27.05

Конечный дедлайн текстов: 25.06
Начало выкладок: 27.06

Правила YoI Big Bang 2017 вы сможете найти здесь. Все вопросы можно задать в комментариях к правилам или на умыл соо yurionbb.

+++

<a href="http://yoibigbang.diary.ru"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/4/2/1/3421010/84878791.png"></a>

<a href="http://yoibigbang.diary.ru"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/4/2/1/3421010/84878741.png"></a> 

<a href="http://yoibigbang.diary.ru"><img src="http://static.diary.ru/userdir/3/4/2/1/3421010/84878793.png"></a>

P.S.: Уважаемые авторы, мы старались отмечать всех тех, кому потребуется бета. Но если у вас нет беты и мы с вами до сих пор не связались - смело пишите нам по этому поводу.

запись создана: 15.06.2017 в 13:29

@темы: напоминаем, организационное

---

Список саммари

[yurionbb]

Разбор окончен и мы рады представить наших участников! Поздравляем с воссоединением нашедших друг друга авторов/переводчиков и иллюстраторов! Не стесняйтесь написать своей паре и продолжить работу=)
Напоминаем, что в расписание выкладок попадут те работы, которые будут закончены до 25 июня и присланы на e-mail администрации. Работы в расписании будут располагаться в том порядке, в каком они будут присланы. То есть первый приславший выкладываться первым. Второй – вторым и так далее. Обязательно дождитесь подтверждения, что ваша работа получена! Авторы, приславшие работу позднее 25 июня, попадают в так называемый внеконкурс. Его расписание будет пополняться по мере поступления готовых работ.
Присылаемая работа не обязательно должна быть отредактирована бетой, нам она нужна только для составления расписания и контроля. (Однако, публикуемая в последующем, работа должна быть отредактирована бетой и приведена в порядок.)
Надеемся увидеть всех вас на выкладках!
И мы все еще готовы отвечать на любые ваши вопросы в умыло=) Удачи!

Саммари тут

№ 1
Автор: Aurus
Иллюстратор: Kissyushka, повторно - ISSKRA
Пейринг: Виктор/Юри
Жанр: триллер, саспенс, ангст
Рейтинг: R
Краткое содержание: Однажды Юри и Виктор проснулись в мире, в котором больше никого не было.
– Спи, Юри, – прошептал ему на ухо Виктор, потому что Виктор вообще редко знал, когда стоит промолчать. – А завтра мы проснёмся, и всё будет… всё будет по-прежнему.
Его голос слегка сорвался на последних словах, и Юри почувствовал, как внутри него тоже что-то оборвалось.
Нет, подумал он, притираясь к Виктору ближе, ещё ближе, словно пытаясь слиться с ним воедино. Он судорожно сжал в кулаке его футболку, как будто верил, что это поможет ему удержать Виктора в случае чего. Нет.
Не будет.


№ 2
Автор: Птичка на проводе
Иллюстратор: Kyanite
Пейринг: Юрий Плисецкий/Отабек Алтын, Юрий Плисецкий/Жан-Жак Леруа
Жанр: AU (в плане отношения к однополым бракам на территории РФ), драма
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: ООС, нецензурная лексика, посткон, нехронологическое повествование.
Краткое содержание: Юрий вполне счастлив с Отабеком - все пять лет их идеальных во всем отношений. Но почему-то все равно сбегает с собственной свадьбы…


№ 3
Автор: Maiolaine
Иллюстратор: Minati
Пейринг: Пхичит/Юри (и наоборот)
Жанр: романс
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: секс перед зеркалом, dirty talk, мастурбация на спящего
Краткое содержание: Юри верил, что любовь - это болезнь. Пхичит научил его, что она может быть здоровьем.


№ 4
Переводчик: ulionich
Иллюстратор: Солар
Пейринг: Виктор/Юри
Жанр: АУ, флафф, юмор, ангст
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: До начала ФГП в Сочи Юри находит смартфон Виктора. Возвращение вещи владельцу оборачивается последствиями в виде бурного веселья и не менее бурного флирта. В весьма необычном виде.


№ 5
Автор: freir
Иллюстратор: Трандуилушка
Пейринг/Персонажи: Юра, Отабек
Рейтинг: R
Жанр: романс, hurt/comfort
Краткое содержание: На Чемпионате Мира Юра заработал травму. За время лечения у него есть возможность подумать о многом, и кто поможет ему морально встать на ноги, если не Отабек.


№ 6
Автор: shizandra & Laise
Иллюстратор: Dejavidetc
Персонажи: Виктор/Юра, Отабек/Юра, ОМП/Юра, Виктор/Юри, Крис/Джей. Маленькое замечание: Юра не шлюха, несмотря на обилие «пейрингов», это тот самый преслэш и юст.
Категория: преслэш, юст, слэш
Жанр: тотал!АУ, экшн, постапокалиптика, приключения, немного ангста, романтики, юмора, совсем чуть-чуть триллера/хоррора
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: ООС, рейтинг проставлен не сколько за секс, сколько за описание «военных действий» и их последствий, но без особых подробностей. Нецензурная лексика в объеме.
Краткое содержание: Мир в том виде, в каком мы его знаем, больше не существует. Новая жизнь сосредоточилась в Анклавах, имеющих только порядковые номера. Серебро стало дороже человеческой жизни, и в заброшенный город со статусом опасности «Альфа» направляют группу бойцов, чья задача – найти старое хранилище с серебром и подготовить металл к транспортировке. Обычная операция, если бы не...

Команды

№7
Автор: Friz@
Иллюстратор: SleepwalkerLow
Пейринги: (соответственно) Юри/Вика, Отабек/Юля, Крис/Пхичит (фоном) + другие.
Категория: фемслеш, гет
Жанр: юмор, ситком
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: Гендер-бендер, частичный кроссовер с Hellcats, чирлидинг
Краткое содержание: Юри сменила институт и переехала во Флориду, намереваясь сменить обстановку и привести мысли в порядок, но в первый же день все перевернулось с ног на голову.


№8
Автор: Soul of Black Raven
Иллюстратор: iris M
Пейрингии: Юри/Юра, Виктор/Юри, Виктор/Юра, Виктор/Юри/Юра
Жанр: драма, PWP, мистика
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: ER трисама, возможно упоминание нон-кона
Краткое содержание: Юри предложил своим парням немного отдохнуть в Сирахаме, тем более отношения этих троих не самые гладкие, все напряжены, у всех своих загадки и пошатнувшееся доверие. А тут ещё они вселились в номер с дурным прошлым. Ребята расселились, но мистика и страшные видения преследуют их. Что же происходит и как связано с нашей троицей.


№9
Автор: Мар(т)
Иллюстратор: iris M
Пейринг: Виктор/Юри
Персонажи: Виктор, Юри, Юра, на втором плане Гоша, Мила и приглашенная звезда Отабек
Жанр: мистика
Рейтинг: PG-13/R
Краткое содержание: Это Виктор Никифоров. Он живет в Питере с женихом и пуделем Маккачином, тайком от тренера работает над четверным акселем и хочет в жизни всего и сразу.
Это Юрий Плисецкий. Он злится на свое тело за несвоевременный рост, много времени проводит в скайпе и когда-то в детстве попытался съесть на спор куриный коготь.
Это Георгий Попович. Он купил дом в сельской местности, все силы тратит на ремонт и очень хочет вернуть свою девушку Аню.
А это Юри, и он счастлив.


№ 10
Автор: кэцхен_восемь_жизней_назад
Иллюстратор: Laviko
Пейринг/Персонажи: Виктури, жители Хасецу, нёхи
Жанр: мистика, драма, романтика
Рейтинг: R
Предупреждения: смерть второстепенных героев
Краткое содержание: Слышали новость? Кацуки Юри приедет в Хасецу. Да, со своим тренером. Нет, просто отдохнуть. "Окунуться в сонную атмосферу маленького города после утомительного сезона - настоящий рай. Ничего фантастического: встречи со старыми друзьями, прогулки вдоль океана, весёлые вечера в Ю-топии", - это Виктор Никифоров сказал. А про женщину на берегу знаете? Говорят, уже дважды видели. Ох, жуть! И на мосту больше никто не рыбачит...


№ 11
Автор: Птица СИРИН
Иллюстратор: LI_sonok
Пейринг: Отабек/Юра
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Тяжело выиграть в первых соревнованиях, но еще тяжелее – победить снова, удержав титул. Но Юра не из тех, кто сдается.

@темы: организационное, саммари

---

[yurionbb]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[yurionbb]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[yurionbb]

Уважаемые иллюстраторы! Сегодня ближе к вечеру мы вывесим список саммари без указания авторов для ознакомления. Завтра (25 мая) в 21.00 по мск откроются комментарии к записи и можно будет начать разбор. Правила распределения саммари находятся здесь.

Уважаемые авторы/переводчики! Если вы отослали необходимые материалы (саммари + черновик) и не получили от нас ответ - свяжитесь с нами для выяснения что к чему. Иначе ваше саммари может не попасть в разбор. И всем будет очень обидно=(

Участники конкурса, пожалуйста, не забудьте вступить в сообщество. Читателям вступать в сообщество не нужно.

Следующий дедлайн для авторов/переводчиков 25 июня.
К этому времени законченные тексты должны быть присланы на

e-mail администрации

e-mail администрации - [email protected]. Обязательно дождитесь подтверждения, что ваша работа получена!
Присылаемая работа не обязательно должна быть отредактирована бетой, нам она нужна только для составления расписания и контроля. (Однако, публикуемая в последующем, работа должна быть отредактирована бетой и приведена в порядок.) Если к этому времени будут готовы так же и иллюстрации, то присылайте и их.

_______________________________
с уважением,
организаторы YoI BB

@темы: организационное