Узы

[с Мировым Деревом на голове]

Название: Узы
Автор:  Soul of Black Raven
Артер:  iris M
Бета:  Sabaku no Shukaku,  Mritty, вычитка:  Rileniya
Размер: 17431 слово
Пейринг/Персонажи: Юри/\Юра, Виктор/\Юра, Юри/\Виктор, Виктор/Юра/Юри
Категория: слэш
Жанр: PWP, мистика, романс
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: ER трисама, немного мата, ОЖП и ОМП, кинки: минет, римминг, фельчинг, лёгкий кроссдрессинг, игры в д/с и др.
Фик относится к циклу Инь и ян для троих
Краткое содержание: Юри, Виктор и Юра приезжают отдохнуть в Сирахаму, но отличного отпуска не получается: их отношения оставляют желать лучшего — все напряжены, у всех свои тайны, которые нарушают устоявшееся между ними доверие.
Размещение: запрещено без разрешения автора
Ссылки на иллюстрации: 1, 2
Ссылка на скачивание текста без иллюстраций: .docx AO3

— Не советовала бы я вам селиться сюда, молодые люди, если не хотите проблем.

За дверью их номера стояла щуплая пожилая женщина в кимоно и в очках. Юри моргнул и разогнулся, отпуская откинутую крышку чемодана. Его приветственный поклон старуха проигнорировала.

— Это почему? — удивился Виктор. — Вы заходите, мы не кусаемся.

— Виктор! — воскликнул Юри. Строго посмотрел на Юру, который, судя по лицу, тоже собирался ляпнуть что-то не очень вежливое. — Простите его э-э-э… госпожа. Что вы хотели?..

— Предупредить, — зловещим шёпотом произнесла незнакомка. — В этом номере умерла женщина. Её жестоко убили. И теперь это место проклято. Плохое место, много злой энергии. Много… — она забормотала что-то под нос и засеменила вон, исчезая из поля зрения. Юри окликнул её, выглянул в коридор — женщина скрылась в одном из соседних номеров.

— Отличный курорт выбрал, Юри, — съязвил Юра.

Юри потупился. Ему стало не по себе.

— Выбрать гостиницу предлагали тебе, но ты послал нас нахуй, сказал, только чтобы «нормальная была», — вклинился Виктор. — Мы обзвонили знакомых, кто был в Сирахаме, нам назвали два рёкана и эту гостиницу. В рёкан ты не захотел.

— Я вообще не хотел куда-то с вами лететь! Тошнит от ваших рож! А теперь ещё любоваться на них двадцать четыре часа в сутки! — заорал Юра. — Юри, ты ведь живёшь в Японии, не знаешь, что ли, когда тут тайфуны?

— Я живу на севере Кюсю, а не на юге Хонсю! — попытался оправдаться Юри.

— И тайфуны вряд ли приходят по расписанию, — резко добавил Виктор. — Юра, прекрати обвинять Юри. В каком тоне ты вообще разговариваешь?!

— Да ебал я это всё! — Юра схватил свою спортивную сумку и гордо направился к выходу, зло ворча: — Жаль, самолёты сейчас наверняка не летают, а то бы свалил обратно.

— Юра, ты куда? — испугался Юри.

— Здесь ещё одноместные номера оставались. Счастливо вам тут окопаться.

— Но тайфун может и не задеть нас! Или быстро кончиться! Возможно, нам не придётся… всё время сидеть здесь, — договорил Юри уже шёпотом, потому что Юра и вправду ушёл.

Юри выбрал для отдыха курорт Сирахама, к югу от Осаки, надеясь и отдохнуть, и просветиться. Место было знаменито онсенами, неподалеку раскинулся целый анклав буддийских святынь, паломнические тропы и другие интересные достопримечательности. Он думал, что Виктору должно понравиться, а Юре просто надо сменить обстановку, кардинально. Потому что на привычные стены тот уже смотреть не мог, при упоминании катка бледнел и зеленел. Столько тренировался, что даже в обморок однажды грохнулся. Но акклиматизация у Юры происходила быстро, так что пяти дней, отведённых на… как там говорил Виктор? Выдыхай, бобёр? Их должно было хватить, чтобы развеяться перед новыми тренировками и соревнованиями. Но у Юри тоже не всё клеилось, он часто падал, не мог собраться с мыслями, думал о Викторе, о Юре, о том, что они стали чаще ссориться. Госпожа Барановская со знанием дела называла это кризисом двух лет, который у них задержался. Или затянулся?

Но пока летели в Сирахаму, Юра извёл их вопросами «зафига нам это, лучше бы тренировались!». Его бесило, что даже Яков Фельцман выпнул его с катка. Виктор наоборот был не прочь отдохнуть. Он тоже устал, Юри это видел. Спал плохо, из-за чего-то дёргался, чаще ругался на Юри во время тренировок, и Юри это совсем не помогало взять себя в руки.

Потакая Юре, Юри выбрал гостиницу на европейский манер — в Сирахаме были и современные гостиничные комплексы, и рёканы, куда Юри с Виктором с удовольствием бы заселились. Юри рассказывал Юре, что в одном здании бывают номера в европейском стиле и в традиционном. И один номер может быть поделен на евро- и татами-зоны, даже показывал фото на нетбуке. Но Юра отвергал все варианты, хотя Юри видел в его глазах заинтересованность. Вредничал, не иначе. Девятнадцать лет оказались таким же сложным возрастом, как и все предыдущие годы.

Подозревать, что идея с отпуском провалится, Юри начал, когда он забыл билеты и пришлось на полпути возвращаться домой. Чуть на рейс не опоздали. Русские говорили, это плохая примета. В самолёте Виктор пил, а Юра смотрел на планшете записи видео с выступлениями соперников, пока Виктор не отобрал и не стёр всю папку с видео. У Юри сердце упало в пятки и под рёбрами поселилось дурное предчувствие, он попытался успокоить Юру. Но в итоге они все страшно поругались. А сейчас, когда внесли чемоданы в их трёхместный номер, Юра ворчал, что мог бы и дома сидеть, пялиться на осенние дожди. На всём южном побережье объявили штормовое предупреждение.

— Юри, солнце моё, не вини себя, — Виктор обнял его, взлохматил волосы. — Пусть один посидит, перебесится, заскучает — и тогда вернётся к нам. Он после перелётов всегда дёрганый, ты же знаешь.

Юри слабо улыбнулся.

— Да. Но это всё равно как-то неправильно.

— Неправильно как раз поведение Юры, — отрезал Виктор. Вздохнул и потёр лоб. — Ничего с ним не случится, если на улицу не полезет… — Виктор запнулся, понимая, что только подбросил беспокойства. В животе у Юри сжался холодный и тяжёлый ком. Юра любил бродить куда глаза глядят, когда ему надо было остыть, подумать. Он мог, конечно, завалиться на кровать и слушать плеер на полной громкости. Тут не угадаешь. Но если пойти проверять или просить не выходить, то точно же вылезет на улицу в дождь и ветер, назло.

— Надо будет его проверить через пару часиков. Просто спросить, как обустроился! — Юри поправил очки.

— Ты тревожный зануда, знаешь? — вздохнул Виктор. И тут же улыбнулся с хитринкой. — Зато мы вдвоём тут. Одни. Как давно мы не могли себе этого позволить?

— Когда ты взял перерыв из-за травмы, и мы улетели на Чемпионат Японии, оставляя Юру на Чемпионате России?

— Больше полугода назад! И это не считается, — Виктор смешно надулся.

— Юра сказал, что устал от нас. Ты тоже?.. — устал от меня, хотел сказать Юри, но не смог.

— Я просто устал, — Виктор отодвинулся. — Давай потом разберём вещи? А сейчас сходим пообедаем? Умираю, есть хочу!

— Только не напивайся!

— Рюмочку за наш приезд надо обязательно!

— Хорошо, — кивнул Юри. — Рюмочку.

— Да, мамочка, — пискляво ответил Виктор и усмехнулся. — Улыбнись, ну! — Виктор пощипал его за щеки, и Юри почувствовал, как к ним прилила кровь. — Всё хорошо!

Но почему-то голос Виктора звучал немного фальшиво.

***

Погода портилась прямо на глазах, пока они сидели в ресторане и обедали, но вопреки этому Виктор терзал туристический буклет и время от времени восклицал «Юри! Смотри! Вот сюда точно должны сходить!». Юри кивал и грустил. Ему было неспокойно. Не то чтобы его напугало предупреждение соседки, но… он был немного паникёром. Например, то, что он умудрился подавиться два раза, а Виктору вино попало не в то горло. Случайность? Или они нацепляли на себя злую энергию? А Юра? Как он там? Вдруг он пойдёт в ванную, поскользнётся, расшибёт голову, и никого рядом не будет? Или у него опять упадёт давление, и он потеряет сознание? Такое уже бывало несколько раз. И голову расшибал, и сознание терял.

— Юри, — Виктор щёлкал перед его лицом пальцами, — я тебя уже три раза позвал.

— Извини. — Юри ковырнул свой салат. — Давай вернёмся в номер?

Может, Юра вернулся.

Виктор помедлил с ответом, но кивнул.

— Я закажу в номер шампанского.

Хотелось воскликнуть «Ты правда веришь, что без Юры мы сможем веселиться или хотя бы расслабиться?», но Юри не стал. Нечего Виктора расстраивать.

— Я пойду вперёд.

Заодно узнаю, в каком номере Юра поселился.

Видимо, это очень явственно отразилось на его лице или Виктор слишком хорошо его знал, но тот лишь фыркнул и вкрадчиво произнёс:

— Дай ему хотя бы пару часов посидеть одному. А нам — спокойно поговорить. Или как насчёт минета?

— К-конечно, — Юри смутился, поправил очки и сбежал.

***

Замок в двери их номера заедал, а руки были заняты букетом цветов, которые он купил для Виктора. Правда, теперь он терзался, что Юра будет обделён вниманием, даже если тот хотел побыть один. Вдруг ему там одиноко? Может, стоило выйти на улицу, пока не начался ливень, и найти и ему какой-нибудь утешительный подарок? Виктор сказал бы, что он ищет повод припереться к Юре. Пусть так. Пусть он тревожный зануда. Но у него есть основания беспокоиться! За этими мыслями он не сразу увидел, что Юра стоит посреди комнаты.

— Юра! — радостно воскликнул Юри, и Юра развернулся к нему всем телом.

Юри медленно осознал, что его майка со львом была вся в крови, лицо разбито — один глаз заплыл от страшного синяка, губы всмятку, из носа хлестала кровь, весь лоб пересекала рваная рана. Юри выронил цветы и ключи, давясь криком, шагнул к Юре — тот выставил руку вперёд. Словно отгораживался.

— Не смотри, — сказал он женским незнакомым голосом. В окно ударило выглянувшее из-за туч солнце, затопило комнату рыже-красным светом заката, и фигура Юры преобразилась. Теперь там стояла девушка в разорванном и окровавленном платье. Юри потрясённо оглядел её. Спутанные чёрные волосы были неровно обрезаны, руки и ноги в синяках и порезах. На одной щиколотке сбилось что-то бело-розовое, и Юри с ужасом понял, что это трусики. Зверски убитая изнасилованная девушка, о которой говорила соседка, стояла перед Юри.

— Нравится? — девушка страшно улыбнулась. Зубы влажно блестели от крови, пары передних не было, и Юри сглотнул и помотал головой.

— Юри! Ты чего дверь не закрываешь. Ого, цветы, это мне? Юри? Ты… чего?

Обернувшись, Юри произнёс «Виктор» онемевшими губами, и Виктор побледнел, подошёл к нему и схватил за плечи.

— Что случилось? Тебе плохо? С Юркой что-то? Да прекрати ты на меня так таращиться, говори!

— …здесь, — выдавил Юри и оглянулся.

Никого не было. В зеркале отражались только он и Виктор. Солнце вновь затянули тучи, в окно ударил ветер, начавшийся дождь забрызгал стекло, и в комнате воцарился полумрак. Неясные тени заклубились по углам, смазали очертания предметов.

Привиделось?

— Кто здесь? — Виктор пристально оглядел комнату. — Кто-то здесь был, пока мы обедали? Может, уборщица? Или Юра?

— Н-не знаю, — сердце колотилось бешено, Юри судорожно вдохнул. Ему немедленно хотелось побежать к Юре и проверить, всё ли с ним в порядке. Но ноги не слушались. И руки. Виктор отволок его к дивану, усадил, похлопал по щекам. Юри покосился туда, где видел… кого? Юру? Привидение? Или воображение сыграло с ним злую шутку?

— Мне надо выпить, — пробормотал Юри. Виктор молча встал, откупорил бутылку шампанского и налил в бокал. Юри выпил залпом, зажмурился и выдохнул: — Надо сходить к Юре.

— Господи, Юри! Ты из-за этого мелкого засранца так себя накрутил? — Виктор выглядел злым. — Хватит носиться с Юркой и потакать всем его капризам, как ушел, так и придет обратно, не маленький уже! А если ты пойдёшь сейчас извиняться, просить прощения и предлагать уехать как только погода прояснится, я не знаю, что сделаю! Нельзя так себя не уважать!

— Я не!.. — Юри от возмущения аж привстал. От того, что Виктор так хорошо уловил его настроения, стало противно. Захотелось побыть одному. — Знаешь, — проговорил он твёрдо, — наверное, и тебе стоит остыть, и мне. Давай сдадим этот номер и возьмём отдельные. Кажется, мы все друг от друга устали.

Линия челюсти Виктора затвердела, взгляд похолодел, но Юри успел заметить тень тревоги.

— Если сейчас пойдёшь к Юре, я тебя не прощу, — Виктор сложил руки на груди.

— Ты-то сам как будто не хочешь узнать, как он там! — воскликнул Юри, вскакивая.

— Выметайся. Я сдам ключи, — процедил Виктор, забрасывая в свой чемодан футболку, которую он успел выложить на диван.

Юри поднялся и пошёл к выходу, дрожа от возмущения, до боли сжимая кулаки. На пороге он наступил на что-то шуршащее. Букет. Он поднял цветы и оглянулся. Виктор стоял у окна, засунув руки в карманы. Спина его, напряжённая до предела, источала крайнюю степень раздражения. Юри молча положил букет на журнальный столик, вспомнил о неразобранном чемодане, подхватил его и вылетел из номера. Он надеялся, что одноместные ещё остались.

***

Юра заказал в номер кофе, чувствуя слабость и муть перед глазами — давление, видимо, опять упало. Он вытряхнул аптечку из сумки на тумбочку, выпотрошил её в поисках лекарства, выдавил таблетку, но не выпил её: стало лень идти за водой. Он попытался сгрести всё обратно в аптечку, ладонь уколола пачка презервативов, под пальцами заскользил тюбик смазки, стало душно и обидно и смутно захотелось дрочить, но тут Юрку повело, и он плюнул, растянулся на кровати. Раскладывать вещи по полкам он не видел смысла.

Музыка из плеера, который он включил по привычке, как упал в постель, забивала мысли только первое время. Постепенно он погрузился в воспоминания.

Два месяца назад Виктор вернулся со встречи с Крисом пьяным в дым и с засосом на шее. Его не было сутки, а инстаграм молчал. Юра хотел поговорить с Виктором, но наутро похмельный Никифоров успел разжалобить Юри, и тот уговорил Юру не поднимать этот вопрос, если только Виктор сам не расскажет.

«Надо друг другу доверять», — сказал тогда Юри. Юра поскрипел зубами и согласился. Крис звонил несколько раз, и Виктор всегда выходил в другую комнату, а после возвращался напряжённый и как будто виноватый, лез обниматься, но Юри выворачивался и находил предлог отослать Виктора или уйти самому, а Юра так и говорил: «Никифоров, у тебя вид побитой собаки, терпеть такое не могу, фу». Виктор недоумённо хмурил брови и молча отстранялся. Юра и ревновал, и злорадствовал — так тебе и надо, Никифоров. Юра решил, что лично поговорит с Крисом на Гран-При, а потом устроит Виктору головомойку.

Так он и заснул. Ворочался во сне, снилось что-то дурное, что по пробуждению оставило липкий иррациональный страх. От голода только замутило. Но если не поесть, желудок потом будет болеть. Поэтому он заказал в номер горячей еды, пошлялся из угла в угол, расталкивая вещи и сам не понимая, что и зачем делает, и, плюнув на всё, полез в душ. Разделся, покидал одежду на пол, проверил наличие халата и влез в кабинку. Там он вывернул краны, чтобы вода была почти обжигающей, напустил густого пара, но почему-то жарко не становилось. Вытяжка у них, что ли, такая? Вместо долгого приятного душа, когда смывается усталость длительного перелёта, раздражённость и просто плохое настроение, пришлось быстро ополоснуться и вылезти наружу. Поёживаясь, Юра вышел из кабинки, и его как ледяным холодом обдало. Юра взглянул на зеркало над ванной и замер. На покрывшемся изморозью стекле был нарисован иероглиф. И кто-то невидимый продолжал писать. Черта за чертой. Черта за чертой.

У Юры в животе будто кирпич заворочался. Ноги приросли к полу, он не отводил взгляда, пока невидимка писал, заполнив постепенно всю поверхность зеркала.

Драпанув в комнату, дрожащими пальцами он нащупал в толстовке сотовый и набрал номер Юри. И когда тот поднял трубку — заорал.

Юри примчался через несколько минут. Юра распахнул перед ним дверь, втащил за грудки и поволок в ванную, бормоча:

— Оно там, оно точно там. Я не умею читать иероглифы, ты умеешь. Что за хрень?!

Ванная комната как будто немного нагрелась, и на зеркале не было никаких посланий, только капли воды.

— Я понимаю, как это выглядит! Не смотри на меня так. Я не схуяли паникую! Тут какая-то чертовщина. Сначала этот ёбаный холод как в «Сверхъестественном», когда призраки появляются, я подумал, кондиционер сломался, вызову мастера, а пока пожру, согреюсь хоть так. Блядь, Юри, я, наверное, по-твоему, какую-то пургу несу, но я видел, вот на этом чёртовом зеркале, на этом чёртовом зеркале, — Юра тыкал пальцем в зеркало, и Юри крепко обнимал его и что-то говорил о том, чтобы он успокоился, но какое успокоиться, когда сумасшедшие бабки несут всякую ахинею, а потом эта фигня, а ещё он не хотел орать на Юри, и Виктор мудак…

Испуг немного отступил, и тут пришла злость. Он вдруг понял, как со стороны это выглядело. Двусмысленно. Они разругались, и вдруг он притаскивает Юри к себе в номер, а если тот воспримет это, как неуклюжую попытку развести на секс и помириться.

— Юри, эта хуйня была! Слышишь! Ничего я не придумываю! И я не спятил! Было послание. Было.

А Юри всё кивал, бормотал «успокойся» и оттеснял его в гостиную, к дивану.

— Ты мне не веришь, — Юра как-то позорно всхлипнул. — А может, и глюки. Соседка, с которой меня дед оставлял, когда с собой взять не мог, суеверная была, во всю эту чертовщину с проклятьями верила, в детстве всегда булавку мне на одежду подкалывала, ну знаешь, если изнутри головкой вниз, то от сглаза поможет. Может, и я… у тебя есть булавка?

Он замолчал, когда Юри крепко прижал его к себе и громко, отчётливо произнёс:

— Я тебе верю! У меня тоже было видение. Страшное! — Юри осторожно ощупывал его, вертел, словно проверял, не осталось ли на нём каких меток или других посланий, вновь обнимал и гладил, и Юру начало колотить.

— Веришь, правда веришь?

— Не позволю никому тебя отнять! Юра! Я же… — он обнял Юру за шею и прижался губами к виску. Они сидели так некоторое время, стискивая друг друга в объятьях, а потом Юри потянул Юру в спальню:

— Здесь до сих пор холодно, тебе надо под одеяло, а я посижу с тобой, заказ с едой приму, ты же есть хотел…

Но Юра повис на нём, зашептал: «Не уходи, пожалуйста, не бросай меня, Юри», и, не удержав равновесия, они оба рухнули в постель. Юра полез целоваться, комкая на Юри футболку и цепляясь за ремень на джинсах. Нахуй. Всю эту чертовщину, Виктора, все эти недомолвки, подозрения. Нахуй. Юра ерошил жёсткие волосы Юри, они целовались горячо и влажно, гладили по рукам, по шее, спине: вцеплялись пальцами между лопаток и в поясницу, так, что оставались отпечатки. Юри ласкал и покусывал живот, нежно вёл по внутренней стороне бедра, давая почувствовать, какая горячая рука и чувствительная там кожа. Они словно пытались согреть друг друга, Юра лизал соски Юри, зная, что ему нравится, когда сначала совсем невесомо, а потом прикусить и снова водить и облизывать до изнеможения. И позволял теребить свои, выкручивать кольцо пирсинга. И громко охал, льнул к пальцам, губам, языку.

Юри схватил с тумбочки смазку — хорошее дополнение к аптечке получилось, посмотрел сумасшедшими глазами, повторяя почти беззвучно «как же я тебя люблю», и Юре совсем снесло от этого голову. Он отбросил халат, развёл ноги, подхватывая под коленями, и глаза Юри стали чёрные и обжигающие как угли. Он даже не разделся, только приспустил брюки, схватил и размял ягодицы Юры, растянул дырку, погладив нежные мышцы большим пальцем, и вставил, только успев плеснуть немного смазки, так, без презерватива. Заполнил без остатка и только покачивался, а Юра ездил лопатками по смятой простыне, дрожал, впитывая эти первые мгновения невероятной, тугой наполненности, эти первые секунды смакования, а потом только извивался под Юри, насаживался глубже, ёрзал, помогая Юри найти нужный угол. По позвоночнику текло удовольствие, он тянул Юри за руки, стонал и просил «ещё» и «сильней», самые банальные, самые важные, единственно оставшиеся слова. Почувствовать друг друга сердцем, выбить из головы потустороннюю муть.

Сцепив ноги на пояснице, а руки на шее Юри, Юра буквально повис на нем. Дрожал, прикусывал подбородок, щеку, покусывал губы, затягивал в глубокие поцелуи, от которых кружилась голова, мешая свои и чужие запахи, облизывая рот и едва не кончая от этого: яйца и задница у него от таких простых ласк поджимались как при виде члена с недотраху. Заставляя Юри вздрагивать, громко охать, мычать от удовольствия, стонать долго и протяжно и втрахивать его в матрац, Юра кайфовал. Всё это принадлежало ему. Было его. Каждый звук, капли солёного пота, поцелуи. Простыня и одеяло сбились, подушка упала на пол, спинка кровати билась о стенку, Юра громко застонал, когда Юри толкнулся куда нужно, словно невидимая волна прошлась по мышцам. Так легко, так правильно, так свободно не было уже давно.

Разрядка оглушила, окунула в омут, остались только стук сердца и дрожь во всём теле.

Мокрые и разгорячённые, они валялись рядом, и хотелось смеяться. Юра и рассмеялся, тихо, легко.

— Что? — Юри прищурился, поджал припухшие губы. Щёки у него горели, волосы налипли на лоб, гладкие упругие мышцы блестели от пота. Охуенный.

— Мне хорошо, — честно признался Юра. Юри покусал губу и осторожно спросил, едва касаясь промежности Юры:

— Можно?

Юра растерялся, а потом ухмыльнулся и перевернулся на бок, сгибая одну ногу в колене. Юри тут же поцеловал плечо, лопатку, лизнул позвоночную впадину и ущипнул Юру за ягодицу.

— Эй!

— Прости, не удержался, — и ни капли вины в голосе Юри не было. — Я бы её всю искусал.

Он обвёл чертовски чувствительную дырку и вставил сразу два пальца. Юра вздрогнул. Сжался. Он не понимал, хорошо ему или неприятно. Он глубоко дышал носом и на пробу ещё сжался, и тут застонал Юри. Развёл пальцы до предела, так что из Юры потекло, и даже воздух, соприкасавшийся с анусом, казался слишком…. Слишком. Юри сбивчиво заговорил:

— У тебя тут всё такое красное, нежное, припухшее. И сокращается, когда ты сжимаешься. Можно я, можно…

Юра не успел ответить, язык Юри оказался у него в заднице, осторожно трогая стенки кончиком, собирая сперму и смазку. Юра не удержался, насадился сам и вскрикнул, так чувствительно всё было. Потом Юри просунул пальцы и надавил на бугорок простаты. Юра содрогнулся и стиснулся. Когда Юри вставил снова, Юра ощущал, как наливается кровью чужой член, разбухает, распрямляется, и кайфовал. Он весь растекся, только покачивал немного навстречу бёдрами. Оглушительно хлюпало, в ушах звенело, всё тело было таким податливым и мягким, почти непривычным, и тонкое нежное чувство удовольствия разливалось по венам.

— У меня не стоит, но из члена течёт, как в этих ваших японских мультиках, — пробормотал Юра. Этого с ним ещё не случалось. Было странно. Непривычно. Хорошо.

— Так бывает, — прошептал ему в макушку Юри и заправил прядь за ухо, голос его был хриплый. Он сам весь — на грани. Он вышел, вогнал до упора, и Юра почувствовал, как по бёдрам течёт сперма. Щёки вспыхнули, при следующем толчке как электрический разряд уколол спину, и поэтому он не сразу расслышал голос:

— Эй! У вас тут открыто. И ужин стынет. Юра, ты что, не слышал моих звонков? — В этот момент Юра глухо застонал от очередного толчка и закусил подушку. Кто там ещё? — Юр. С тобой всё в порядке? Юра?..

Быстрые шаги и тяжелое молчание.

— Виктор!

— Никифоров, — с трудом проговорил Юра, находящийся на грани оргазма.

— Вот значит как, Кацуки Юри всё-таки тряпка, всё-таки прибежал, как побитая собака, просить прощения и ласки, а ты блядь, Ю-роч-ка, — ласково пропел Виктор, и из Юры выбило воздух кинутой в него подушкой, а сам он кончил от звука голоса Виктора. Когда перед глазами перестали плясать пятна, он сел на кровати и огляделся. В окружающем беспорядке свет фонарей выхватывал сгорбленную фигуру Юри и столик с ужином, который, видимо, вкатил Виктор, когда вошёл.

— Ну и пусть валит, — зло бросил в дверной проём подушку Юра. Юри обернулся. Вид у него был совершенно потерянный.

— Ты как, Юрио?

— Прекрасно! Лучше всех! Иди сюда, — Юра хлопнул рукой по кровати.

— Надо Виктора предупредить. — Юри заозирался в поисках своих очков. — Надо рассказать, что тут творится.

— Ты про наш замечательный трах? Побежишь извиняться, что без него, как побитая собака?

Юри покачал головой, поправил на себе одежду, пальцами пригладил волосы и сел рядом с Юрой. Обнял.

— Я тебя одного на ночь не оставлю, понял? Я не для того сюда пришёл, — обернулся, нехорошо прищурившись на ванную комнату. Из Юры как будто весь воздух выпустили, и голову повело.

— Тогда надо и на тебя еды заказать.

— Да, закажи, пожалуйста, — Юри уже быстро набирал номер Виктора, догадаться было не сложно.

— Хорошо, — Юра встал, нашёл в ванной очки Юри, наверняка на рефлексе оставил над умывальником. Он прислушивался к отрывистым словам. Юри просил Виктора быть осторожным и говорил что, возможно, чертовщина, как её называют русские, ещё повторится. И пусть он считает его психом, но всё равно будет осторожен. С воинственным видом Юри нажал отбой. Потом обернулся, смущённо улыбнулся и предложил:

— Поедим?

***

Злой Виктор ворвался в номер, пометался, хватаясь то за декоративную вазу, то за журнал с местными достопримечательностями — его он уже знал наизусть, — то за занавеску, вглядываясь в вечерние сизые сумерки, пронизанные дождем и слабо освещенные мотыльками фонарей. И сел на кровать, схватившись за голову. Первая мысль поразила неожиданностью и точностью: Минако была права?

Они как-то пили вместе в Хасецу, и Минако, будучи уже не очень трезвой, разговорилась:

— Знаешь, Юри был влюблен в Юко и переживал, когда она выскочила замуж, — Минако покачала стакан и икнула. — Я намекала Юри на то, что не надо зацикливаться на этом, жизнь-то продолжается, завел бы какой-нибудь кратковременный роман, чтобы отвлечься от переживаний. А он всё отводил глаза да отмахивался. Ну, ты-то меня понимаешь? Шуры-муры, повстречался, потрахался, разбежались.

— Понимаю, — еле произнёс Виктор и залпом опустошил свой стакан. Настроение моментально испортилось. На душе резко стало погано. «Кратковременный роман». А что, если?.. Нет, он отогнал мысль.

Но возвращался и возвращался к ней в минуты, когда у них что-то не складывалось и казалось, всё, тупик, и сейчас вновь вспомнил о разговоре с Минако. Сейчас, когда Юри предпочёл обществу Виктора Юрия Плисецкого. Двое молодых, пылких, соревнующихся друг с другом парней — Виктор не обманывался, он не перестал быть кумиром, но перестал быть соперником. Перед глазами встала картинка: бледный и гибкий Юрка, распластанный на постели, горячий, разомлевший, со спутанными волосами и распухшими губами, и Юри, склонившийся над ним: смуглее, чуть шире в плечах, крепкий и тоже гибкий. Красота, залюбуешься. Он в первый миг и залип. Юри так жадно и бережно входил в задницу Юры, придерживая за бедро; в глаза бросились растянутое кольцо мышц вокруг розовато-смуглого члена, красное, натёртое, и белёсые потёки спермы на коже. Не в первый раз, значит.

Может, вот она, настоящая любовь, забота, прощение, а он так, интрижка, чтобы забыться, после Виктора Юри нашёл Юру и просто ещё не разобрался, что с Виктором у них всё несерьёзно. А может, они боятся ему об этом сказать или жалеют его и как раз сейчас поняли — вот тот самый момент, когда можно разорвать отношения!

Виктор Никифоров не любил, когда его бросали. Виктор Никифоров бросал сам.

Зазвенел телефон. Высветился номер Юрия. Неожиданно после звонка Юри. Ну и что ты скажешь мне, Юрка?

— Ты кретин! Ты не имеешь права так разговаривать с Юри!

Виктор чуть телефон не выронил. Он думал, Юрка из-за себя сейчас гнать будет.

— И вообще, Виктор Никифоров, признай уже честно самому себе, тебе всегда нравилось, как Юри восхищается тобой и готов ловить каждое твоё слово, нравилось помыкать им. Но знаешь, те времена давно прошли, и если ты не готов что-то менять в отношениях, то ничего хорошего из этого не выйдет.

Юра говорил спокойно, жёстко и уверенно. Как пощёчин надавал. Виктор молчал.

— Ты ещё на проводе?

— Да. Я… — что он хотел сказать?

— К твоему сведению, ты напрасно думаешь, что Юри сразу прибежал ко мне, как ты выразился, я сам его позвал, потому что тупо стал бояться оставаться один, — тут Юра замолчал, и Виктор сжал трубку, вслушиваясь в откровения. — Знаешь, — другим, надтреснутым голосом произнёс Юра, — мне стала мерещиться всякая хрень, и я не уверен, что оно не повторится. Думаю, и тебе стоит быть настороже. Будь внимательным и аккуратным и не влипай никуда, Виктор.

И дал отбой.

Виктор откинул сотовый и упал на кровать. Вот так. Теперь вчерашний сопляк учит его жизни. И если совсем уж по-честному, стоит признать, в его словах есть смысл. «Ничего хорошего не выйдет». Уже не выходит, Юрочка, уже. Лучше ему уехать, оставить их одних, пусть отдыхают, а он тут явно лишний. А в Питере можно уже, успокоившись, нормально поговорить и разойтись.

— Не стоит тебе этого делать, поверь, — на японском произнес женский голос за спиной, и Виктор резко обернулся. Охнул и выматерился.

Полупрозрачная черноволосая девушка — избитая, изрезанная смотрела на него со скорбью и болью.

— Ты совершаешь ошибку. И можешь потерять всё, что у тебя есть, если уедешь отсюда.

Виктор вздрогнул, фигура мигнула и исчезла. Виктор приложил ладонь ко лбу. «В этом номере умерла женщина. Её жестоко убили. И теперь это место проклято. Плохое место, много злой энергии. Много…» Пора было выяснить обо всём этом подробнее. Хотя номер не тот, но Юри и Юрка что-то видели. А они трое были в том номере. Виктор выудил из сумки нетбук, открыл поисковик и приложил палец к губе. С чего же начать?

Работал он по привычке с гугл-переводчиком, и нашлось информации немного.

Звали девушку Акико Канеко, двадцать три года, училась в Осаке, приехала в Сирахаму отдыхать с женихом и другом. Была изнасилована и зверски убита Хансом Гобельманом, двадцать шесть лет, боксёр, частые приводы за драки. Он был соседом по номеру и неоднократно сталкивался с Акико и её спутниками, вплоть до скандалов в гостинице. Это немногое Виктор выписал в блокнот и утром, даже не позавтракав, на всякий случай прихватив нетбук со всеми вкладками, направился к Юре. Почему к нему, а не к Юри, он сам не знал. Поговорить было надо. С обоими. Есть шанс, что Юри остался у Юрки. И, скорее всего, он тоже что-то искал.

Юра встретил его заспанный, с опухшими глазами, а в развороченной постели лежал открытый нетбук, и на экране высвечивалась знакомая вкладка.

— А где Юри? — спросил Виктор, бесцеремонно забираясь на кровать с ногами.

— Переночевал и ушёл по делам, — язвительно проговорил Юра и оглушительно зевнул, смазав всё впечатление ершистости и модуса «самооборона». Юра и Виктор посмотрели друг на друга, пристально и растерянно. Виктор покаянно опустил глаза. Он понимал, что виноват и надо извиниться. Извиняться Виктору случалось редко. И в действительно серьёзных случаях. Приходилось признавать — случай серьёзный. Он иногда шутливо говорил Юри «прости-прости», подняв ладони, но никогда не извинялся перед Юркой.

Сам Юрка мялся, явно не зная, куда себя деть и что сказать. Не хотел садиться рядом? Виктор резко опротивел сам себе. Но Юрка вдруг плюхнулся на кровать, едва не отдавив Виктору руку, и как-то так тяжело и понимающе вздохнул, что сразу стало ясно — они думают об одном и том же. Виктора немного отпустило. Он щёлкнул Юрку по носу. Тот заухмылялся, толкнул в плечо шутливо, но ощутимо — Виктор оценил и внезапно осознал, как Юрка вырос. Может, что-то такое отразилось у него на лице, потому что Юрка вдруг притянул для поцелуя, и когда Виктор совсем опьянел от его губ, то отодвинулся и предложил:

— Прежде чем сличать наши умения пользоваться гугл-переводчиком, закажем завтрак.

— Хочу Юрио с маслом и джемом!

— Ещё скажи с хрустящей корочкой, — фыркнул Юрка. Виктор подвигал бровями, и в него полетела подушка. Всё скатывалось в привычные перебранки и возню, и это и тревожило, и расслабляло одновременно. Виктор с жадностью валял и тискал Юрку, щекотал, гладил и даже пару раз смачно хлопнул по заднице, за что получил по рёбрам, пока оба обессиленно не растянулись на кровати, задев ногой нетбук и захлопнув его.

Юрка, отплёвываясь от волос, дотянулся до телефона и заказал завтрак.

— Так, — сказал Юрка, собирая волосы в хвост и стараясь приобрести деловой вид. Виктор, ещё не отошедший и ленящийся брать себя в руки, дёрнул за его хвост, и Юрка глянул злобно, но неожиданно смягчился в лице, в нём появилось лукавство, и одними губами произнёс «потом». Виктор с ног до головы обдало жаром, пот скользнул под футболкой по позвоночнику. Чтобы переключиться он спросил:

— Может, Юри позовём? Или позже расскажем? — слишком торопливо предложил Виктор и ощутил досаду за эту торопливость. Ему хотелось побыть с Юркой, но Юри имел право знать. Как будто они исключили его из своего клуба. Виктор соскучился по Юри, но и им стоило поговорить начистоту, а значит, наедине.

— Юри уже умчался проводить своё расследование, — не заметив, кажется, его скомканной фразы, Юра подтянул к себе нетбук и открыл.

— Опрашивать персонал? Они могли ничего не знать и вообще смениться. Даже если повезёт найти тех, кто дежурил в тот день…

— Нет, — отмахнулся Юрка, — Юри пошёл искать ту старуху, что нас по приезду стращала.

— Думаешь, она что-то знает?

— Если да, то Юри из этой карги всё вытрясет, — нехорошо усмехнулся Юрка. — Кацудон кому угодно вотрется в доверие, расположит к себе и вытянет душу.

— Эй, я думал, это моя прерогатива! — обиженно воскликнул Виктор, успевший поднять свой блокнот и нетбук с пола.

— Рядом с тобой все ссутся от восторга и теряют последние мозги, — закатил глаза Юрка, высунув язык в знак отвращения. Виктор шлёпнул его блокнотом по голове.

В основном они лазили по одним сайтам, Юрка ещё пролистал фейсбук, где жених сообщил о кончине Акико, и страницы этих двоих «друзей». Когда Виктор спросил, почему Юра показал кавычки пальцами на слове «друзья», тот заметил, что до смерти Акико они на всех фото всегда втроём. И сложно понять, кто жених Акико и вообще кто кому пара.

— Да, — задумчиво протянул Виктор, — мне тоже показалось странным, что эти трое взяли трёхместный номер, а не двух- и одноместный. Думаешь… они как мы? — Виктор запнулся. Навалился страх, что может не стать этого «мы». Из-за невменяемого сталкера. Или вообще случайного происшествия. Авария, самое банальное. Нет уж, умирать, так вместе. И тут же стало стыдно за свой эгоизм.

— Эй, Витя, ты чего?

Виктор притянул Юру к себе и обнял. Блокнот куда-то свалился с коленей.

— Она и к тебе приходила? — догадался Юра. — Юри мне про свою встречу рассказал. Жуть.

— Да. Юр. Прости. За всё. Я никогда вас не брошу.

— Ну хватит тут сопли разводить, старпёр, — Юра оттолкнул его, но в глазах, зелёных, как трава, Виктор уловил испуг. И облегчение пополам с сомнением.

— Я тоже испугался, — признался Виктор. Он не хотел пугать Юру, но хотел честности. С момента того недоразумения с Крисом и фанатками ему надоело умалчивать, чувствовать себя виноватым, юлить. И понимал, почему Юра позвал Юри, а не его, Виктора Никифорова, всего такого замечательного, что аж противно.

Это по-своему было больно, обидно, завидно и всё вместе бессмысленно, потому что совершенно ясно: Юри в тот момент и — вероятно — вообще ближе к Юре. У Виктора и Юри были кольца и много нежных и трогательных моментов на двоих. Они вошли друг в друга, как река в море, и кто был рекой, а кто морем — поди разбери, но как кусочки пазла сошлись именно Юри и Юрка. Аверс и реверс. Инь и ян. Как жарко Юра целовал Юри на вечеринке у Гоши и с искренним изумлением утирал тыльной стороной ладони распухшие тёмные губы, когда Виктор их застукал. Возбуждение, вина и ни капли сожаления — вот что было в его глазах.

С Юрой Виктор сходился тяжелее всего и тяжелее всего от него рвало башню. Юри влился в жизнь Виктора свежим бризом и новыми чувствами, был как саке и звёздное небо, отражающееся в глазах. А Юра был как снег за шиворот, острый перец и водка. Ударил по мозгам и вышиб их нахрен. Словно в один момент его заклинило на Юре, Юре, с которым катался на одном катке под вопли Фельцмана и шуточки Милы. С которым вместе пил какао в кафе и которому заплетал косы, потому что Миле свои волосы Юра не доверял. Как манипулировал, подбадривал, радовался успехам, немного завидовал, а потом у него встало на тонкий прогиб в спине и округлые и одновременно тощие ягодицы. И злое острое лицо, будто подсвеченное изнутри всеми теми бурлящими эмоциями. Лицо удивлённое и влюблённое в свете раннего утра под снегопадом, когда он сказал: «Хорошо, попробуем втроём».

Всё это пронеслось в голове Виктора, пока Юра принимал от прислуги столик с завтраком.

— Знаешь, мне кажется, я видел эту девушку и их приятеля. Судя по записям в фейсбуке, они фанаты фигурного катания. Акико и Жерар, друг-француз, подходили к нам с Юри за автографами и совместными фото. Мы ещё с Юри спорили, пара они или нет. А сейчас ни одной совместной фотографии с японцем, как его, Такеши. Помню ещё, Кацудон шутил, что мы можем поставить на заключительном шоу любовь двух разных наций, — пока Юра всё это говорил, он дул на чашку с шоколадом. Потом ногой опрокинул Виктора на кровать, задрал ему футболку и тонкой струйкой полил на живот густую массу. Виктор заорал, больше от неожиданности, хотя было горячо, очень. Он замер, шоколад стекал по животу на кровать, а Юра пил из чашки, из которой только что поливал его. Спокойно отставив чашку и поддёрнув штаны, он влез на кровать, бормоча «всегда хотел сравнить вкус». Изогнулся, склоняясь над Виктором, и лизнул шоколадный потёк. У Виктора моментально встал, как у подростка, сильно и больно.

Юра открыто улыбнулся, сжал стояк крепкой ладонью и лизнул ещё раз вокруг пупка. Вылизал всего, зараза, а Виктор боялся пошевелиться, хотя было и приятно, и немного больно. Потом Юра скинул с себя футболку, а с Виктора стянул штаны с трусами и потянулся вверх, навис, копаясь под подушкой, что-то — да ясно, что — ища. Подвеска болталась у лица, и Виктор поймал губами, лизнул, прикусил её, а потом пальцами нащупал сосок с пирсингом. Холодное колечко и нежный теплый сосок. Крышесносное сочетание. Виктор погладил, и Юра упал на него. Зашипел, упираясь лбом в плечо, и куснул.

— Злюка, — поддел Виктор, оглаживая соски подушечками пальцев — Юра очень удачно его собой придавил.

— Ещё какая, и к слову, эта злюка собирается тебя поиметь, — сладко пропел Юра и протиснул пальцы между ягодиц Виктора, погладил. — Твоя нежная задница перенесёт это?

Издевался, засранец. Хорошо, Виктор успел сходить в ванную.

— Милый, у тебя пока не такой размер, — серьёзно произнёс Виктор, получил тычок в бок и засмеялся. Юра сполз на колени, задумчиво посмотрел на стояк, нагнулся и лизнул с видом «что тут за конфета?» Виктору конфетой быть понравилось, продёрнуло жаром только так. Юра пососал головку, прижимая её губами, а потом целиком взял в рот, ведя кончиком языка вдоль вены. Ох. Какой же у тебя рот, Юра, мягкий, горячий, влажный, совсем не такой, когда отпускает колкости и ругательства.

— Ну как, — задыхаясь, спросил Виктор, — что вкуснее, шоколад или…

— Ты.

И вот тут Виктор впервые за долгие годы вспомнил, каково это — краснеть. Нет, он не сомневался в ответе, но как было сказано! Резко и грубо, с волнующей хрипотцой в голосе.

Виктор распластался на кровати, раскинул руки и повёл бёдрами:

— Бери меня всего, детка, — он похабно облизнулся.

— Блядь, Никифоров, ну нельзя же так, у меня сейчас всё упадёт, — выругался Юра, но бугор в штанах говорил об обратном. Он перевернул Виктора на живот, и тот лёг грудью на постель, встал на колени и отклячил зад.

— Так лучше? — Он повернул голову в сторону, скосил на Юру взгляд и усмехнулся. У того был такой вид… забавный. «И это всё моё!» и едва носом кровь не хлещет.

Пальцы раздвинули ягодицы, влажные, твёрдые. Холодок побежал по позвоночнику, а за ним жар и снова холод-жар. Юра сделает это? Пальцы, просунутые в дырку, разводили её широко, почти больно, а язык у Юры оказался длинный и настырный, Виктор закусил кулак, чтобы не застонать. Расслабленный язык прошёлся вдоль промежности до яиц, облизал их и вновь ввинтился в зад. Виктор взбрыкнул. Губы обвели дырку, слегка царапаясь обветренной кожицей. Дрожь мелкой волной начала подниматься с ног. Юра просунул ещё палец и стал дрочить. Пошло хлюпало, зубы смыкались то на ягодице, то на бедре, Виктор дышал и кусал нижнюю губу. Хорошо, но мало. Ладонь сжалась на члене, и Виктор неосознанно толкнулся, давя стон. С головки текло, он чувствовал щекотные капли, которые выдавливал Юра, с оттягом проводя по члену вниз-вверх.

— Почему ты молчишь? С Юри ты хоть иногда себя отпускаешь, со мной никогда, — горячо прошептал Юра на ухо, потерся щекой и лбом, как кот, и сильнее развёл пальцы в заднице. Липкими от смазки Виктора пальцами накрыл его рот и надавил на него, раскрыл, царапнул нижнюю губу. Собственный вкус Виктору не нравился. — Кричи.

Виктор зарылся щекой в подушку, на глаза упала чёлка, он весь напрягся, выдохнул сквозь зубы, сжимая ягодицы. Смазка потекла по бедру. Юра растёр её по коже, приласкал Виктора изнутри, вынуждая охнуть. Ну как объяснить мальчишке! Душещипательные истории в кровати во время секса это и глупо, и мерзко, он не хотел вспоминать, но картины из прошлого сами навалились потоком. Вот ему шестнадцать, и он влюблён как последний дурак. Объекту его влюблённости — парню — на год больше. Они жарко зажимаются по углам, петтинг, разок дрочка, пока у Вити дома не образуется вечер без родителей, и они сразу этим пользуются. Виктор снизу, его партнёр молчит, трахая его, а ему так хорошо, просто от того, что они наконец вместе, что он извивается, лезет целоваться и не сдерживается — орёт как мартовский кот. Злые слёзы наворачиваются на глаза, когда как наяву Сергей унизительно обзывает его пидовкой и дрянной членодевкой, визжащей как свинья. Виктор ещё два года ни с кем не мог, а когда снова стал трахаться, поначалу не мог выдавить из себя ни звука, запрещал сам, а потом тело противилось. Только с Юри отпускало время от времени.

— Блядь. Я этого Сергея уебу. Зубы выбью и вобью ему палку в задницу, чтобы кричал, как ему это понравится. А он будет кричать, я заставлю.

— Что? — Виктор часто заморгал. Он это рассказал вслух? Он судорожно всхлипнул. В носу кололо, глаза мокрые, вот блядский ёж.

— То. Забудь. Ты с ним или со мной сейчас? — Юра шептал зло, сдавлено и горячо, навалившись всем телом, обнимая руками. Потом развернул на спину, утёр глаза ошеломлённому Виктору и поцеловал, нежно и неистово. Когда дыхание кончилось и повело, а глаза уже не щипало, они остановились, и Юра усмехнулся.

— Мне нравится орать мартовским котом. Юри это голову сносит. Да признайся, и тебе тоже. Думаешь, я дрянная членодевка? — со злой иронией спросил Юра. Нет, конечно, нет. Виктор сдавленно рассмеялся.

— Это нечестный ход.

— Как раз-таки честный и логичный. Включи голову, Никифоров, и хватит себя жалеть. Ори!

Юра резко толкнулся, задирая Виктору ноги, и тот громко охнул. Юра покачался, входя до упора, потом резко вышел и вошёл длинным глубоким движением. Ткнулся туда, куда нужно, и Виктор застонал. В груди как узел развязался, на глаза навернулось мокрое, ну и пусть, Юра хотел, сейчас, и этого сейчас было достаточно. Выгнувшись, Виктор громко протяжно застонал, и это был новый странный звук, от которого член дёрнулся и по всему телу как разряды электрического тока прошлись. Юра лег на него и двигался мелкими толчками, целуя Виктору шею и тепло шепча: «Вот так, хорошо, звучишь хорошо, давай ещё, Никифоров». Виктор ощутил себя мальчишкой под взрослым мудрым партнёром, и он обнял Юру за спину, расслабил горло и застонал, сначала тихо, потом всё громче, и вот уже Юра беспорядочно долбился в него, а у Виктора саднило в горле и в заднице и горела вся кожа. Зажатый член пульсировал, Виктор с силой сжимал волосы Юры, и когда успел отрастить? Стригся же недавно, каре, длинная шея открыта, и так удобно её прикусывать, и что ж ты, Юра, так удачно попадаешь по нервам, ему стыдно так орать, с надрывом, протяжно, с облегчением, выплёскивая застарелую боль. Юра на нём содрогнулся, замычал, и задрожал, и вскрикнул, когда Виктор ущипнул его за задницу.

Так хорошо, что даже додрачивать себе было лень. Виктор потянулся рукой к члену, но Юра отбросил её, сполз вниз, надавил на вход пальцами, проникая внутрь, раздвигая и сгибая их. И Виктор почувствовал костяшки, и как из него течёт, а губы смыкаются на головке, и его выгибает. Он вибрировал, в копчике и в пояснице стреляли сладкие спазмы, бёдра мелко тряслись, он невольно зажал себе рот ладонью и тут же отбросил её и заорал, толкаясь в рот Юры, сжимая его пальцы в себе, комкая в кулаках простыню и разбросав ноги как последняя блядь.

Юра вылизал его член, от губ потянулась ниточка слюны, и Виктор поймал её подушечками, вымазал влагой распухшие яркие губы, и Юра облизал их и кончики пальцев, глядя мутными сытыми глазами.



— Хорошо звучу? — тихо рассмеялся Виктор. Юра подложил ладони под подбородок, упираясь в живот Виктора, и ухмыльнулся.

— Надо повторить для закрепления успеха.

— Тогда позавтракаем пока?

Юра вздохнул, перевернулся на спину, растягиваясь рядом.

— Мне хватит.

— А я вот зверски голоден, — Виктор сел по-турецки, жадно глянул на поднос с едой. — Юр.

— М-м-м? — Юра выписывал круги на его бедре указательным пальцем.

— Спасибо.

Палец замер. Юра глянул удивлённо. А потом широко улыбнулся.

***

Стон Виктора вибрировал где-то в затылке, опускался в солнечное сплетение и отдавался в пах. Юри сжимал кулак, занесённый для того, чтобы постучать в номер Юры, и не знал, что делать. Обычно в Питере у них не возникало проблем, чтобы войти в спальню, когда там уже кто-то уединился. Что-то спросить, взять нужную вещь и уйти, посмотреть, присоединиться. Но отчего-то Юри сейчас чувствовал себя лишним. Вспомнилось, чем закончилось дело, когда Виктор вошёл во время секса с Юрио. Кажется, он понимал сейчас реакцию Виктора. Лишний. При Юри Виктор так не стонал, кричал даже, сочно и низко, и совсем не украдкой — и столько удовольствия и невиданной доселе чувственности было в его голосе, что Юри невольно возбудился. И разозлился. Почувствовал сильную досаду. Виктор всегда читал Юрио как открытую книгу, и вот сам Юра смог добраться до настоящего Виктора, который вот так… будда Амида! Он отшатнулся. Эти двое явно не думали о соседях. Ладно, Юрио плевал на чужое мнение, а Виктор всегда был эгоистом, но есть же всему предел!

Хотя о чём это он. Только не у этих двоих. Это Виктор предложил всем троим встречаться. Юри тоже хотел предложить, но сначала понять реакцию Виктора, но в голубых как васильки глазах нельзя тогда было прочесть ни одной эмоции. Сияло солнце, падал снег, заполошно билось сердце, вид у Юры был воинственный и потерянный, Юри чувствовал неуверенность Юры, и так хотелось его обнять. Виктор тогда даже мнения Юри не спросил. Он думал — по нему и так понятно, что согласен, но, может, Виктор просто с ним не считался? Он любил повторять: «Восток — дело тонкое» и «Загадочная японская душа». Как будто русская более понятная! Но им с Юрио, конечно, комфортнее. Они давно друг друга знают, понимают подчас без слов, и им явно удобнее говорить на русском. Юри пытался учить язык, но до сих пор ему проще было на английском. И выучить японский так, как Юри русский, они не старались.

Юри отшагнул от двери. Развернулся и разжал кулак. Дыхание вырывалось из лёгких хрипами, он тяжело дышал, и нет, он не хотел плакать от обиды, он хотел кричать от злости.

Спустившись на свой этаж, он со второй попытки открыл дверь номера, пнул кресло и упал в спальне на кровать лицом в подушку.

— Виктор…

Он поддерживал его на Гран-При в Барселоне. И потом — тоже. Он был непонятный, но близкий, свой, родной. Юри эгоистично пользовался его поддержкой, его душой нараспашку, его связями в конце концов. А что он сам дал Виктору? В личном плане? Юри не мог найти ответа. Всё казалось мелким, незначительным. Трамплин, чтобы стать тренером? Пройденный этап. Отдых от фигурного катания и поиски вдохновения? Тоже в прошлом. Стал ли Хасецу ему вторым домом? Он говорил о шикарных источниках и вкусной еде, но никогда — о людях. Говорил «люблю пляжи» и всегда добавлял «крики чаек напоминают Питер». Тогда Юри думал «Хасецу ему стал близок», а сейчас, что Виктор просто тосковал по дому, если задерживался где-то надолго, а в Хасецу ездил как в бесплатный пансионат, и там его всегда пытались удержать подольше. Его там любили, хороший сервис, тихое место, никто не докучает. Родители только порадовались за Юри, когда он сказал, что нашёл любимого человека. Они боялись, что Юри останется одиноким холостяком. «Ютопией» всё равно занималась Мари, и ей он перейдёт по наследству. Может, Юри стоило найти приличную тихую девушку, настругать детей, помогать Мари с «Ютопией» и не маяться хернёй?

Но для Юри Виктор и Юрио не были «хернёй». А он для них?

Виктор упрекал его, Юри, что позволяет Юрке вертеть собой как угодно, интересно, а осознавал ли Виктор, что Юра и от него добивается всего, чего захочет? С тоской Юри признавался самому себе, что всегда завидовал Юре, уж слишком легко тому удавалось располагать к себе окружающих: Мари и Юко от него без ума уже давно. А сколько у него поклонниц! Леруа явно напрашивался в друзья. Суровый Отабек сам предложил Юре дружбу и терпел все его выходки: после финала в Барселоне, смог бы Юри грузить друга своими надуманными проблемами, друга, который остался в шаге от бронзы, а надеялся на золото, которое заполучил Юра? Скорее всего, нет, совесть не позволила бы. А для Юры в порядке вещей. Юри испытывал неловкость, глядя на показательное выступление Юры, но больше всего его беспокоила реакция Виктора. В гостинице Виктор схватил за локоть Юру и отвел в угол, где они долго орали друг на друга, наплевав на окружающих. Виктор настаивал, что тот не должен был так поступать: вот эта отсебятина — прямое неуважение по отношению к тренеру и хореографу. Юри уже немного научился понимать его и догадался, что поставленное в один ряд с «Агапэ» выступление Юры Виктор воспринял как личное оскорбление. Ещё Виктор ходил поговорить с Отабеком, но вернулся на удивление тихим и больше про Юрину показательную старался не вспоминать. Только сказал, хорошо, что у Юрки появился такой толковый друг. Так что Юра всегда делал, что хотел, и получал, что хотел, в том числе и всяческую поддержку от друга. И друга ли? Может, там все не так просто.

Напряжение между ними тремя началось не вчера. Эта история с Крисом совпала с откровением про Отабека. Почему Юра провёл лето у Отабека и ни словом не обмолвился об этом, хотя должен был быть у деда в Москве? Это случилось за день до того, как Виктор утром пришёл пьяный от Криса. Юри случайно подслушал разговор Юры и Отабека по скайпу. Отабек передавал от своих привет и упрекал, что за три года тот мог бы хоть на недельку летом вырваться, один раз он же пережил без этих двоих и Хасецу. Складывать два и два Юри умел. У него тогда сердце оборвалось, и весь вечер неприятный кислый привкус во рту стоял. Юра их обманул. Виктору Юри не стал рассказывать о подслушанном, и так хватало поводов для ругани. Зачем Юра соврал? Почему? Всё это скопом, все эти сомнения, смутные подозрения и догадки давили на Юри. Он несколько раз намекал Юре про те каникулы, все надеялся, что вот сейчас он расскажет правду, и всё наконец прояснится. Хотя бы с ним, если не с Виктором. Но только копил горечь в сердце, снова и снова получая в ответ отговорки про лето в деревне у деда. И, если совсем начистоту, стоило признаться самому себе, что когда он говорил Юре про Виктора «надо доверять друг другу», дело было не только в Викторе. Он намекал Юре, что никто не упрекает его за секреты и странное поведение, и, возможно, сам себя пытался убедить, что вот он Юре доверяет, а у самого, как говаривал Виктор, «на душе кошки скребли». Они и сейчас скребли.

От всех этих мыслей и воспоминаний разболелась голова. Юри нашарил в чемодане таблетки, запил водой из-под крана, уставился в зеркало — выглядел он больным и измученным. Разговор с госпожой Фуджимия вымотал его. Старая... дева, которая любит нагонять туману и мучить абстрактными зловещими фразами. Юри машинально зачесал волосы назад, снял очки — мир тут же расплылся на кляксы — и дошёл до кровати. Его пошатывало. Он упал на постель, подтянул колени к груди и вырубился.

Проснулся от холода. Чугунная голова мерзко ныла, обрывки недавних мыслей вспыхивали отдельными словами, и сердце от них ёкало. А ещё Юри ощущал чужое присутствие: противный озноб тёк по затылку и шее, приподнимая волоски. Он взял очки с тумбочки, они покрылись изморозью. Изо рта вырывались облачка пара. У окна пульсировала чёрная тьма, пронизанная светлыми прожилками. Из неё проступали части тела: протянутая рука со сломанным большим пальцем — из него торчала кость, ступня в ссадинах и синяках, девичье бедро в разорванном платье, и наконец показалась вся девушка.

Юрио при нём начинал интернет-поиски, и Юри знал, что девушку зовут Акико. Остальную информацию Юра обещал рассказать, когда он вернётся. Это было утром, а сейчас солнце клонилось к закату.

— Ты! Сомневающийся в любимых дрянной мальчишка! — зловеще прошептала Акико, откинув голову назад и сверкая глазами. Юри сжался, ноги и руки задеревенели, и дышать стало сложно. Обручальное кольцо впилось в кожу, и он вспомнил. Госпожа Фудзимия не знала убитую и, неодобрительно качая головой, заявила, что вряд ли что-то может сообщить о ее жизни. Госпожа Фудзимия была медиумом, интуитивно ощущала эмоции духов, и в разговоре с ней, продираясь сквозь «отрицательные эманации» и едкий дым из мундштука, Юри уяснил две вещи. Во-первых, встреченный ими призрак не может спокойно отправиться в мир иной, потому что ее здесь держит незавершенное дело. И во-вторых, возможно, она пытается обратить на себя их внимание, чтобы попросить о помощи. Видимо, они её чем-то привлекли.

Спасибо, госпожа Фудзимия.

Юри ещё сильнее сжал ладони, глубоко вдохнул и выпалил:

— Акико! Зачем вы нас пугаете? Хватит уже этих детских страшилок! Скажите, чего вам нужно? Помощь? Мы можем вам чем-то помочь?

Акико перестала светиться, глаза потухли, развевающиеся волосы опали неряшливыми прядями на плечи. Она выглядела жалко. Юри на мгновение устыдился своего окрика, но ему нужно было выяснить, почему и зачем их преследует Акико.

Она всхлипнула.

— Вы так похожи на нас троих. Мы любили друг друга. И как вы, рассорились в этой проклятой гостинице, — слёзы текли ручьём из глаз Акико, разбитый рот кривился.

— Расскажите, что у вас случилось. Садитесь, вон кресло, и не плачьте, у меня нет призрачного носового платка, — Юри смущённо развёл руками, и Акико бледно улыбнулась, утирая глаза.

— С Хансом Гобельманом, — лицо Акико скривилось, — с моим убийцей мы столкнулись ещё при посадке в самолёт. Он отпустил Такеши сомнительный комплимент… Знаете, Такеши у меня очень красивый, фотомодель, и европейцы могут принять за девушку… Такеши бисексуален, он любит и женщин, и мужчин, как и Жерар, как и я. Знаете, я встретила Такеши, когда рассталась с девушкой, и меня привлекла эта женственность, но он только с виду хрупкий и робкий, в душе он настоящий самурай!

Юри слушал, не прерывая Акико. Ей явно хотелось выговориться.

— Ну так вот, — взгляд из влюблённого у Акико стал жёстким, — Жерар заступился за Такеши: тот предпочитает игнорировать всякое хамло, да он и привык к такой реакции, а Жерара это злило. Ханс Гобельман с ним едва не подрался, заметил, что, видимо, Жерар «трахает эту красотку», раз так реагирует, и зачем им ещё одна девка, если они не знают, куда ей присовывать, — голос Акико дрожал от гнева, она не боялась слов, не пыталась их смягчить, не стеснялась. Всё в ней бурлило от негодования, и слова требовали быть самими собой. — Мы с Такеши насилу их развели. Нас ведь и из самолёта попросить могли.

— Мне очень жаль, — пробормотал Юри, стягивая с лица очки. Фигура Акико расплылась, но смотреть на неё и слушать одновременно было невыносимо.

— Мне тоже жаль. Но жалеть бессмысленно... Вам противно на меня смотреть?

Юри вздрогнул.

— Больно.

— Запомните это чувство. Оно в стократ вернётся к вам, если вы потеряете своих любимых.

В горле у Юри пересохло. Он полуосознано расправил плечи и скрестил руки. Нахмурился.

— Это угроза?

— Предостережение. Я могу улавливать эмоции и чувства людей, очень близко к чтению мыслей. Вы все трое на перепутье. Столько негатива и отчаянья… — голосок Акико задрожал. — Вы напоминали мне нас, я злилась и пугала вас… Простите меня. — Она вздохнула.

— Не надо извиняться, — смутился Юри, — мы и вправду… Это вы нас простите.

— Прощаю. И… — Акико замялась.

— Вы хотели о чём-то попросить? — подтолкнул он. — Вы рассказывали вашу историю.

— Да. Судьба испытывала нас. Мы поселились в одной гостинице и в соседних номерах. Ханс как будто задался целью извести нас. То посылал цветы и вино, то оскорблял при встрече. Мы все подарки возвращали, но он не прекращал свои издевательства. Подсаживался в ресторане за столик и интересовался, какого цвета бельё на нас с Такеши и не жирно ли будет Жерару ублажать двух красоток сразу. Такеши предлагал сменить гостиницу, я считала, что он и там нас найдёт и нужно обратиться в полицию, Жерар считал, что надо устроить господину Гобельману «встречу» и вместе с Такеши объяснить, как тот неправ. Жерар вырос на улице и умел драться, Такеши занимался айкидо, но этот немец был огромным и не раз походя демонстрировал свою силу и хвастал своими победами в боксе. Я боялась, что он изобьёт Жерара и Такеши. Такеши настаивал на мирном решении, предлагал вообще прервать поездку и уехать, забыть как страшный сон. Они с Жераром страшно поругались из-за этого. Жерар считал, что око за око, зуб за зуб. Такеши сдался, согласился поддержать идею Жерара, но потом собирался уехать домой и забрать меня…

Она замолчала, обняла себя за плечи и взгляд её остекленел.

— Продолжайте, — произнёс Юри тихо, почти одними губами. Акико кивнула. Передёрнулась. Зажала рот рукой. Сбивчиво заговорила придушенным голосом.

— Ханс Гобельман принял предложение о… о встрече. Когда Жерар и Такеши ушли, я осталась в номере. Не находила себе места, очень волновалась и не сразу поняла, что уже не одна. Он напал сзади, оглушил, потом завязал рот моим же шарфом, чтобы я не могла кричать. Он бил и резал меня, говорил всякие мерзости, — Акико схватилась руками за голову, замотала ею, затараторила, — а потом он меня насиловал, долго, несколько часов, не знаю, говорил, вот так надо обращаться с потаскухами, спящими с двумя мужиками, а я плакала и молилась, чтобы Жерар и Такеши вернулись, а ещё я боялась, что Ханс убил их, ублюдок, у-ублюдок! — она закричала, глотая слёзы, и Юри инстинктивно подскочил, попытался схватить Акико за плечи, обнять, успокоить, но руки прошли сквозь неё, и он опомнился.

— Акико! — громко позвал он, и она замерла. Опустила руки и подняла на него взгляд. Зашептала:

— Он ушёл, я была ещё жива. Не знаю, сколько я так пролежала, то теряла сознание, то приходила в себя. Жерар и Такеши вернулись. Я хотела им сказать, что люблю их, что они не виноваты, что так хорошо, что они живы, что… они есть друг у друга. Но не успела. Гобельман разрушил нашу жизнь. Жерар и Такеши вместе организовали похороны, вместе дали показания в суде против Гобельмана, но при этом разорвали личные отношения.

Акико надолго замолчала, а сознание Юри пульсировало алым «они есть друг у друга».

— Связь с ними до сих пор держит меня здесь. Они разошлись. Но я чувствую, что любовь в них ещё жива. Пожалуйста, господин Юри, передайте им, передайте Жерару и Такеши моё послание.

Она сцепила руки на коленях и пристально, почти воинственно посмотрела на Юри. Он наощупь нашёл телефон, открыл заметки и сказал:

— Я запишу. Обещаю, я, мы… передадим послание.